Волк: Ложные воспоминания - Гаррисон Джим - Страница 20

Часам к десяти утра я успел надраться, обойти весь Шайен и отчаяться по поводу всего этого бардака. В одном из баров я наткнулся на трех ковбоев, с которыми приехал в город, но они посмотрели на меня стеклянными глазами и не узнали. Певец все пел свою очаровательную песенку. В «Серебряном башмаке» я разговорился с румяным ранчером из Грили, Колорадо, и мы поехали на родео вместе. Он был зол на все на свете, ненавидел правительство, религию, войну, свою жену и даже свою скотину. Правда, любил лошадей и непрерывно рассказывал о кобыле-кватерхорсе по кличке Обморок. Я спросил, почему ее так зовут, и он ответил: «Это отдельная история». Загадочно. На площадке мы расцепились, поскольку обоим стало скучно. Я пошел к настилу посмотреть, как выгружают скот. Задом к загону стоял грузовик с откидывающимися стенками кузова, из которого выгоняли браманских быков — неописуемых чудищ с огромным горбом за плечами. Оседлал бы такого за круглую сумму — миллион и ни центом меньше. В пене от гнева и с красными глазами. За перегородкой здоровенный ковбой в драной джинсовой рубашке сортировал кнутом мустангов. Под его присмотром они бегали по кругу, подергивая прижатыми к голове ушами. Правая рука с кнутом нервно изгибалась и на вид была способна приструнить льва или гориллу. Ковбои редко занимаются ритмической гимнастикой, но как-то умудряются развить мускулы на руках и плечах. Тяжелая работа, все ясно и просто. Когда в следующий раз, дорогой путешественник, проезжая через Монтану, Вайоминг или Колорадо, ты увидишь эти величественные стога сена, остановись на минутку и усвой, что сено не скирдуется само. У многих мустангов на боках большие открытые раны — туда слишком часто впиваются шпоры; каждая рана величиной с ладонь, фумарол, покрытый мухами. Не дает расслабляться, как-то так. Всегда предпочитал маленькие местные родео, животные там здоровее. Я ушел с плаца и зашагал к дороге. Хотелось к следующему утру добраться до Солт-Лейк-Сити.

Никакой скопы. Но гнездо на вид свежее, скорее всего, недавно там кто-то был. С расстояния пятьдесят ярдов, когда я еще выписывал по лесу круги, мне показалось, будто над краем гнезда торчат перья и кусок рыбьего хвоста. Ястреб-рыболов. Когда-то я видел, как он парит над прудом, потом складывается, в свободном падении устремляется вниз, но в последний момент тормозит крыльями и выпускает когти. С размаху врезается в воду, и вот награда за усилия — футовая щука.

Стоять в полунаклоне было неудобно. Я выдернул с корнем большой пучок папоротника и, прикрывшись им, подполз поближе. Пожалуйста, не надо змей. В ухо залетел комар, и я раздавил его пальцем. Сера, понятное дело, для того и нужна, чтобы не впускать мошкару. Птице — еще час на то, чтобы появиться, иначе вернусь к устью ручья и попробую поймать одну-две форели. Всегда любил ястребов, даже простых краснокрылок, хотя любимая птица у меня гагара, в основном из-за голоса — долгого, выматывающего циркулярного воя. Что-то среднее между смехом и безумием. В юности по вечерам на озере я слышал его много-много раз, а на рассвете, вставая затемно, чтобы идти на рыбалку, даже видел этих птиц, хотя они всегда держались в отдалении. Мой отец и дядя построили домик без электричества и водопровода, но с небольшим колодцем — нужно было сто раз прокачать насос, прежде чем пойдет вода. Ужасная работа. Мы с братом занимались ею по очереди, часто доходило до драк, тогда мы катались в пыли и мутузили друг друга. Мы много времени проводили за уничтожением всякой живности. Лягушек, змей и черепах. Нам не доверяли даже пневматические ружья, так что все убийства приходилось совершать голыми руками. Мы собирали на берегу ужей и лупили ими с размаху о деревья, а то просто стегали воздух, так что у тех ломался хребет. Мы в неимоверных количествах поедали лягушачьи лапки в компании младшей сестренки, которая в шесть лет стала признанным чемпионом по уничтожению лягушек, доводя свой ежедневный рекорд до нескольких сотен штук. Она могла часами их чистить, обдирать с лапок шкуру, после чего мать их жарила, а сестра с подружками съедали целую сковородку. Мне тяжело о ней вспоминать — в девятнадцать лет моя сестра вместе с отцом разбилась на машине. В обоих свидетельствах причиной смерти указано «размягчение мозга». Они ехали на Север охотиться на оленей, при том что охотниками были довольно бестолковыми — им больше нравилось гулять, чем стрелять по оленям. Нечасто отец с дочерью охотятся вместе. В кабинете адвоката я случайно увидел фотографии, сделанные полицией на месте происшествия: машина перевернулась, и мотор от удара въехал в багажник. Невозможно понять, кто был за рулем. На одной фотографии я за долю секунды успел рассмотреть сестру — перевернутый лоб с единственной тонкой струйкой крови, неровной черной линией. Кто-то врезался в их машину на скорости девяносто миль в час, или они сами в него врезались. Когда все погибли, это уже не установишь. Моим первым побуждением было поехать на Север и застрелить его, живого или мертвого. Полиция вернула мне отцовский кошелек и, как ни странно, сломанную вставную челюсть; я увез эти зубы с собой и бросил в болото, которое задолго до того мы засадили часто цветущими розами, чтобы под ними укрывались дикие птицы. Много лет потом я во сне крепко сжимал руками подбородок, так что наутро плечи и предплечья болели от напряжения.

