''Магия'' – энциклопедия магии и колдовства - Кандыба Виктор Михайлович - Страница 28

• Предыдущая
• 28/180
• Следующая

Тем не менее общественное мнение приписывает неудачу колдов ству только в том случае, если устранены все возможности чисто технической ошибки. Легко увидеть, что ошибки должны случаться, ибо тех нические правила уже в самих себе содержат возможность ошибки, и они не могли бы сохраниться, если бы ошибки не относились на счет человека. Молодой азанде никогда не смог бы научиться лепить гор шок, сплести шляпу, сделать копье или вырезать чашку, если бы все свои ошибки приписывал колдовству, т.к. человек становится хорошим мастером только в том случае, если замечает свои ошибки и ошибки других.

Может возникнуть вопрос: проводят ли азанде различие между колдовской причинностью и такой, в которой не принимает участия ни колдовство, ни какой-либо другой мистический фактор? Вообще, часто спрашивают, способны ли представители отсталых народов отличить естественное от сверхъестественного. Можно попытаться предваритель но ответить на этот вопрос, ссылаясь на азанде. Поставленный вопрос можно понять так: способны ли отсталые народы абстрактно отличить естественное от сверхъестественного? У нас имеется понятие упорядоченного мира, соответствующее тому, что мы называем законами природы, однако и в нашем обществе некоторые люди верят, что могут происходить мистические вещи, которые нельзя объяснить с помощью законов природы. Следовательно, такие события выходят за сферу, охватываемую естественными законами, и мы можем назвать их сверхъес тественными. Сверхъестественное означает для нас нечто очень близкое ненормальному или чрезвычайному. У азанде, безусловно, нет такого понятия реальности. У них отсутствует представление о "естественном" в нашем понимании, следовательно, отсутствует и представление о "сверхъестественном". Сверхъестественное мы помещаем на другую плоскость, хотя бы в пространственном смысле, по отношению к плос кости естественного. Однако для азанде колдовство является обыденным, а не чрезвычайным событием, хотя в некоторых обстоятельствах оно встречается редко. Это обычное, а не экстраординарное событие. Но, если они и не придают естественному и сверхъестественному тех значений, которые придают им образованные европейцы, тем не менее они проводят различие между ними. Наш вопрос можно и нужно сформулировать иначе. Скорее он должен звучать так: способны ли отсталые народы осознать какуюлибо разницу между теми событиями, которые мы, наблюдающие их культуру со стороны, считаем естественными, и теми, которые мы считаем мистическими? Азанде, безусловно, осознают различие между тем, что мы считаем делом природы, и тем, в чем замешаны магия, духи и колдовство, хотя, не имея ясного учения о законе природы, они не могут выразить этого различия так, как выражаем его мы.

Концепция колдовства у азанде несовместима с нашим способом мышления. Следует, однако, сказать, что даже азанде относятся к дей ствию колдовства несколько необычно. Нормальным оно ощущается только во сне. Понятие колдовства выходит за пределы чувственного опыта. Азанде не претендуют на полное понимание колдовства. Они знают, что колдовство существует и причиняет зло, однако о способе его действия они вынуждены только догадываться. Действительно, при обсуждении колдовства с азанде я часто встречал у них сомнения по поводу предмета беседы причем эти сомнения выражались не только в том, что они говорили, но еще больше в том, как они говорили об этом. Все это резко отличалось от уверенного изложения их знаний относи тельно социальных событий и экономических действий. Они теряются в попытках описать способы, которыми колдовство достигает своих целей. Ясно, что колдовство убивает людей, но как оно это делает, в точности не известно. Азанде скажут вам, что если бы вы спросили старого человека или знахаря, то, может быть, получили бы больше ин формации. Однако старый человек и знахарь скажут вам не намного больше, чем юноша или простой человек. Они знают лишь то, что из вестно другим: что душа колдуна по ночам отправляется грызть душу жертвы. Только сами колдуны вполне понимают эти вещи. Опыт азанде скорее включает в себя чувство колдовства, а не его идею, поскольку их интеллектуальные понятия слабы и они лучше знают, что делать при нападении колдовства, чем как объяснить его. Их реакция заключается в действии, а не в анализе.

Я предвосхищу здесь то, что более полно освещено в части, посвя щенной магии, сказав, что при обсуждении с азанде магических ритуалов я получил такое же впечатление, как и при разговорах о колдовстве. Я заметил ту же неопределенность и так же почувствовал, что речь идет о вещах, действие которых лишь отчасти наблюдаемо, а ненаблюдаемое объясняется ссылкой на некоторую врожденную силу, которая пред ставляется мистической не только нам, но также и им самим. Это мбисимо, или душа вещи. У них нет ясного представления о том, как колдуны убивают людей, но "люди говорят, что колдун посылает душу своего колдовства есть душу тела человека". Точно так же им известно, что магия убивает людей, но, если вы спросите у них, как она это дела ет, вам ответят просто: "Точно я не знаю, но предполагаю, что душа магического обряда выслеживает человека и поражает его". Они верят, что, когда человек умирает, он в некотором смысле становится тотем ным животным своего рода. Но каким образом? Точно они не знают, но "душа человека превращается в животное".

