Договор с вампиром - Калогридис Джинн - Страница 28

• Предыдущая
• 28/73
• Следующая

Страх не исчез из Дуниных глаз. Но владевшая ею решимость стала от этого только сильнее. Это чувствовалось в самом облике горничной. Ее плечи распрямились, а подбородок был упрямо выпячен. Посмотришь – худенькая девушка, еще почти ребенок, но ее силе воли можно было позавидовать. Дунины пальцы сжались в кулаки. И куда только девалась ее робость? Честно скажу: Дунин боевой настрой подействовал на меня успокаивающе.

Я перестала опираться о стену и волевым усилием подавила дрожь. Для меня нет ничего более ненавистного, чем слабость. Если бы после гибели родителей я поддалась слабости, то вряд ли осталась бы жить на белом свете.

Мы с Дуней мрачно переглянулись.

– Я видела ее шею, – сказала я.

Горничная кивнула, прекрасно поняв, о чем речь.

– Она опять на ночь запирала Брута на кухне, чтобы не мешал, – сообщила она, глотнув воздуха, а потом торопливо добавила: – Он сломал schwur.

Наверное, эти слова казались ей достаточным объяснением, но меня они только смутили. Поначалу я решила, что сказанное тоже относится к собаке, чем-то провинившейся перед хозяйкой. Но, говоря о собаке, Дуня не стала бы опускать глаза и оглядываться по сторонам. Конечно же, ее слова относились к Владу.

– Я не понимаю, что означает слово "schwur". Назови другое, похожее, – попросила я Дуню.

– Schwur... Bund...[22]Других не знаю.

Она больше не боялась глядеть мне прямо в глаза. Все, что касалось Жужанны, было настолько серьезным, что Дуня начисто позабыла о своем положении служанки и говорила со мной на равных.

– Если мы его не остановим, Жужанна умрет.

– Тогда мы должны его остановить, – ответила я, уже не зная, во что верить, но твердо понимая одно: Влад причинил Жужанне зло, и ему нельзя позволить творить это зло дальше. – Расскажи мне, а в чем заключается этот... Schwur.

– Пока мы ему повинуемся, он нас не тронет.

Дуня быстро и тяжело вздохнула. Взгляд ее блуждал по дальним углам коридора, словно она что-то там увидела, но не могла понять, что именно.

– Я не знаю, почему так случилось. Он – стригой, но всегда вел себя честно. Но если он ее укусил... – В глазах Дуни вспыхнул прежний страх. – Тогда, доамнэ, мы все в опасности. Даже вы с вашим мужем.

С точки зрения логики в ее словах было не больше смысла, чем во всех крестьянских поверьях. Но вопреки логике у меня в мозгу назойливо застучало: "Мой ребенок. Мой ребенок. Мой ребенок..."

При мысли, что это чудовище может протянуть свою хищную лапу и к моему малышу, у меня волосы стали дыбом. Руки в момент заледенели, и обжигающий холод пронзил все тело. Я боялась, что у меня подкосятся ноги, однако удержалась и не упала. В этот момент я решилась войти в магический мир Дуниных суеверий, и все вдруг обрело предельную ясность.

Теперь я поняла, почему Влад укусил свою племянницу и почему он хотел ее смерти. Я вспомнила, какой яростью налились его глаза во время поманы, когда Жужанна стала кричать, что он не должен уезжать в Англию. Нет, Влад не позволит никому, даже любимой родственнице, становиться поперек его воли.

"Пока мы ему повинуемся..."

– Ты говоришь, если мы не остановим его, Жужанна умрет? – спросила я, решив, что пришла пора говорить откровенно.

– Умрет, – подтвердила Дуня, – и сама станет стригоицей. Вы что, доамнэ, ничего не заметили? У нее уже начались перемены. Спина прямой становится. Но это неправильно. До сих пор было как: стригой – только он один и больше никто, чтобы люди жили спокойно.

Я провела рукой по лбу, словно этим жестом можно было охладить лихорадочные мысли. Значит, выровнявшиеся плечи Жужанны мне не привиделись?

– Что нам делать? – спросила я Дуню.

– Я могу помочь, доамнэ. Нужно огородить ее спальню, чтобы ему было не войти. Вчера она отвела собаку на ночь в кухню. Сказала, лает и не дает спать.

