Чингисхан. Книга первая. Повелитель Страха. - Волков Сергей Юрьевич - Страница 12

• Предыдущая
• 12/53
• Следующая

— Что за шум? Товарищи, вы нарушаете правила поведения в гостинице…

— Шутю я! — дурашливо смеется Нефедов, кланяясь дежурной. — Ну, то есть балуюсь. Все, мамаша, будет тишина. Сейчас вот товарищ лейтенант уберется восвояси — и тишина-а-а…

Я встаю, убираю блокнот.

— Зря вы так, товарищ профессор. Ошиблись вы.

— Это вы ошиблись, — ухмыляется Нефедов. — Всего вам… недоброго!

«Интервью не будет. Зато будет нагоняй от Ящера. Черт, что ж я такой невезучий-то?», — мысли в голове ползут одна мрачнее другой. Смотрю на часы — пора ехать на тренировку. Что ж, хоть там у меня все получается…

«Накрывает» меня в лифте. Вспышка, ощущение падения — словно этот самый лифт оборвался и летит вниз — и я уже где-то очень далеко от Казани. Далеко и по расстоянию, и по времени…

По выжженной степи медленно полз большой торговый караван. Скрипели колеса телег, запряженных круторогими быками, не спеша вышагивали верблюды. Горячий ветер трепал одежду погонщиков, ерошил гривы лошадей, вздымал высоко в небо белую пыль.

Хозяин каравана, богатый пекинский купец Юнь-Су, поставщик императорского двора, покачиваясь в седле, довольно улыбался. Он выгодно продал в столице Тангутского царства шелка и фарфоровую посуду, по бросовым ценам купил там высоко ценимые вельможами из свиты императора соболиные меха, голубую бирюзу, острейшие хоросанские клинки и теперь подсчитывал барыши.

Особую радость купца вызывали одиннадцать рабынь, сидевших в плетеных корзинах, притороченных к спинам верблюдов. Юные девы из Хорезма, обученные игре на скрипке-гиджаке и танцам, предназначались для услады императора Цзинь. Это был очень дорогой товар. За каждую из рабынь Юнь-Су рассчитывал получить не менее трех сотен связок монет.

Конечно, драгоценный груз еще нужно довести до границ Поднебесной, но купец не тревожился за безопасность каравана. Ныне монголы уже не те, что прежде, во времена яростного Хабул-хана. Теперь они заняты внутренними распрями, войной друг с другом, а самое сильное и многочисленное из их племен — татары — дружественно империи.

Конечно, всегда есть вероятность столкнуться в степи с небольшой шайкой разбойников, но на этот случай имеется отряд стражников, и не просто стражников, а императорских гвардейцев, каждый из которых в бою стоит десяти степных грабителей.

Купец поправил полотняный зонтик, защищавший его от палящих лучей солнца, повернулся и посмотрел в хвост каравана. Гвардейцы ехали тесной группой, завернувшись в серые покрывала и опустив головы. Тонкие длинные копья покачивались в такт движения коней. Юнь-Су знал, что их дремотное спокойствие — всего лишь иллюзия. Он не раз видел, как умеют биться эти опытные, бывалые люди. Да, поводов для беспокойства нет — каравану решительно ничего не угрожает.

Но когда впереди на вершине холма появился одинокий всадник, купец встревожился. Он ощутил леденящий ужас, точно наяву увидел призрака. Начальствующий над стражниками каравана десятник Ши-Цзо тоже заметил незнакомца и во главе пятерых бойцов поскакал к нему, оставляя за собой пыльный след.

Всадник неподвижно возвышался над степью, наблюдая за приближающимися воинами. Несмотря на жаркий день, его высокую фигуру скрывал толстый войлочный плащ, голову венчала меховая шапка-малгай. Ветер развевал длинную рыжую бороду, шевелил гриву белого жеребца. Оружия видно не было, но весь облик всадника дышал скрытой угрозой.

— Ты кто? Что тебе нужно? — хрипло пролаял от подножья холма Ши-Цзо. Жилистый, в стальном шлеме, он держал наготове тяжелый многозарядный арбалет. Через лоб и щеку десятника шел уродливый шрам, придававший его лицу выражение крайней свирепости.

— От тебя, воин, мне не нужно ничего! — звучным голосом ответил всадник.

— Тогда убирайся!

— Я на своей земле, — усмехнулся в усы незнакомец.