С той же самой трудностью мы сталкиваемся в поисках перевода их идей относительно оракулов. Хотя в действиях и разговорах азанде, по видимому, персонифицируют их и относятся к ним так, как если бы они обладали мышлением, наблюдатель не сможет обнаружить и зафикси ровать такое утверждение, в котором это убеждение было бы выражено явно. Это опять ответ на вопрос европейцев, ибо именно мы спрашива ем азанде относительно их убеждений и испытываем их своими новше ствами. Азанде их провозглашают и не чувствуют необходимости их объяснять: душа оракула слышит, что ей говорят, и отвечает.

Самое главное: при отсутствии туземной концепции мы должны постараться избежать искушения сконструировать догму, опирающую ся на представление о том, что мы действуем так, как действовали бы азанде. Не существует детальной и стройной концепции колдовства, которая объясняла бы его действия, и не существует такой концепции природы, которая разъясняет включенность колдовства в функцио нальные взаимоотношения. Свои верования азанде проявляют в дей ствиях, а не в интеллектуальных конструкциях, принципы этих верова ний нужно искать в социально контролируемом поведении, а не в доктринах. В этом заключается трудность, с которой сталкивается обсужде ние темы колдовства с азанде: их идеи включены в действия, и их нельзя извлечь и использовать для объяснения и оправдания действия.

Таким образом, нами была предпринята попытка извлечь из выска зываний и поведения азанде в ситуации стресса и из их комментариев по этому поводу некоторую философию. Однако оказывается, что она весьма слабо выражена в понятийных структурах. Поэтому мы, быть может, лучше поймем смысл колдовства при описании поведения азанде в ситуациях несчастья. Кроме того, мы пришли бы к очень несовершенному пониманию колдовства у азанде, если бы просто выслушали их утверждения относительно его особенностей и сосредоточили внимание лишь на тех событиях, в которых оно участвует. Нужно иметь в виду также человека, который воспринимает эти события и у которого имеется понятие о колдовстве, – только тогда мы поймем, что слово является не столько интеллектуальным символом, сколько реакцией на ситуацию неудачи…

Представление о колдовстве зависит не только от несчастий и личных взаимоотношений между людьми, но и заключает в себе моральное осуждение. В самом деле, мораль племени азанде так тесно связана с его представлениями о колдовстве, что вполне можно сказать, что она вбирает их в себя. Их выражение "это колдовство" часто можно перевести просто как "это зло". Как мы уже видели, колдовство не совершается случайно или без злого умысла, а является преднамеренным нападением одного человека на другого, к которому первый испытывает ненависть. Колдун действует из злых намерений. В племени азанде говорят, что впереди идут ненависть, ревность, зависть, злословие, сплетни и т.д., а за ними следует колдовство. Человек должен прежде ненавидеть своего недруга, и только тогда он может заколдовать его. И если колдун почувствует раскаяние в сердце, когда брызгает водой, его колдовское действие не будет иметь эффекта. И поскольку в племени азанде интерес проявляют не к колдунам как таковым, т.е. не к статичной способности к колдовству, а только к колдовской деятельности, то это имеет два следствия. Во-первых, туземцы склонны отождествлять колдовство и те чувства, которыми, как предполагается, оно вызывается, поэтому в племени азанде думают о ненависти, зависти и жадности в терминах колдовства и, в свою очередь, думают о колдовстве в терминах тех чувств, которые оно обнаруживает. Во-вторых, человек, заколдовавший другого, будет восприниматься последним как колдун не когда-нибудь впоследствии, а только во время вызванного им несчастья и в связи с данными конкретными обстоятельствами. К колдунам нет такого предустановленного отношения, как, например, к высокородным. Высокородный всегда является высокородным, и к нему так относятся в любой ситуации, а отношение к персоне колдуна не является постоянным, поскольку человек считается колдуном только в определенных ситуациях. Представления о колдовстве в племени азанде выражают динамичные взаимоотношения между людьми при неблагоприятных обстоятельствах. Значение этих представлений настолько зависит от сложившейся ситуации, что человека едва ли станут считать колдуном, когда ситуация, вызвавшая обвинение против него, перестанет существовать.

• Предыдущая
• 28/180
• Следующая