– Значит, мы должны сделать так, чтобы на эту ночь Брут остался в спальне Жужанны.

– Да, – согласилась Дуня. – И другое тоже надо сделать, чтобы не пускать к ней стригоя.

– Что?

Ко мне вернулась частичка моей всегдашней рассудительности. Я поняла: все Дунины приготовления должны остаться незамеченными, иначе мой муж их обнаружит и рассердится. Сейчас мною двигал сильный страх, сама же я толком не знала, чему и во что верю. Единственное, мне не хотелось усугублять и без того нервическое состояние Аркадия и добавлять ему страданий.

– Надо взять knoblauch[23]*, – сказала Дуня. – Я положу его возле окна. А ей на шею нужно надеть распятие и обязательно оставить Брута спать рядом. Это все, что мы можем. Но этого достаточно, пока она жива. Правда, вы должны знать, доамнэ, что если пройдут годы и она заболеет и умрет...

Дуня умолкла, словно все остальное было и так ясно. Мне же это было отнюдь не ясно, и я недоуменно взглянула на горничную и даже нахмурилась, поскольку не люблю недомолвок. Дуня упрямо молчала.

– Дуня, что это за манера говорить загадками? – наконец не выдержала я. – Если в дальнейшем Жужанна заболеет и умрет, что тогда?

– Она станет стригоицей, как и он. Но есть способ спасти ей жизнь.

Опять молчание.

– Какой способ? Говори.

– Убить его, доамнэ. Колом и ножом. Только так, и никак иначе.

Не знаю, что говорить, что думать и какие ощущения считать правильными. Иногда я смеюсь над собой за то, что согласилась участвовать в смехотворных Дуниных "охранительных приготовлениях". Я говорю себе, что вижу кошмарный сон про Влада. Я знаю причину этого сна: меня потрясли противоестественные отношения между ним и Жужанной. Вот она – настоящая причина, почему мой разум перестал сопротивляться нелепым крестьянским суевериям. Вдобавок меня измотала дорога, а затем и все остальное, что сопровождало похороны Петру. Люди не способны превращаться в волков. А Жрканна просто укололась булавкой.

Проходит несколько минут, и направление моих мыслей меняется. Я начинаю думать: я ведь видела то, что происходило в спальне Жужанны. Я тогда бодрствовала, как и сейчас Я помню гипнотический блеск глаз Влада и испытанное мною отвращение. И ледяное прикосновение его языка к моей коже я тоже помню.

Нет, никакая булавка, никакая брошка, никакая собака не оставят следов, которые я видела у Жужанны на шее.

Когда приехал врач, я обрадовалась и подумала: "Он – образованный человек. Он объяснит и происхождение отметин на шее, и внезапную слабость Жужанны, и вообще рассеет мои опасения, подтвердив абсурдность крестьянских суеверий".

Я проводила врача к Жужанне и осталась, чтобы присутствовать при ее осмотре. Врач оказался человеком средних лет. Скорее всего – выходец из среднего класса, но, несомненно, человек разумный и умеющий рационально мыслить. Но едва он вошел в дом, я сразу заметила какую-то скованность в его движениях, будто ему внезапно стало не по себе. Когда же он осмотрел отметины на шее Жужанны, скованность переросла в откровенный страх. Он дал рекомендации относительно диеты и заставил больную выпить снотворное. В коридоре я напрямик спросила его о причинах болезни. Врач отвечал крайне уклончиво, прячась за обтекаемыми фразами и стараясь не встречаться со мной глазами.

В отличие от служанок, он хотя бы не крестился!

Я решила не мешать Дуне претворять свой план в жизнь. Пусть делает, что задумала, пока об этом не знает Аркадий. Когда муж отправился в замок и уехал врач, мы с Дуней занялись приготовлениями. Мы опоясали окно ее спальни связками чеснока. Бедняга Брут следил за нашими действиями, опустив морду на лапы. Жужанна спала. Если бы не слабое дыхание, ее вполне можно было бы принять за покойницу. Думаю, благодаря снотворному собачий лай не помешает ей грядущей ночью.

Когда мы закончили возиться с окном и подошли к постели, чтобы надеть Жужанне на шею распятие, Брут даже не заворчал, а, наоборот, одобрительно завилял хвостом.

• Предыдущая
• 28/73
• Следующая