Болид - Верн Жюль Габриэль - Страница 12

• Предыдущая
• 12/43
• Следующая

На этот раз его не заметили ни мистер Хадлсон, ни мистер Форсайт. Не важно! Они не сомневались, что речь шла именно о том болиде, о котором они сообщили в две обсерватории.

— Наконец-то! — закричал один.

— Наконец-то! — закричал второй.

Какова же была их радость! Но легко понять, каково было также и их разочарование, когда на следующий день газеты сообщили дополнительную информацию:

Если какой-либо континент и может гордиться одним из составляющих его государств, как отец гордится одним из своих детей, то это, безусловно, Северная Америка. Если Северная Америка и может гордиться одной из своих республик, то речь идет, разумеется, о Соединенных Штатах. Если соединенное государство и может гордиться одним из своих 51 штатов, звезды которых сверкают в углу федеративного флага, то гордится оно, несомненно, Виргинией и ее столицей Ричмондом. Если Виргиния и может гордиться одним из своих городов, омываемых водами Потомака, то только городом Уэйстоном. Если вышеупомянутый Уэйстон и может гордиться одним из своих сыновей, то это связано с громким открытием, которому суждено занять достойное место в астрономических анналах 20-го столетия!

Разумеется, в самом начале все уэйстонские газеты, не говоря уже об изобилующих в США изданиях, выходивших ежедневно, три раза в неделю, каждую неделю, через день и один раз в месяц, поместили восторженные статьи о мистере Дине Форсайте и докторе Хадлсоне. Разве лучи славы, в которых купались эти два знаменитых гражданина, не падали и на сам город? Кто из жителей не ощущал себя причастным к ним? Разве отныне имя Уэйстона не будет неразрывно связано с этим открытием? Разве оно не будет вписано в муниципальные архивы наряду с именами двух астрономов, перед которыми наука останется в неоплатном долгу?

Пусть читатель не удивляется и поверит нам на слово, когда мы скажем ему, что в тот день население шумной и восторженной толпой направилось к домам, расположенным на Моррис-стрит и Элизабет-стрит. Нет нужды говорить, что никто и понятия не имел о соперничестве, разгоревшемся между мистером Форсайтом и мистером Хадлсоном. Для объятой восторженным энтузиазмом толпы они существовали как одно целое. Никто не сомневался, что в подобных обстоятельствах оба астронома действовали сообща. С течением времени их имена станут неразлучными. Пройдут тысячелетия, и, возможно, будущие историки не преминут заявить, что речь идет об одном-единственном человеке…

Но тогда было очевидным лишь то, что при радостных криках толпы мистер Дин Форсайт был вынужден появиться на галерее башни, а мистер Стэнли Хадлсон — на площадке донжона. Отвечая на громогласные крики «ура!», обращенные к ним, каждый в знак признательности отвесил поклон.

Однако проницательный наблюдатель не мог не заметить, что радость их была чем-то омрачена. Над триумфом, словно туча над солнцем, нависла тень. Один из астрономов бросал косые взгляды на башню, второй — на донжон. Каждый из них видел, как соперник отвечает на приветствия уэйстонской толпы. Им помогали в этом зрительные трубы. Кто знает, вероятно, если бы зрительные трубы были заряжены, они бы принялись палить! Взгляды, ставшие средоточием ревности, могли бы превратиться в пули!

Впрочем, Дина Форсайта приветствовали так же горячо, как и доктора Хадлсона. Одни и те же горожане собирались поочередно у обоих домов.

Но какими словами обменивались во время этих шумных оваций Фрэнсис Гордон и служанка Митс, с одной стороны, и миссис Хадлсон, Дженни и Лу — с другой? Предвидели ли они печальные последствия, которые вызовет сообщение, посланное в газеты обсерваториями Питтсбурга и Цинциннати? То, что до сих пор хранилось в тайне, стало явным. Мистер Форсайт и мистер Хадлсон, каждый сам по себе, открыли болид, а учитывая совпадение дат, следовало признать, что речь идет об одном и том же метеоре. И поэтому не приходилось ли ожидать, что каждый из них будет претендовать если не на вознаграждение, то по меньшей мере на честь сделанного открытия, что, в свою очередь, приведет к прискорбному разрыву отношений между двумя семействами?

