Индиана Джонс и Храм Судьбы - Кан Джеймс - Страница 20

• Предыдущая
• 20/41
• Следующая

— Дай мне твою кепку.

— Зачем? — подозрительно поинтересовался тот.

— Чтобы подставить. Меня сейчас вывернет...

Заметив, что даме плохо, один из слуг поспешил ей на помощь. Однако Уилли из последних сил изобразила на лице улыбку (она ведь, в конце концов, актриса) и попросила:

— Скажите, а нет ли у вас чего-нибудь попроще — ну... супа, что ли, или чего-нибудь в этом роде?

Слуга кивнул, выше и почти тотчас вернулся с кастрюлькой, которую он поставил перед девушкой, и снял крышку. Внутри оказался действительно суп: что-то вроде куриного бульона (во всяком случае, судя по запаху), но с плавающими в нем сваренными глазными яблоками.

— М-м!.. Выглядит аппетитно! — одобрил ее выбор сидящий рядом тучный торговец.

Из глаз Уилли брызнули слезы.

Индиана же не давал передышки Чаттару Лалу:

— Я и сам поначалу не придал этому значения. Но затем все как-то сошлось одно к одному: этот камень и легенда о камне Санкары...

— Доктор Джонс! — взорвался премьер-министр, не в силах больше сдерживаться. — Мы все уязвимы перед злобными слухами. Насколько мне помнится, в Гондурасе вас самого обвинили в грабеже могил, которым вы занимались под видом археологических раскопок.

— Газеты раздули этот инцидент, — пожал плечами Инди.

— А султан Мадагаскара разве не грозил отрубить вам голову, если вы еще раз вздумаете вернуться в его страну?

— Нет... не голову, — пробормотал Индиана, чьи воспоминания о султане были еще слишком живы.

— Тогда, возможно, руки... — судя по блеску глаз премьер-министра, ему было прекрасно известно, какой именно части тела Джонса грозило отсечение.

— Нет, и не руки, а... — стушевавшись, возразил Индиана. — Просто произошло недоразумение!

— В точности как и в этом случае, — с улыбкой победителя подхватил Чаттар Лал, откидываясь на подушку. — Здесь мы тоже имеем дело с недоразумением.

Махараджа вдруг кашлянул и впервые вступил в разговор:

— Мне приходилось слышать жуткие рассказы об этом культе Удушения. — Слова эти повергли всех в такое изумление, точно никому и в голову не приходило, что у принца могут быть свои суждения насчет чего бы то ни было. — Я считал, что истории эти служат лишь для того, чтобы пугать ими детей. Позже мне довелось узнать, что культ этот действительно существовал и последователи его творили неописуемые злодеяния. Мне стыдно за то, что творилось в этих краях много лет назад. Эти предметы — кукол, изваяния — мы храним специально, чтобы они постоянно напоминали нам, что такое больше не должно повториться в моих владениях.

К концу тирады голос принца достиг звенящих высот, а на верхней губе выступили капли пота. Зал притих.

— Если я оскорбил вас, — тихо промолвил Индиана, — то прошу извинить меня.

Участники трапезы вздохнули с облегчением. Слуги начали поспешно менять приборы. За столом возобновился многоголосый разговор. Инди чувствовал себя одновременно и более осведомленным и ничего не понимающим в здешней обстановке.

— Ага! — вдруг радостно воскликнул сосед Уилли. — Десерт!

Обезьянка, игравшая с Коротышкой, вдруг заверещала и кинулась прочь через открытое окно. Уилли зажмурилась, зная, что еще один сюрприз окажется для нее каплей, переполнившей чашу. Слух ее улавливал бряцание посуды и звуки, издаваемые поглощающими что-то людьми. В конце концов любопытство взяло верх, и она легкомысленно открыла глаза. И хотела сейчас же зажмуриться вновь, но было слишком поздно. Этого ей не нужно было видеть. Это оказалось гораздо хуже, чем она ожидала. На тарелках красовались обезьяньи головы. Макушки голов были срублены, наподобие крышек, а сами головы, словно горшочки, были установлены на специальных подставках, с которых свисала вниз белая шерсть животных.

Коротышка был потрясен. Даже Индиана и капитан Бламбертт, казалось, не ожидали такого.

— Холодные обезьяньи мозги! — в упоении провозгласил сосед Уилли.

