Вскрытые вены Латинской Америки - Галеано Эдуардо - Страница 27

Географическая близость к Антилам и распространение в Европе технологии получения сахара из свеклы, появившейся на полях Франции и Германии в эпоху наполеоновских войн, превратили Соединенные Штаты в основного потребителя сахара Антильских островов. Уже в 1850 г. на США приходилась одна треть торгового оборота Кубы. США покупали у Кубы и продавали ей товаров больше, чем Испания, хотя остров был тогда испанской колонией. Звездно-полосатый флаг трепетал на мачтах более половины судов, заходивших в кубинские порты. Примерно в 1859 г. один испанский путешественник обнаружил в самой глубине Кубы, в ее захолустных селениях, швейные машины, сделанные в США[27]. Главные улицы Гаваны были замощены брусчаткой, привезенной из Бостона.

На заре XX в. «Луизиана плейнтер» писала: «Мало-помалу весь остров Куба переходит в руки североамериканских граждан, что является самым простым и надежным способом его присоединения к США». В американском сенате уже поговаривали о новой звездочке на государственном флаге. После поражения Испании генерал Леонард Вуд стал править Кубой. Одновременно в /109/ руки североамериканцев попали Филиппины и Пуэрто-Рико[28]. «Они стали нашими военными трофеями, — сказал президент Мак-Кинли, имея в виду также и Кубу, — и, с божьей помощью и во имя прогресса человечества и цивилизации, наш долг — достойным образом ответить на это большое доверие». В 1902 г. Томас Эстрада Пальма был вынужден отказаться от американского гражданства, которое он принял, живя в США, поскольку североамериканская оккупационная армия назначила его первым президентом Кубы. В 1960 г. бывший посол США на Кубе Эрл Смит заявил в сенатской комиссии: «До того как к власти пришел Кастро, Соединенные Штаты имели на Кубе такое неоспоримое влияние, что американский посол был вторым человеком в государстве, а порой и лицом даже более значительным, чем кубинский президент».

До свержения Батисты Куба продавала почти весь свой сахар в США. Пятью годами раньше молодой адвокат-революционер точно предсказал, выступая перед теми, кто его судил за нападение на казармы Монкада, что история его оправдает; он заявил в своей /110/ проникновенной речи: «Куба остается факторией, поставляющей сырье. Вывозится сахар, чтобы ввозить конфеты...» [29] Куба приобретала у Соединенных Штатов не только автомобили, станки и оборудование, химические товары, бумагу и одежду, но и рис, фасоль, чеснок, лук, жиры, мясо, хлопок. На Кубу доставлялось мороженое из Майами, хлеб из Атланты, роскошные деликатесы из Парижа. Страна сахара импортировала половину всего количества потреблявшихся фруктов и овощей, хотя только третья часть активного населения имела постоянную работу, а половина земель, принадлежавших сахарным заводам, были огромными пустырями, где ничего не производилось[30]. Тринадцать североамериканских сахарных заводов на Кубе располагали более чем 47% всех площадей под сахарным тростником и выручали около 180 млн. долл. в каждую сафру. Природные богатства Кубы — никель, железо, медь, марганец, хром, вольфрам — США рассматривали как свои стратегические резервы, которые до поры до времени в незначительном количестве разрабатывались их компаниями в соответствии с потребностями своей армии и промышленности. На Кубе в 1958 г. имелось больше зарегистрированных полицией проституток, чем рабочих-горняков[31]. Полтора миллиона кубинцев были полностью или частично безработными.

Хозяйственная деятельность страны подчинялась ритму сафр. Импортные возможности, зависевшие от кубинского экспорта, не превышали в 1952 и 1956 гг. уровень тридцатилетней давности[32], хотя потребности в валюте значительно возросли. В тридцатые годы, когда кризис усилил, вместо того чтобы ослабить, зависимое положение кубинской экономики, развернулись работы по демонтажу недавно воздвигнутых фабрик с целью сбыть их в другие страны. Когда в первый день 1959 г. победила революция, промышленность Кубы отличалась чрезвычайной слабостью и низкими темпами развития; более половины производства сосредоточивалось в Гаване, а небольшое количество предприятий с новейшим оборудованием управлялись из США по телефону. Кубинский экономист Рехино /111/ Боти, соавтор экономической программы партизан Сьерра-Маэстры, приводит в качестве примера деятельность филиала фирмы «Нестле», производившего сгущенное молоко в Байямо: «При аварии техник звонил по телефону в Коннектикут и сообщал, в каком секторе дело застопорилось. Тотчас жe он получал соответствующие инструкции и, не понимая смысла своих действий, устранял поломку... Если наладить аппарат не удавалось, через четыре часа из США прибывал самолет со специалистами высокой квалификации, хорошо знавшими технологию. После национализации уже некуда было звонить с просьбой о помощи, а те немногочисленные техники, которые сами могли бы справиться с несложной поломкой, уехали из страны»[33]. Этот пример убедительно показывает, с какими трудностями пришлось столкнуться революции, нацеленной на то, чтобы родина кубинцев перестала быть колонией.

