Сказки мышонка Сухарика - Волкова Светлана Львовна - Страница 10

• Предыдущая
• 10/23
• Следующая

— Ты куда?

— В лес за моим барашком, — отвечает Агаша. — Побегает он, погрызет коры вербной, попьет талой водицы и снова в шубейку превратится.

Дед Огонь нахмурился.

— Лес — не улица. Там тебя обидит каждый. Вот тебе подарок от меня — сапожки красные.

Хороши сапожки! Словно жар горят, совсем новые и Агаше впору. Дед Огонь Агашу учит:

— Обидит тебя кто, топни правым сапожком, и я, Огонь, тут как тут. А уж я бываю крут! Как пойду плясать, как начну пластать — никому несдобровать!

А бабка Вода протягивает свой подарок. На деда ворчит:

— Чему учишь, старый? Мыслимо ль девице злиться? Вот тебе в уши сережки-слезки. Заплачь, если кто обидит. Сережка с ушка сорвется, в землю уйдет, там, где я, выйдет. А я, Вода, не все стелюсь травой. За внучку я встану горой.

Покачал Трубочист головой:

— Чему внучку учите? Запомни лучше мои слова, Агаша. Никогда не плачь и не злись, тогда вырастешь девочкой настоящей.

Повязалась Агаша бабкиным платком и в лес прямиком. Идет лесной чащей, зовет барашка. Мелькнет белое, она туда. Нет, это кора березовая. Долго Агаша бродила, замерзла. И тут дом под сосной! Дым над трубой стоит лисьим хвостом. То ли жареной курочкой пахнет, то ли гуськом. Агаша в дверь стучится, вышла рыжая Лисица.

— Здравствуй, девочка! Что ты у нас в лесу делаешь?

— Была у меня шубейка белая, — отвечает Агаша. — Да вчера убежала, белым барашком стала. Я хожу, его ищу.

— Была нужда бегать. Подарю тебе шубу новую, хорошую, одну зиму ношенную.

И достает лиса из укладки шубу лисью на атласной подкладке.

— Дарю от всего сердца!

Вдруг открылась печная дверца, и оттуда сверкнули желтые глазищи. Кошка Сажа!

— Ты, Лиса, кому шубу даришь?

— Дарю шубу внучке деда Огня. Мы с ним не чужие — родня. Я лиса-огневка, самому Огню — золовка.

— Сапожкам обрадовалась, — ухмыляется Сажа. — Хороши сапожки! А в ушах-то капли-сережки. Их дарила сама Вода.

— Вода? И ты, девчонка, посмела зайти сюда? Знаю я твоей бабки норов! Что ни год, топит наши дома и норы. Снимай дареную шубу и убирайся отсюда!

Обидно Агаше, вот-вот заплачет. Дрожит дареная капля-сережка.

Вдруг белый барашек стучит в окно рожками:

— Не плачь, Агаша, стерпи, помни, что говорил тебе Трубочист. Не то придет сюда бабка Вода, соберет все воды талые, затопит дома большие и малые.

Выбежала из лисьего дома Агаша, уже и след простыл барашка. Обсушило Агашины слезы ветерком, завязалась потуже платком, пошла дальше. У реки увидела дом: крыта крыша тростником: из трубы пахнет жареной рыбой. На крыльцо вышла хозяйка, Выдра.

— Я погреюсь немного, — попросилась Агаша.

— Отогревайся.

Размотала Агаша платок, слезки-сережки в ушах блеснули. Глянула зорко Выдра:

— Бабка сережки дарила?

— Да.

— У нас с твоей бабкой дружба — не разлей вода. Как она тебя отпустила — на ночь глядя?

— Я сама ушла. Я шубейку потеряла, она барашком белым стала и в лес убежала. Подарила мне лисица шубу, да назад взяла.

Выдра вздохнула:

— У меня нет шубы. А вот воротник добудем.

Принесла воротник. Хороший воротник, так и лоснится! А из печки снова желтые глазищи.

— Ты, Выдра, знаешь, кому воротник даришь?

— Как же, она бабки Воды — любимая внучка. Мы вековечные подружки: я и Вода.

— Ты посмотри, что у нее на ногах — красные сапожки. А кто их дарил? Дед Огонь сам. Явится он сюда и как дать пить, твой дом спалит.

Так и взвилась Выдра.

— Ты обманщица, видно! Нечего тебе делать тут! Иди, ищи свой бараний тулуп! Да воротник не забудь воротить.

Щеки у Агаши загорелись, слезы навернулись от обиды.

— Я думала, ты добрая.

— Ха, — смеется кошка Сажа. — Топни-ка на нее ногой.

— Нельзя, Агаша, злиться, — не то придет дед Огонь, как пойдет плясать, как начнет пластать, ни злым ни добрым несдобровать.

