Тайны гор, которых не было на карте... - Вихарева Анастасия - Страница 89

Ни принять, ни понять вашему сознанию мою Бездну нельзя. Это такое Ничто, где даже Голос Бога прозвучать может, только рождая все ту же материю, которая становится частью меня самого, — ответил Дьявол, пристраиваясь рядом. Слово человека рождает плоть в земле человека, а в моей одного слова будет маловато, надо еще моими параметрами обладать, которые вашим умом ни понять, ни измерить. Конец Вселенной сначала достаньте… хотя бы в одной подвселенной. И что человек, земля которого начинается в одном, а заканчивается в другом?

Манька иногда удивлялась его терпению. Она смотрела всеми своими зрениями, но никакой болезни в Зове, направленном на нее, не находила, и страшная правда о вампирах становилась какой-то необъективной. Единственно понимала — так быть не должно!

— Первородную, из которой я могу слепить все что угодно, — долетели до нее слова Дьявола.

Она с трудом, но заставила себя слушать его.

— При чем здесь Бездна и материя? — пожала она плечами.

— Бездна молчит. Мудро, — ответил Дьявол. — Белым по черному напоминая, что я часть ее. Лучшая ее часть! Мы Бог и Абсолютный Бог. Даже если я верну все на свои места, я останусь собой — сознанием, ее противоположностью, и буду снова парить над нею. Тьфу, тьфу, тьфу! — Дьявол поплевал через плечо. — В то время как ваше сознание становится ею. Ни кричать, ни пищать ты там не сможешь, даже если бы я и Бездна могли тебе позволить. Вы или остаетесь со мной, или становитесь Ею. Твоя половина тоже молчит, когда нет ужаса, напоминая без слов, что ты — лучшая ее часть. Не то чтобы молчит, все же, на том конце сознание, но он приходит к тебе, как ты сама. А если ты или твоя половина вдруг обрели самостоятельность, это говорит лишь о том, что руки ваши в крови.

Дьявол шагал рядом, не мешая ей копаться в себе. Они уже подходили к лагерю, оставалось только пройти по ущелью и перебраться через горный ручей. Манька и Борзеевич еще с утра надеялась, что в лагере отоспятся, а перед тем выскажут Дьяволу все, что они о нем думают. Издевательства его в последнее время не оставляли им свободной минуты.

— А как половиной становишься ты? — наконец, спросила Манька, останавливаясь, чтобы глотнуть живой воды. — Ну, если ты такой большой… Как это, когда ты вместо ближнего?

— Я не такое сознание, как твое. Когда человек остается один на один с Бездной, и ничто не держит его, я или беру его под свою защиту, замыкая два конца вашей земли в круг жизни. И тогда человек становится бессмертным — и вся вселенная его дом. Или отказываюсь. Представь, что мерзость, когда я ухватил концы земли, твои или вампира, который уверен, что оделся в белые одежды, направлен на меня! Я буду как ты! Или твой конец, когда становлюсь вампиром? Вот ужас-то, если я всей вашей мерзостью начну болеть! Это основа первой заповеди: "Полюби меня всем разумением, и может быть, я как-нибудь помогу разобраться с остальными". Я не человек, я существо иного плана, иной структуры, другой по всем параметрам и показателям. Если положить нас рядом, я буду огненный шар, способный поглотить все и всех, простертый от края до края, а ты — щепка, которую я могу обратить в пепел даже сейчас, ибо стоим мы под некоторым количеством нависшей над нами скалы, — Дьявол взял ее за рукав и отвел в сторону. — Мне не сложно обратится к человеку, я всегда могу говорить с ним лицом к лицу. Но лицо у меня нечеловеческое, он не может увидеть мое лицо, потому что с ним говорит все, что снаружи. В какой-то степени я вынужден даже сейчас участвовать в вашей жизни. Взять, к примеру, твое железо — а если бы оно все и сразу обратилось на тебя? Или одновременно поднялись разом все твари, которые в твоей земле? Обещанные сто двадцать лет я избирательно поднимаю их — по очереди, а иногда думаю за мертвую голову, чтобы земля могла иметь о себе представление, как о моей руке, о себе самой, о том, что хорошо для нее, а что плохо. Вот ты, посмотрела на Ад, и стала лучше видеть.

