Невеста Борджа - Калогридис Джинн - Страница 28

• Предыдущая
• 28/101
• Следующая

— Вы знаете, что я не склонна ко лжи. Я никогда не стала бы поддерживать столь гнусное воровство. Возможно, я дурочка и одна ничего не понимала. Сегодня утром я удивилась, обнаружив, что все слуги, кроме донны Елены, исчезли. Вчера вечером до нас дошли слухи о вашем прибытии в Мессину.

— Они узнали, — заметил мой брат, — и устрашились возмездия.

— Воистину, — с яростью перебил его Федерико, — если бы я застал их здесь, то позаботился бы, чтобы их повесили за измену!

Он заставил себя успокоиться.

— Теперь же мы должны вернуть сокровища короны. Надеюсь, никто их не уволок. Эти сокровища — наша единственная надежда. Без них у Феррандино нет ни малейшего шанса вернуть и удержать трон.

Ответ матери был прост.

— Говорите, что я должна сделать.

Нас провели в комнату, где теперь мой отец проводил свои дни — в одиночестве, как сказала Трузия, за исключением тех редких моментов, когда он требовал слугу или хотел что-то спросить у своей любовницы. Перед дверью мать остановилась и умоляюще взглянула на Федерико и Франческо.

— Вы помните, каким он был накануне нашего отъезда…

— Помним, — отозвался Франческо. Он держался мягче, с большим сочувствием, чем Федерико. — Больной. Запутавшийся. Но бывали моменты, когда мы могли давать ему советы — когда у него случалось просветление.

— Эти времена прошли, — печально произнесла мать. — Он не помнит, как попал сюда, и совершенно не понимает нынешнего положения дел. Вам потребуется дипломатичность и терпение, чтобы получить сокровища обратно.

Она открыла дверь.

За дверью оказалась большая комната почти без мебели. Самой примечательной ее деталью было широкое арочное окно от пола до потолка; из него открывался чудесный вид на гавань Мессины.

У противоположной стены стояло очень большое деревянное кресло, украшенное искусной резьбой. Над ним висел массивный кованый железный канделябр с двумя десятками тонких свечей. Вместе они напоминали трон под балдахином. В кресле сидел мой отец.

Его вид испугал меня. Его волосы из черных сделались почти седыми, а лицо — мертвенно-бледным, как у человека, избегающего солнца. Он сильно похудел, и его королевское одеяние — синий шелковый камзол, вышитый золотом, с орденской лентой, украшенной медалями за Отранто, — болталось на нем, словно на вешалке.

Он безучастно смотрел в окно. Когда мы вошли, он удостоил нас лишь мимолетного взгляда, как будто по-прежнему видел нас каждый день, как будто он никогда не покидал Неаполь под покровом ночи.

— Ну? — властным тоном поинтересовался он. А после паузы, когда все мы, даже вспыльчивый Федерико, продолжали безмолвствовать, он раздраженно топнул ногой. — Нечего торчать тут, разинув рот! Поклонитесь и обратитесь ко мне, как подобает!

Глаза Федерико вспыхнули гневом. Проигнорировав предостерегающий взгляд Трузии, он шагнул вперед.

— Я не стану кланяться. Но я обращусь к тебе, как подобает, ваше высочество. Ибо именно этим ты и являешься: ты принц, отказавшийся от права быть королем.

Отец побагровел от ярости. Он устремил обвиняющий перст в сторону своего брата и обратился к остальным:

— Схватите этого человека и накажите за дерзость! На миг снова воцарилась тишина. Федерико с холодной усмешкой смотрел на отца.

— Твои приказы здесь не имеют силы, Альфонсо. Ты что, забыл? Ты отказался от трона. Ты бросил нас самих разбираться с французами и уплыл с Трузией сюда. Ты потерял право на корону, когда бежал, как трус, и украл деньги, которые нужны были Феррандино на содержание армии.

Отец вскочил, сверкая глазами.

— Я — король обеих Сицилии, и ты будешь обращаться ко мне с должным уважением!

— Хватит корчить из себя сумасшедшего! Неаполь и Сицилия уже несколько поколений как разные королевства! — с пылом возразил Федерико. — Теперь король — твой сын, и тебе следует на коленях просить его о милосердии, потому что ты совершил не что иное, как предательство!

Лицо отца исказилось от гнева.

— Лжец! — закричал он. — Стража!.. Он с негодованием повернулся к Трузии.