Очень легко представить и понять чувства, которые испытывали миссис Хадлсон и Дженни, глядя на ликующую толпу, собравшуюся около их дома. Они смотрели на эти проявления радости, укрывшись за шторами, висевшими на окне. И хотя доктор появлялся на площадке донжона, его домашние воздерживались выходить на балкон. С тяжелым сердцем думали они о последствиях заметки, опубликованной в газетах. Если мистер Форсайт и мистер Хадлсон, движимые нелепым чувством зависти, оспаривали метеор, то не встанет ли публика на сторону того или другого астронома-любителя? У каждого из них имелись приверженцы. В разгаре страстей, охвативших город, в гуще волнений, которые, возможно, вспыхнут в недалеком будущем, каким окажется положение обоих семейств, положение будущих супругов, этих Ромео и Джульетты, когда научный спор столкнет между собой Капулетти и Монтекки американского городка?

Что касается Лу, то она пребывала в ярости. Ей хотелось открыть окно и обрушиться с горькими упреками на всех собравшихся. Она жалела, что в ее распоряжении не было пожарного шланга, чтобы окатить толпу и потопить крики «ура!» в потоках холодной воды. Матери и сестре с трудом удавалось усмирять чересчур законное негодование девочки.

Не менее напряженная обстановка царила и на Элизабет-стрит. Фрэнсис Гордон охотно послал бы к черту всех этих восторженных почитателей, которые могли усугубить и без того отчаянное положение. Сначала он намеревался подняться наверх к дяде, однако не сделал этого, опасаясь, что не сумеет скрыть испытываемую горечь, и позволил мистеру Форсайту и Омикрону красоваться на башне.

Подобно тому как миссис Хадлсон приходилось сдерживать нетерпение Лу, Фрэнсис Гордон был вынужден усмирять гнев добрейшей Митс. Митс хотела разогнать толпу. Можно не сомневаться, что инструмент, которым она каждый день ловко орудовала, превратился бы в ее руках в грозное оружие. Впрочем, угостить ударами метлы людей, пришедших вас приветствовать, было бы чересчур жестоко, и племянник вмешался ради интересов дядюшки.

— Но, господин Фрэнсис, — воскликнула старая служанка, — разве эти крикуны не сошли с ума?

— Я склонен полагать, что да, — ответил Фрэнсис Гордон.

— И все из-за какого-то булыжника, гуляющего по небу!

— До чего же вы правильно говорите, добрейшая Митс!

— Еще бы! Вот бы он свалился им на голову и раздавил с полдюжины крикунов! Зачем, я вас спрашиваю, нужны все эти болиды?

— Для того, чтобы рассорить семьи! — заявил Фрэнсис Гордон под раскатистый гром криков «ура!».

Действительно, если открытие, сделанное двумя бывшими друзьями, должно было принести им громкую славу, почему бы не поделить ее? Оба имени оказались бы связаны до скончания веков! Ведь не существовало ни малейшей надежды ни на материальные результаты, ни на щедрое денежное вознаграждение. Это было бы чисто платоническое счастье. Но, когда задето честолюбие, когда вступает в свои права тщеславие, разве можно урезонить упрямцев, коих предки заслуженно прозвали бы мэтром Алибороном?[42]

В конце концов, разве не было почетно увидеть метеор? Разве своим открытием метеор не был обязан случаю и тому обстоятельству, что он пересекал горизонт Уэйстона как раз в тот момент, когда мистер Дин Форсайт и мистер Стэнли Хадлсон припали к окулярам своих приборов?

• Предыдущая
• 12/43
• Следующая