Индиана Джонс и Храм Судьбы - Кан Джеймс - Страница 29

• Предыдущая
• 29/41
• Следующая

— Что ж, господин премьер-министр, в своем рапорте я укажу, что ничего необычного в Панкоте не обнаружено.

— Я уверен, махараджа будет признателен вам за это, капитан, — склонил голову Чаттар Лал, отдавая должное мудрости представителя британской короны.

Бламбертт повернулся к Индиане:

— Как я уже имел случай заметить, доктор Джонс, мы были бы счастливы сопроводить вас до Дели.

— Благодарю, — вежливо улыбнулся тот, — но вряд ли Уилли готова к такому путешествию.

Над долиной поднялось облако пыли: британский отряд направлялся в обратный путь. Пехотинцы, кавалерия, повозки маркитантов, и впереди — капитан Бламбертт в открытой коляске. Колонну замыкал взвод шотландских музыкантом, игравших на волынках и барабанах утреннюю зарю. Вскоре отряд обогнул подножие горы и скрылся из глаз, предоставив событиям в Панкотском дворце развиваться своим чередом.

Уилли проснулась от звука играющих где-то вдалеке волынок и некоторое время не могла сообразить, спит она еще или бодрствует: столь странным и нереальным казался здесь этот звук. Сквозь противомоскитную сетку, со всех сторон окружающую ее ложе, она заметила, что дверь в спальню открылась. В комнате с занавешенным окном было полутемно, тем не менее она узнала Индиану, который тихо приближался к ней. Уилли улыбнулась, радуясь, что тот наконец-то пришел к ней, и подвинулась, чтобы он мог сесть на край матраса. Индиана присел, повернувшись к ней спиной, с поникшими плечами. “Должно быть, он очень устал. Бедняга!” — подумала она, глядя на него сзади сквозь сетку, и спросила:

— Инди, ты говорил с ними?

— Да, — отозвался он.

— И теперь они мне верят?

— Да, верят, — словно эхо, повторил Инди монотонным голосом.

“Видимо, он вымотался больше, чем я думала. Теперь моя очередь проявить внимание”, — подумала девушка, а вслух произнесла:

— Так значит, они отправили солдат вниз, в храм?

Инди ничего не ответил. Уилли надеялась, что он не уснул, — однако случилось с ним такое, она бы поняла. И уложила бы на его законное место.

— Ночью я испугалась до смерти, — снова заговорила она, — когда думала, что они убью тебя...

— Нет, они не убьют меня...

Она положила ему руку на спину. Спина была влажная — даже сквозь противомоскитную сетку и рубашку.

— Знаешь, — с нежным упреком призналась она, — с самой первой нашей встречи ты доставлял мне одно беспокойство. Но, признаюсь, мне бы тебя не хватало, потеряй я тебя.

— Ты меня не потеряешь, Уилли, — медленно проговорил он и так же медленно начал поворачиваться к ней.

Она сняла руку у него со спины. Рука оказалась липкой от крови. Его лицо теперь было обращено к ней. И даже сквозь сетку она различила что-то новое в его глазах. Обычно такие глубокие, прозрачные, с золотистыми прожилками — теперь они стали иными. В глазах этих появилось что-то темное, тусклое, от чего у нее мороз пробежал по телу. Внутри у нее заныло, она содрогнулась. Ибо поняла, что потеряла его.

В Храме смерти началась утренняя служба. Море зловещих лиц колыхалось в порывах не утихавшего в подземелье ветра. Жертвенные песнопения набирали силу, питаемые собственным ритмом и звуком. Среди молящихся на невысоком подиуме у конца расселины сидел юный махараджа. Взор его был прикован к алтарю Ка-лима, где у ног демонического божества вновь магически сияли три камня Санкары. Из дыма, окуривающего алтарь, возник Мола Рам. Он тоже пел:

— Джай ма Кали, джай ма Кали!..

Из боковых приделов вынырнули женщины-служки в красных туниках и двинулись вдоль ряда мрачных жрецов, проводя на лбу каждому из них по линии, в то время как Мола Рам обратился к присутствующим. Он говорил на санскрите. Чаттар Лал, сменивший свой европейский костюм на традиционное одеяние, стоял рядом с Индианой, слева с алтаря. Подошедшая девушка в красном провела у него на лбу линию. Индиана тупо смотрел на жидкое кипящее пламя на дне шахты. Ему грезился кошмар.