Куба была связана зависимым положением по рукам и ногам, и ей поэтому было очень трудно стать самостоятельной. Половина кубинских детей до 1958 г. не ходили в школу, и все же, как много раз подчеркивал Фидель Кастро, невежество гораздо более распространенное зло и оно опаснее, чем неграмотность. Во время начавшейся в 1961 г. кампании по ликвидации неграмотности масса добровольцев из среды молодежи вызвалась научить читать и писать всех кубинцев. Результаты ошеломили весь мир: в настоящее время на Кубе, по данным Международного департамента ЮНЕСКО по образованию, наименьший процент неграмотных и наибольший процент учащихся в школах (начальных и средних) в Латинской Америке. Однако другое проклятое наследие — невежество — не изживешь ни за сутки, ни за дюжину лет. Нехватка научно-технических кадров, некомпетентность управленческого аппарата и низкий уровень организации производства, бюрократический страх перед творческой инициативой и свободой решений продолжают создавать препятствия на пути строительства социализма. Но несмотря на «систему бессилия», созданную за четыре с половиной века угнетения, Куба с неослабевающим энтузиазмом возрождается в новом качестве, напрягая все свои силы — радостно и энергично, — чтобы устранить все препоны со своего пути. /112/

«Разве на сахаре строить лучше, чем на песке?» — риторически вопрошал Жан Поль Сартр в 1960 г. на Кубе.

Над молом в порту Гуаябаль, откуда экспортируется сахар, возле огромных складов кружат пеликаны. Я вхожу туда и в изумлении останавливаюсь перед золотистой сахарной пирамидой. Снизу то и дело открываются дверцы, через которые сахар, минуя стадию упаковки в мешки, попадает прямо в трюм корабля, а сверху, через отверстие в потолке льются все новые золотые струи сахара, привезенного с инхенио. На струях пляшут солнечные зайчики. Эта сыпучая гора, которой я касаюсь, с трудом охватывая взглядом, стоит около 4 млн. долл. И мне представляется, что в ней воплотились весь восторг и вся драма рекордной сафры 1970 г., в ходе которой стремились, но не смогли, несмотря на сверхчеловеческие усилия, получить 10 млн. тонн. Перед моим мысленным взором проходит гораздо более давняя история, связанная с сахаром. Я вспоминаю о предприятиях, еще недавно принадлежавших «Франсиско шугар Ко», компании Аллена Даллеса, где мне довелось пробыть педелю, послушать рассказы о прошлом и увидеть рождение будущего: вот Хосефина, дочь Каридад Родригес, которая учится в школе, бывшей казарме, и сидит она как раз на том самом месте, где пытали перед смертью ее арестованного отца; вот Антонио Бастидас, семидесятилетний негр, который в этом году как-то ранним утром уцепился обеими руками за рычаг заводского гудка, ибо инхенио перевыполнил задание. «Черт возьми! — кричал он. — Выполнили, черт возьми!» — И никто не мог оторвать его руки от гудка, который разбудил весь поселок, разбудил всю Кубу. Я слышал истории о канувшем в лету прошлом, в которых фигурировали выселения, подкупы, убийства, голод, странные профессии, порождавшиеся безработицей, которая терзала рабочих 6 месяцев в году, «ловец сверчков» например. Я думаю — и теперь это всем известно — о том, какие неимоверные страдания пережила эта страна. Нет, не зря погибли те, кто погиб: Амансио Родригес, в упор расстрелянный штрейкбрехерами на собрании, когда он с негодованием отверг чек компании на крупную сумму, хотя товарищи, укладывавшие его в гроб, не нашли у него в доме второй пары штанов и носков; или, например, /113/ Педро Пласа, которому было 20 лет, когда его арестовали, а он указал путь грузовику с солдатами прямо на мины, которые сам же и закладывал, и взорвался вместе с грузовиком и солдатами. И многое другое я слышал в этом месте и в других местах. «Здесь в семьях очень чтут мучеников, — сказал мне один старый рабочий, — но только после их смерти. А при жизни они слышали только жалобы». Я думаю, что не случайно партизанские отряды Фиделя Кастро на три четверти состояли из крестьян, рубщиков тростника, и не случайно провинция Орьенте была и самым крупным поставщиком сахара и одновременно самым крупным очагом восстаний за всю историю Кубы. Я понимаю, почему здесь накопилось столько ожесточения: после небывалой сафры 1961 г. революция предпочла покончить со страданиями, приносимыми сахаром. Сахар был постоянным напоминанием о былых унижениях. Неужто сахар навеки должен остаться судьбой страны? Не пора ли ему расплатиться за свои прегрешения? Или и ныне ему быть рычагом, катализатором прогресса в экономике?