Девушка в оцепенении наблюдала, как махараджа и друге индийцы преспокойно снимают с обезьяньих голов “крышки” и запускают золотые ложечки внутрь... Такого она выдержать не смогла и постаралась выйти из этой ситуации как можно более приличным образом. А именно, упала в обморок.

— Довольно экзотическое было меню, как вы считаете? — заметил английский капитан, выходя вместе с Индианой и Коротышкой из павильона в сад, который был освещен сотнями фонариков и благоухал смесью сладкого дыма от кальянов и природных ароматов.

— Даже если они и хотели испугать нас, все равно истинный индус ни за что не прикоснулся бы к мясу, — поддержал Индиана. — Все это навевает раздумья о том, кто же такие эти люди.

— Испугать? — хмыкнул Бламбертт. — Нет, вряд ли они к этому стремились.

— Может быть, и нет, — серьезно проговорил Инди.

— Ну, мне пора. Распустить отряд на ночлег и все такое... Ужасно рад был познакомиться, доктор.

— Я тоже, капитан.

Они потрясли друг другу руки, и Бламбертт удалился. Инди повернулся к Коротышке:

— Идем. Посмотрим, удастся ли нам тут что-нибудь разузнать.

Они направились на кухню. Инди твердо верил, что если хочешь побольше узнать о том или ином доме, нужно поговорить с прислугой. На кухне оказалось с дюжину людей, мывших посуду, прибиравших и наводивших чистоту. Джонс обратился к одному из них, который по виду походил на повара. Однако тот в ответ не произнес ни слова. Инди попытался заговорить с ним на других местных наречиях, но с тем же успехом. Он поочередно обошел других слуг. Молчание. Приметив вазу с фруктами, он взял ее в руки и спросил, можно ли их есть. Никому, похоже, не было до этого никакого дела.

— Вот видишь, Коротышка, — обратился к пареньку Джонс. — Я всегда говорил: чтобы узнать, как в доме поставлено хозяйство, достаточно обратиться к кому-нибудь за помощью...

Коротышка в ответ лишь зевнул. Инди, не удержавшись, тоже.

Одна молодая служанка, как показалось Инди, подмигнула ему, но тут же была изгнана с кухни старшим среди челяди. Девушка, выходя, сделала еще одно движение, которое пришлось Инди по сердцу еще больше: вильнула бедрами. Однако движение это одновременно, словно укор совести, напомнило Джонсу о другой особе женского пола, которую он оставил в неопределенности и которая в последнее время все прочнее завладевала его помыслами. Он еще раз бросил взгляд на суетящихся неприступных слуг, перевел взгляд на вазу с фруктами, затем на Коротышку. Тот спал стоя. Инди решил, что им всем нужно немного расслабиться и отдохнуть.

Пять минут спустя они шагали по полутемному коридору к отведенной им спальне. Коротышка тащил накрытую крышкой вазу с фруктами, зевая каждые десять шагов. Остановившись перед нужной дверью, Индиана потрепал своего телохранителя по голове, забрал у него вазу и произнес:

— Хм... Пожалуй, пойду-ка я проведаю Уилли.

— Пожалуй... — насмешливо поддержал китайчонок, входя в спальню, и прошептал вслед удаляющемуся Джонсу: — Потом расскажешь, что там случилось.

— Брысь! — остановившись, скомандовал Индиана.

Коротышка поспешно закрыл дверь. Но в следующую секунду слегка приоткрыл ее — только чтобы понаблюдать еще немного. В конце концов это было начало первой любовной сцены, которая должна была привести к столь важному для его судьбы союзу. Подобно великому Детке Руту, Инди должен был завершить игру триумфальной пробежкой — если только не испортит все сам. Однако все должно было пройти гладко. Коротышка все больше убеждался в том, что Инди и Унлли суть легендарные влюбленные Хсьенпо и Йинг-тяй, спустившиеся с неба. Когда-то они умерли в объятиях друг друга, и Нефритовый император даровал им вечную жизнь в радуге, сделав Хсьенпо красным цветом, а Йинг-тяй — синим. А разве не были глаза Уилли голубоватыми, а глаза Инди — с красноватым оттенком? И, стало быть, разве не вернулись они на землю, чтобы воссоединиться во плоти и объявить его, Коротышку, фиолетовым плодом этого сияния? Паренек в этом ни минуты не сомневался, ибо его глаза были усеяны фиолетовыми точками.

• Предыдущая
• 20/41
• Следующая