— Он не похож на монгола, — с испугом сказал десятнику один из гвардейцев. — У него разные глаза — один синий, другой зеленый… На последней стоянке погонщики что-то говорили о жутком демоне с разными глазами, объявившимся в степи…

— Я сказал — убирайся! — упрямо повторил Ши-Цзо, подняв арбалет.

— Ты гонишь меня? Почему? — удивился разноглазый. — Степь большая…

Палец десятника нажал на спусковую скобу. Ши-Цзо участвовал во множестве битв и знал — чтобы победить, стрелять нужно первым. В том, что человек на холме несет угрозу каравану, он не сомневался.

Тетива арбалета басовито загудела, тяжелая черная стрела свистнула в воздухе. Казалась, сейчас она выбьет всадника из седла…

Движением плеч сбросив на землю войлочный плащ, разноглазый в последний момент отклонился в сторону и стрела пронеслась в ладони от его шеи.

— Ты сам выбрал свою участь, воин, — теперь в голосе рыжебородого всадника уже не было прежнего благодушия. — Ты поднял оружие на не имеющего его. Это говорю я — Есугей Борджигин, прозванный Багатуром. Ху-рра!

Боевой клич монголов раскатился над степью. И тотчас же из-за холма ему ответил многоголосый рев и слитный топот множества копыт. Не менее сотни всадников вынеслись на пологий склон.

— Ху-рра!! — кричали они, нахлестывая своих низкорослых скакунов.

Большая часть монголов устремилась к каравану, несколько человек помчались на выручку своему предводителю. Но Есугею ничего не угрожало — гвардейцы предпочли не вступать в бой с непонятным и пугающим их человеком в меховом малгае. Они побросали мечи и копья в пыль.

Есугей тронул поводья и шагом спустился с холма.

— Почему ты выстрелил, воин? — спросил он у тяжело дышащего Ши-Цзо.

— Мне… мне стало страшно… — не в силах выдержать тяжелый взгляд монгольского вождя, китаец отвел глаза.

— Это плохо, — с сожалением покачал головой Есугей. — Быть может я бы и оставил тебе жизнь, но ваш Алтан-хан с помощью коварства татар захватил моего деда Амбагая и приказал прибить его железными гвоздями к деревянному ослу, а потом выставить на солнцепеке перед своим дворцом. На всех Борджигинах лежит долг крови…

Он резко выхватил из-за пояса короткий прямой меч-илд. Клинок блеснул в воздухе и голова десятника полетела под копыта коня. Обезглавленное тело некоторое время ровно держалось в седле, затем съехало набок и испуганный скакун унес его прочь.

— Этих тоже убить, — холодно распорядился Есугей, вытирая окровавленный илд о конскую гриву. Окружившие его дружинники-нукеры тут же перебили гвардейцев.

Тем временем основные силы монголов домчались до каравана и схватились с оставшимися стражниками. Те построились полукольцом, но степняки не стали бросать своих коней на отточенные жала цзиньских копий. Окружив врагов, они достали луки и воздух потемнел от множество стрел.

Монгольский лук, склеенный из деревянных пластин костяным клеем — оружие страшное и смертоносное. Он посылает стрелу на три сотни шагов, а с пяти десятков способен насквозь пробить шею лошади. Или тело человека, даже если он облачен в стальные доспехи.

Бой получился коротким. Вскоре все гвардейцы были расстреляны, раненых добили мечами. Погонщики и слуги купца, сдавшись без боя, молча, наблюдали за гибелью своих защитников.

Когда дрожащего от страха Юнь-Су подвели к Есугею, купец неожиданно захрипел, царапая ногтями горло, и свалился замертво.

— Его убило Вечное Синие небо! — торжествующе крикнул кто-то из нукеров. Остальные тут же подхватили:

— Да падет гнев Тенгри на головы всех слуг Алтан-хана и татар!

…Осмотрев товары, Есугей объявил погонщикам:

— Теперь я — ваш господин.

— Здесь человек, непохожий на караванщика, — крикнул из-за повозок нукер, толкая в спину мужчину в коротком зеленом халате, расшитом по швам красным шнуром. В руках тот держал дорожный мешок, из-за пояса торчала костяная рукоять ножа.

— Интересно, — Есугей приподнял бровь, разглядывая широкое, спокойное лицо. — Почему ты не смотришь мне в глаза?

— Я испытываю страх, господин, — ответил мужчина.

— Воин должен уметь превозмогать свой страх.

— Я — не воин.

• Предыдущая
• 12/53
• Следующая