Манька задумалась, слегка испугавшись, когда от скалы оторвался кусок и покатился по склону вниз, застряв между валунами. Хоть как выходило, что Дьявол только за себя. Пожалуй, на его месте она бы тоже не стала убиваться. Дьявол рассуждал, как здравомыслящий человек, только не с человеческой точки зрения, а с точки зрения вселенной, которая знала человека изнутри и снаружи и не имела желания и, получалось, возможности простить человеку его слабости и немощь. И только она была какой-то маленькой. Меньше вампира, хоть и тянулась к Дьяволу, внезапно понимая, что ищет его мудрость. И обидно становилось, когда смотрела вокруг себя и видела, что мудрость вроде бы есть, а вампир не упал. И мерзости не стало меньше.

Наконец, Дьявол не выдержал, он внезапно остановился и всплеснул руками.

— Не странно ли, что я стою рядом, обговаривая с тобой твою беду? И не плюю, как вампир, пытаясь достучаться! Задумайся, сколько опасностей мы избежим, если вместе поймем, кому и где поставить подножку, заставляя замкнуть уста в твоей земле? Вампиры назвали тебя проклятой, что с того? Сама ты разве чувствуешь то же? Так какое тебе дело до них? Маня, мы приятно путешествовали по горам, мы познакомились с интересными людьми, мы проложили путь, который забыт давным-давно, у тебя есть земля, избы ждут тебя и горды, что есть Манька, и вот такая Манька суками назвала и построила вампиров, — Дьявол повернул ее к себе лицом, отряхнув дорожную пыль. — Они Зов на тебя наложили! Неужто не слышишь, как прокричал о своем бессилии вампир?! Найди Зов и проткни его. И обещаю забыть о неком бездарном боге, которому пред моими очами воздвигла на земле своей жертвенник, чтобы напоить кровью. Спасибо он тебе не скажет. Это они когда между собой воздвигают, поступают проще, заставляя поклясться в верности и любви друг другу над своими душами. Ты им никто, и звать тебя никем. Ни один вампир не положит себя перед тобою, чтобы ты поплевала в его душу, и не положит душу, чтобы ты позвала его.

— Но как я смогу убрать Зов, если это такое чувство и желание? — удивилась Манька, прислушиваясь к себе. Чувство было повсюду и нигде.

— Верь мне, — ответил Дьявол, — мы сможем их порадовать и порадоваться. Необъяснимо, но факт, двухсторонний Зов — благодатная среда для исследований. Получишь результат, сможешь раздвинуть горизонты… познания! Да! — крякнул Дьявол от удовольствия, будто сам себя уже раздвинул. Только что.

— Какие горизонты? Узнав, что вампиры на дух не переносят цветы? Великое открытие! Ну, спасибо! — возмутилась Манька. — На фиг оно мне надо?! А в долину сейчас спустимся, там же лето! Не сплю уже… Я в горы лезу, чтобы подышать. Как они с этим живут?

— Это не у всех вампиров, только у тех, кто в уже детстве пострадал… Вкусы у них другие, чувствуют по-другому. Некоторым этот запах — как самый что ни на есть запах цветов, прекраснее его нет на земле… В общем-то, и люди по разному чувствуют запахи, кто-то соль любит больше сахара. А что ты хотела? Ты в шкуре другого человека, твой ум не успел перестроиться, привыкнуть, полностью слиться…

— Вот уж никогда бы не подумала, что вампиры от мышей дуреют! Чем они там, в конце концов, занимаются? — Они, наконец, вышли на тропу, по которой до родной пещеры было рукой подать. Настроение у Маньки приподнялось — дома и скалы помогают. Дождались Борзеевича, который за утро открыл четвертый вид змей, прятавшихся среди камней.

— Чем? Чем… Делами государственной важности, — сердито объяснил Дьявол. — Думаешь, легко управлять государствами? Умнее они людей, голова работает, как коробка передач! Им золотую рыбку или лампу желаний достать ничего бы не стоило, если бы некая вражина не уничтожала народное достояние налево и направо!

— И нет! — отрекалась Манька, не понимая, то ли Дьявол опять шутит, то ли снова у него начинался заворот мышления. Она уже не сомневалась: сейчас и города на нее свалит, вместо: "спасибо, что дала всем мирно упокоиться". Похоже, у Дьявола начиналось затмение, а день только-только начался. С Сен-Сеем не поспоришь, пробовали, боком выходит. — С рыбами я ничего общего не имею! Если бы мне попались золотые рыбки, я не сидела бы тут, с вами…