Кто это был? — Барашек. Выбежала Агаша, а его нету там. Пошла по его следам. Вышла к дому, крытому соломой. Дым стоит над трубой пушистой коротышкой.

— Значит, — думает Агаша, — хозяин тут зайчишка. Зайцы — звери безобидные, тут меня не обидят.

Постучалась, высунул голову Заяц.

— Заходи. Только снимай в сенях сапоги. Я сегодня мыл пол.

Посадил Заяц Агашу за стол. Угощает пирогами, расспрашивает, вздыхает.

— Да, у Выдры воротник завидный. И шуба лисья — чего лучше? А у меня — что? Прошлогодний, в заплатках тулупчик.

Пошел Заяц в чулан, заплатанный тулупчик достал. А с печи опять кошка Сажа.

— Ты взгляни, заяц, кому даришь тулуп.

— Агаше, ясно — кому.

— Агаше, — передразнила Сажа. — Дорого тебе обойдется тулупчик. Бабки Воды она внучка.

Явится сюда Вода и прощай твоя лачуга. Но это еще полхуда. Как придет дед Огонь за девчонкой, так и сгорит твой дом, как соломка.

Заяц на Агашу косится.

— Мне не жалко тулупчика. Но шла бы ты подобру-поздорову лучше.

Рассердилась Агаша:

— И ты, Косой, туда же!

Да как топнет на зайца ногой! Хорошо, что была необутой, босой. Выбежала в сенцы — сапожек нет на месте. Пляшет в красных сапожках кошка Сажа, топчет поляну.

— Прозевала, разиня, дедов подарок! Все тут будет помоему: сажа да уголья. Уж я теперь устрою веселье!

Ползут по поляне огненные змеи. Поднимается вверх по кустам, гудит жадное пламя. Стреляют вверх искры, витает черная копоть. Чу! Чей-то торопливый топот. Белый барашек выбежал на поляну. И ну топтать, глушить огонь ногами! Такой маленький, а сбил высокое пламя. Только и сам он, белый, растаял. Поднялся вверх облачком, пролился вниз дождиком. Да на ту самую крышу, где трубочист трубу чистил.

Умыл его дождь, смыл с лица, рук и одежды копоть и сажу. Что это трубочист, никто и не скажет. Утерся он полотенцем, что вышивала для него Агаша. С тех пор, как ни старалась, не могла пристать к нему Сажа. Гуляет по городу с Агашей.

Прохожие шепчутся:

— Девчонка на Трубочиста похожа точь-в-точь. Видать, его дочка!

Пришла весна, пролетело лето. Не растаяла Агаша, выросла девочкой настоящей. А дед Огонь поутих. И не вспоминает о красных сапожках. Так они и пропали вместе с Сажей — черной кошкой.

До чего же были хороши игрушки на рождественской елке! Домики, усыпанные снегом из блесток, замки с башнями, нарядная детвора, волшебники и феи…

— Но это еще не все, — сказала Ане мама. — В полночь на самой верхушке, под Рождественской Звездой, появится колыбель с Младенцем Христом. Тогда на всех елочных домишках зажгутся огоньки и весь елочный народ поспешит к колыбели с подарками.

— Вот бы это все произошло не на елке, а на самом деле, тогда я пошла бы вместе со всеми, — пожелала Аня.

Слова эти услышала елочная фея и незаметно от мамы кивнула Ане. А мама принесла чашку молока и велела ложиться спать:

— До полуночи еще далеко, — сказала она.

Но как только мама вышла, Аня тотчас же встала и подошла к елке. Фея ждала ее.

— Сейчас, — шепнула фея, — вот только клубок размотаю…

Клубок золотой елочной канители был весь перепутан, и, словно нити в нем, спутались в голове у феи все волшебные слова. Конечно, она сказала совсем что-то не то, потому что Аня стала вдруг совсем маленькой, точно игрушечной, и, как была с чашкой молока в руках, оказалась на елке. Посмотрела вниз: до полу далеко. Поболтала ногами и чуть не упала: тонкая золотая нитка держала ее на ветке. Аня сделала шаг, нитка стала разматываться, становясь все длиннее. Аня обрадовалась:

— И вовсе не плохо, что я здесь очутилась! Потихоньку, потихоньку и доберусь до вершины. Только какой же подарок я принесу к колыбели Младенца Христа? Здесь, кроме синей чашки с молоком, у меня ничего нет. Подарю ее…

И Аня стала подниматься вверх.

Вдруг из-за ели вышли двое: один в красном плаще и шляпе, другой во всем черном. Один с ружьем, другой с саблей. Это были разбойники. Первого звали Красный Перец. А второй был Перец Черный. Щеки Черного до глаз заросли черной щетиной, лицо Красного Перца полыхало румянцем и лоснилось.

• Предыдущая
• 10/23
• Следующая