Тайны гор, которых не было на карте... - Вихарева Анастасия - Страница 51

— Железо ничем не хуже! — отрезал Дьявол, решительно выбрасывая с горы ивовые прутки, которые Борзеевич вплетал между портянками. — И ногу не проколешь! А вниз спустимся, я сам надеру тебе бересты и липы, разомну и наплету лаптей! — заверил он, протягивая Борзеевичу железные старые обутки и новые портянки.

Ступни у Борзеевича были почти Манькиного размера, чуть меньше, и портянки оказались очень кстати, заполнив пространство у носка. Новые портянки сразу же стали в горошек, как и все, что у него было, кроме полушубка. Полушубок был то черный, то белый, то неопределенного среднего цвета, в зависимости от того, в каком настроении был Борзеевич, и как его настраивал, чтобы показать свое отношение. Поэтому на цвет внимания можно было не обращать. Старый посох пришелся ему в самый раз — меньше, чем хотелось бы, но это не тесак, на который не обопрешься и по насту не постучишь, но и тот уязвил его в руку. К железу на ногах, привыкший к натуральной и легкой обуви, Борзеевич питал не самые лучшие чувства, а кроме того, как только он ощутил на себе влияние железа, глубокомысленные мысли обрушились на него: как он докатился до такой жизни, как память потерял, как нашли на него вампир и оборотень, сколько голодных в мире, сколько убогих, сирот и вдов, как справиться со всеми болезнями, выжить в таких чудовищных условиях… Борзеевич аж взмок, обнаружив у себя столько проблем, сколько их было в мире.

Дьявол остался неумолим.

На этот раз Манька присоединилась к Дьяволу, тайно позлорадствовав и пожалев, что не додумалась раньше дать Борзеевичу примерить железо на себя, чтобы между ними наступило полное взаимопонимание. Она бы и открыто усмехнулась, если бы не знала, каково это быть обутым в железо. Она тоже переоделась во все новое. Котомка ее стала совсем легкая, как у Борзеевича. Только початый каравай еще оставался там. Рушник разрезали еще на две части, одна побольше, вторая поменьше. В ту, которая была поменьше, обернули каравай, чтобы оставался чуть мягче и не нарастал, как в избе, когда она оставила его на три недели, сначала путешествуя по Аду, а потом наслаждаясь сытой жизнью в целях полного выздоровления по настоянию избы, закармливающей ее пирогами и шаньгами. Рушник замечательно удерживал железо в прежних размерах. Из второй части скроили штанины и пришили к старым, поверх изношенных брючин, в которых живых "местов" уже не осталось.

Гора была такой высокой, что лета достали лишь на пятый день.

Склоны оказались крутым и каменистым, выступы торчали на дороге — и раз или два чуть не разбились, когда Дьявольский плащ, на котором спускались вниз, как на парашюте, занесло ветром. Чуть полегче стало где-то на половине пути, когда покатились по снегу. Напоследок, чуть не пролетели мимо выступа, когда их занесло в сторону огненной реки. Стало понятно, почему люди, забираясь на Вершину Мира, оставались на ней навечно — без Дьявола никто не смог бы ее покинуть. И ей бы не удалось, как это не обидно было осознавать. Спали на открытом воздухе, наконец-то наслаждаясь летним теплом и ночной прохладой. Они настолько привыкли обходиться без воздуха, что теперь, когда кислород появился, снова кружилась голова. Хуже переносили сернистые испарения, которые поднимались с теплыми потоками. После семидесятиградусных морозов тридцатиградусная жара казалась невыносимой, дышать было нечем. Не без содрогания рассматривали огненную реку. Из-под огня то и дело вырывались огненные столпы, поднимаясь высотой до сотни метров. Не иначе в этом месте был какой-то разлом и магма выходила на поверхность, утекая обратно под горы, не успевая застыть и образовать кору.

Борзеевич так и не смог поверить, что в Аду в огненную лаву можно было войти и не сгореть заживо, а Манька крошила в руке камень и показывала, как огонь выходит отовсюду, и как горы, еще круче и выше Вершины Мира, в мгновение проваливались под землю.