...Пламя взметнулось, достигло поверхности, выплеснулось — и обратилось в темных птиц, которые стали ошалело летать, ища, где бы сесть. Они взмывали все выше, налетая друг на друга и на каменные стены шахты, с шумом вырвались оттуда... и устремились прямо в голову Инди. В черепе у него теперь не было мозга. Эти огромные черные птицы кружили в нем, хлопая крыльями, словно в пустой мрачной пещере. Сесть они не могли и продолжали биться о стенки его черепа. В беспокойной ночи шептались тени. Где-то звучали басовые аккорды колыбельной, неузнаваемые, фальшивые. Еще где-то мерцала, оплывая, свеча...

Индиана перемесился во времени и в пространстве. Ночной час, подземелье, кровь, темное пение. Через туннель, сверкающий отблесками смерти и боли, Инди проходит в комнату Уилли, возникая из черной раны в стене. Это что, игра в прятки? Уилли. Колдунья, обвивающая его щупальцами. Ее пальцы — раскаленные когти, терзающие его плоть. “Ах, Инди, ты спасся... Расскажи им, что случилось, а то они мне не верят”. Волосы ее представляют собой пылающий костер, рот — предательскую бездну, язык — саламандру, глаза — ледяные зеркала, отражающие лицо его собственной сумрачной души... Он прошел к кровати. Волосы Уилли обожгли ему щеку... Птицы у него в голове по-прежнему били крыльями и царапали стенки своими кривыми клювами... “Все в порядке, уже все прошло... Они думают, я свихнулась. Скажи им, Инди, пожалуйста...” Уилли припала к его груди, саламандра выскочила у нее изо рта и впилась в его плоть, отгрызая целые куски, раздирая ему грудную клетку. Инди уложил ее в постель. “Я-то думал, ты настоящая актриса, Уилли”. По ее щекам текут слезы — кровавые. Он прикасается к ним, и они обращаются в лаву, прожигают ему пальцы до кости.

Белые кости, зияющие на ветру... “Что?” — шепчет она. “Теперь тебе нужно поспать”. Саламандра снова высовывается. Она обглодала дочиста грудь и подбирается к ребрам...

“Я хочу домой”, — говорит Уилли. Не мудрено: путешествие трудно было назвать приятным. Саламандра скользнула к нему в грудь, свернулась там и заснула. Колдунья спит. Птицы летают, бьют крыльями...

Он с Чаттаром Лалом и Бламберттом на веранде. У Бламбертта вместо лица пустое место. Солнце над вершинами: кровавый туман. Слова Лала выходят изо рта Инди, как дыхание. “Я всю свою жизнь ползал по пещерам и туннелям, а Уилли брать с собой не стоило”. Капитан без лица. Кивает. “При виде насекомых Уилли упала, я отнес ее... она крепко уснула, я вернулся в туннель...” Саламандра в груди шевельнулась, перевернулась, снова улеглась...

Во сне Уилли привиделся кошмар. Да, кошмар. Бедняжка... Две темные мечущиеся птицы с размаху врезались в его череп, упали и забились, раненые, в смертельном ужасе... “Что там в туннеле, доктор Джонс?” — “Ничего. Тупик, завал. Им давно не пользовались...” Пустота в его голове откликнулась эхом. Сломанные крылья, когти, скребущие камень. Пустота, мрак. Птицы улетели... Вряд ли Уилли готова к такому путешествию. Снова в ее комнате. Колдунья спит, свернувшись в постели. Саламандра в его груди шевельнулась. Колдунья пробудилась от сна. Инди сел рядом. Спиной. Чтобы та не увидела обглоданную грудь и дыру, сквозь которую пробралась внутрь саламандра, чтобы свить там гнездо. Инди? Да. Теперь они верят? Да, верят. Теперь сомнений нет. Колдунья с пылающими волосами: я убью тебя прежде, чем ты разбудишь скользкую тварь у меня в груди... Думала, они убьют меня. Не убьют... Когтями по спине, сдирая кожу, чтобы хлынула кровь. Ты меня не потеряешь. Поворачивается, глядит в ее глаза-зеркала, видит себя: дымный призрак, пронизанный ужасом, истекающий кровью, старающийся усмирить саламандру, прислушивающийся к эху во мраке, в ожидании душераздирающего крика... Саламандра шевельнулась... Издалека донеслось хлопанье крыльев...

Индиана продолжал смотреть на жидкое пламя, бушующее в глубине шахты. Верховный жрец говорил, а Чаттар Лал переводил его слова:

— Мола Рам сообщает верующим о нашей победе. Англичане покинули дворец, что свидетельствует о том, что могущество Кали-ма усилилось.

• Предыдущая
• 29/41
• Следующая