Я еще следил за гнездом, но от мыслей о сестре глаза стали незрячими. Надеюсь, она успела позаниматься с кем-нибудь любовью до своей гибели. Всегда считал, что в армию нужно призывать мужчин от пятидесяти и старше. Дайте молодым пожить, почувствовать вкус вещей, прежде чем где-нибудь в Азии им отстрелят жопу. И обязательно призывать не меньше четверти Конгресса. Пускай тянут соломинки, кому на передовую. Подозреваю, после этого они слегка подумают, прежде чем голосовать за новую войну. Если у пятидесятилетнего мужика хватает сил на восемнадцать лунок для гольфа, он всяко сумеет нажать слабым пальцем на спусковой крючок, а его толстые ноги как-нибудь да пройдут через болота. Надо написать на эту тему письмо позаковыристее. И никаких исключений. Даже для президентов торговых палат всех этих захудалых городков. Патриотический угар спадет только так, спорим? Раз им так охота помахать флагом, пусть машут там, где это что-то значит, — перед носом врага. А сколько будет воплей и воя — я же маклер, или химик, или зубной врач, вот только что руки изо рта вытащил. Именно так. Дайте молодым возможность есть, пить, любить, ебаться, путешествовать и рожать детей. Плохо будут воевать, мы пришлем еще толстопузов. Конечно, с высоты своего 4-Ф[54] мне легко об этом говорить: в пятилетнем возрасте на задворках больницы мне чуть не вырезали глаз осколком стакана. Постаралась одна маленькая девочка. С тех пор мой левый глаз смотрит вовне и вверх, пребывая в своем собственном восторженном трансе. Почти незрячий, он поворачивается туда, где ярче свет, и ясно видит лишь полную луну. Девушкам, когда те спрашивают, я обычно говорю, что подрался в Восточном Сент-Луисе на «розочках». После чего меня окружают материнской заботой. Сиськи встают, опадают и встают опять в ответ на ласки и грустные тягучие истории. Девушки из восточных колледжей больше всего любят байку про долю индейской крови. Моя смуглость и легкая примесь в чертах лица не то лапландского, не то лопарского всегда оставляют такую возможность. То я шайен, то чероки, а то апач. Машины, правда, стопить трудно. Грязный нацмен. Меня спрашивали тысячу раз: ты что, наполовину индеец или мексиканец? И да и нет, и ни то и ни другое. Приятно было в Англии, когда мы пили с увальнем-крикетчиком, вспоминать, как мой предок-викинг с удовольствием нагонял страху на коротышек-англичан. Крикетчик почему-то оскорбился. Тогда я напомнил ему, как Британия завоевала большую часть Индии вместе с ее голодными и жалкими мирными миллионами, и это, несомненно, подвиг. Правильно! Посмотри, кто дал миру почечный пудинг. И рыбу с картошкой на старой газете. И крикет! Я покорил его сердце. А то вечно заявится какой-нибудь выебистый англичанин доказывать, что мы невоспитанные ничтожества. Согласен. Однако это они во время ирландского картофельного голода[55] показали себя во всей красе, как прирожденные наци.