— Ничего удивительного, — подтверждал Дьявол ее рассказ, — и люди из Помпезного города не миновали Суда. Если я обрушил на людей огонь и серу, это же не значит, что они от меня сбежали!

На пятый день остановились, обнаружив широкую террасу, на которой решено было задержаться, чтобы вырастить новые стрелы. Все пять дней, пока стрелы размножались на небольшом клочке земли, обогреваемом солнцем, Дьявол выжимал из обоих до двенадцати потов, исследуя способность удерживать себя на самой тонкой веревке, которая могла получиться из веревки, сплетенной им самим. Это была уже не веревка, а нить. И каждый день не успокаивался, пока не доставал из них сверхспособность скользить по этой нити.

Манька и Борзеевич не переставали удивляться, обнаружив сверхспособность в себе.

Дьявол феномен объяснил так:

— Это не вы, это я вас удерживаю, но если вы не обнаружите, что я могу, мне вас не удержать. Вы сорветесь лишь по той причине, что вам ума не хватит сверхспособность вытерпеть до конца.

Естественно, с Дьяволом согласились.

Хуже, то что терраса оказалась сухая. Живую воду не тратили, собирая росу по утрам. Пить хотелось больше, чем жить. Вода была — тонны кубометров в секунду, но немногим ближе, чем другой берег огненной реки в самом широком ее месте. Водопад с шумом прокатывался по склону, будто издеваясь над ними. И каждый день над водопадом сияла радуга. Уже к вечеру дня, когда разбили лагерь, Манька и Борзеевич подозревали, что оказались так далеко от водопада неспроста.

И не ошиблись.

На третий день, когда поняли, что справляются висеть на веревке, сверхспособность Дьявола решили опробовать сначала на менее опасном участке. На всякий случай веревку сложили вдвое, привязали к стреле и подождали на этот раз полчаса, чтобы стрела не только укоренилась, но и пустила ветви. До воды добрались сравнительно легко, все-таки на ровнехонькую стену можно было опереться, и не столько висели на веревке, сколько поддерживали себя ею, когда переступали с одного выступа на другой. Главное, веревка выдержала обоих. Напились и помылись, наполнив обе бутыли. Еще день шныряли туда обратно, повторив маневр раз двадцать. На шестой день с утра до водопада просто скатились — и на такой толщине, на какой веревка предполагалась быть протянутой над огненной рекой.

А на седьмой решили рискнуть.

На всякий случай использовали не простую стрелу, а Дьявольскую, последнюю, отправив ее далеко за пределы противоположного берега. Натягивал веревку сам Дьявол, закрепив ее на выступе высокого утеса с одинокой сосной, неведомо как выжившей в суровых условиях. На этот раз конец веревки отрезали и разделили надвое, соорудив две страховочные петли.

И пропустили все самое интересное, ибо скатывались вниз с закрытыми глазами…

Открыли их только когда Дьявол поймал сначала Борзеевича, а потом и Маньку. Естественно, никто о не увиденном не жалел, вряд ли там было что-то интересное. Могучие фонтаны вздымались ввысь, и брызги летели во все стороны на сотни метров. Одно хорошо, веревка не горела в огне.

А дальше начались пропасти и разломы. Сложность перехода была такова, что Манька начла подозревать, что Дьявол преднамеренно приготовлял к смерти достигшего Вершины Мира. Но для них она осталась позади, и так высоко, что ни Борзеевич, ни Манька теперь не могли ее разглядеть. С низу ее не было видно, она исчезала в вышине — и когда они на нее смотрели, им не верилось, что покорили девятую гору.

А потом снова снег и лед. На вершину десятой горы подняться оказалось проще простого, а слезли кое-как. Если бы Дьявол не указывал им на тайные тропы и спуски, пожалуй, спуск был бы не менее опасен, чем спуск с девятой вершины. Но на этот раз плащом Дьявола не пользовались, предпочитая веревку и свои конечности.

— Это еще что! — обрадовал их Дьявол, похвалившись. — С этой стороны на Вершину Мира ни за что не подняться! С последней горы можно только слететь. Она как волна набегает, зависая над землею огромным валом. Даже драконы, и те не смогли бы.