— Где стражники? Пусть они схватят этого человека!

— Все стражники ушли, — тихо ответила Трузия.

— Слушай меня внимательно, — сказал Федерико. — У тебя есть всего один способ спасти свою жизнь. Скажи нам, где находятся сокровища короны, и мы оставим тебя в покое.

— Ты не только лжец, но еще и вор, — глумливо произнес отец. — Ты хочешь украсть мою корону. Мой меч! Трузия, принеси мне меч!

Охваченный возбуждением, он отошел от кресла и замахнулся на Федерико. Тот уклонился от удара, но терпение его лопнуло. Братья сцепились и принялись бороться, испепеляя друг друга взглядами; оба тяжело дышали, пытаясь вырваться из хватки друг друга.

— Ты такой же сумасшедший, как отец! — крикнул Федерико. — Даже хуже!

— Я сам тебя убью! — пронзительно выкрикнул мой отец. Тут вмешался Альфонсо и с помощью Франческо разнял драчунов.

— Уберите его с глаз моих! — крикнул отец и вернулся на свой воображаемый трон.

Мадонна Трузия поспешно бросилась к нему и принялась что-то шептать ему на ухо. Потом она отошла туда, где Альфонсо и Франческо все еще пытались успокоить Федерико.

— Он сейчас слишком возбужден, — сказала она. — Придется попробовать по-другому.

Она жестом попросила нас удалиться, потом вернулась к отцу и принялась успокаивающе поглаживать его по руке.

Федерико, ворча, позволил вывести себя за дверь. Там мы принялись размышлять, что же нам делать дальше.

— Логика здесь не поможет, — сказал Альфонсо. — Его невозможно убедить разумными доводами. Нам придется играть с ним по его правилам, чтобы получить то, что мы хотим.

— Он слаб, — возразил Федерико. — Обвиним его в измене, покажем ему веревку, и он сломается.

Альфонсо покачал головой.

— Вы же видели его. Вы только подеретесь снова. Надо попробовать зайти с другой стороны.

— Это верно, Федерико, — подал голос Франческо, возражая старшему брату, что случалось с ним нечасто. — Притворство тут ни при чем. Он и вправду сумасшедший.

Тут из комнаты вышла мадонна Трузия и тихо затворила дверь за собой.

— Дон Франческо прав. Мне удалось его успокоить, но разумнее будет, если вы, его братья, побудете снаружи. — Она взглянула на нас с братом. — Альфонсо, Санча… Если вы пойдете к отцу и скажете ему, что сокровища нужны, чтобы спасти королевство — которым, как он думает, он и поныне правит, — возможно, он отдаст их вам. Он вам доверяет.

Я покачала головой.

— Пусть идет Альфонсо. Ему отец и вправду доверяет, но он не послушает ни единого моего слова. Меня он презирает.

Трузия едва заметно дернулась, как будто мои слова были пощечиной, и взглянула на меня с недоверием, не уступающим моему собственному.

— Твой отец всегда восхищался тобой. Он всегда говорил мне, что если бы ты родилась мужчиной, то это был бы тот самый мужчина, которым он сам мечтал бы стать.

Меня захлестнула волна гнева. «Тогда почему он никогда не говорил мне об этом? Почему всегда обращался со мной с полнейшим презрением? Почему ему нравилось причинять мне боль? »

Должно быть, борьба чувств отразилась на моем лице, поскольку мать шагнула ко мне и нежно взяла меня за руку.

— Пойдем, — сказала она голосом, одновременно успокаивающим и пробуждающим мужество. — Я проведу вас с Альфонсо внутрь. Предоставь брату вести разговор, и все будет хорошо.

Мы втроем вернулись в комнату.

— Ваше величество, — сказала мать, не обращая внимания на явную неловкость, которую вызывал у меня этот титул. — Взгляните, ваши дети пришли навестить вас.

Когда мы вошли сюда в первый раз, бывший король Альфонсо II выглядел царственно и держал себя в руках. Но сейчас, когда он сидел на своем призрачном троне и смотрел на гавань Мессины, его спина, некогда столь прямая, сгорбилась, а взгляд был пугающе отсутствующим.

— Везувий, — сказал он, хмуро глядя вдаль. — Из этого окна отвратительный вид: мне не виден Везувий. Надо будет нанять архитектора и исправить это.

• Предыдущая
• 28/101
• Следующая