Грязное мамбо, или Потрошители - Гарсия Эрик - Страница 31

Очередной крах иллюзий. У меня накопился длинный список несбывшихся надежд и неоправдавшихся ожиданий, поэтому я даже не рассчитываю на что-нибудь серьезное с Бонни. Во-первых, я ее вижу урывками, а, несмотря на мою слабость к исчезающим дамам, хроническая невидимость романам не способствует. Во-вторых, мы абсолютно не подходим друг другу. Я не менял одежды последние четыре недели; она переодевается в чистое всякий раз после ванны, а моется Бонни в десять раз чаще моего. У нее целая коллекция платьев под шесть пар разных колготок, в которые она облачается по меньшей мере через день, игнорируя тот факт, что при толике везения и правильном поведении ее никто не увидит. Кроме того, я минимум на пятнадцать лет старше и скрываюсь от Кредитного союза, так что кавалер из меня еще тот. Венди, моя пятая бывшенькая, быстро это раскусила.

Но я отнюдь не огорчился, когда Бонни сунула голову в мою комнату два часа назад и спросила, не хочу ли я с ней пообедать.

— Только скатерть захвати, — попросила она. — А то мой столовый гарнитур проржавел.

Я облачился в парадный костюм, состоявший из единственной хлопковой рубашки, от которой не несло за два шага, и летних брюк, почти не испачканных кровью, и потопал вверх по лестнице с брезентом под мышкой. Бонни уже зажгла пару грамотно расставленных свечек, неровно озарявших темные углы, оставляя середину комнаты в полумраке. На ее ярко-оранжевом платье на бретелях играли отблески и тени.

Я одним махом развернул принесенный брезент и накрыл им металлический стол в центре комнаты; небольшой предмет сверкнул в воздухе, пролетев мимо пригнувшейся Бонни, и врезался в стену.

— Извини, — сказал я, выдернув скальпель из сухой кладки и сунув за пояс. — Я думал, что все собрал.

Бонни варила макароны на маленькой банке сжиженного газа, а на меня возложила обязанность все покрошить. Она откуда-то взяла мечту бакалейщика — помидоры, лук, кинзу — и решила научить меня готовить соус «Маринара». Сначала я мучился с пластиковым ножиком для масла, единственным режущим инструментом на столе, но потом вынул скальпель, и дело пошло. Бонни ничего не сказала, когда я виртуозно крошил оставшиеся овощи, но я поймал на себе несколько исподтишка брошенных взглядов.

Когда нёбо приучено воспринимать объедки из мусорного контейнера, отвоеванные у помойных кошек, как нормальный ночной обед, свежая паста с соусом «Маринара» становится просто оргазмом гурмана. Я практически не говорил, пока мы ели, втягивая макароны не жуя, стараясь поглотить как можно больше пищи за минимальное время.

— Где ты это взяла? — спросил я между глотками.

Бонни ответила:

— На рынке, в шести кварталах отсюда.

— Они выбрасывают такую еду?! Совсем уже…

Она как-то странно посмотрела на меня:

— Выбрасывают?

— О, — спохватился я под этим взглядом. — Значит, ты ее стянула? Браво!

И снова не угадал.

— Нет, нет, — запротестовала она. — Я сходила днем на рынок и все купила.

Как я могу мечтать о романе с этой женщиной? Мы даже говорим на разных языках!

Когда мы доели бисквит, который она купила — не украла, а именно купила, как я уже понял, в настоящем магазине — на наличные, с очередью к кассе и всем таким, я вновь обратил внимание на странную певучую ритмичность в ее голосе и не удержался от вопроса.

— Это «Воком», — ответила Бонни.

— Что?

— Моя гортань. «Воком экспрессор», одна из последних моделей.

Вот в чем секрет несколько механических интонаций и неестественно идеальной артикуляции, без малейшего намека на невнятность или заикание. Очень гладкая речь. «Воком» — первоклассная компания с образцовой службой по работе с клиентами.

Словно решив это доказать, Бонни полезла в карман и вытащила маленький пульт дистанционного управления, не крупнее, чем у моего «Джарвика», правда, с большим числом кнопок и тумблеров. Что-то нажала, где-то подкрутила, и когда вновь открыла рот, уже не была Бонни.

— Здесь четырехшкальная частотная модуляция, — сказала она раскатистым басом.

— И часто ты так делаешь? — поинтересовался я.

— В последнее время — да, — проверещала она, выбрав частоту бурундучьего писка. — Говорить чужим голосом очень удобно, когда не хочешь, чтобы тебя обнаружили.

Мне случалось изымать вокомские системы, хотя эти заказы обычно отдавали «касперам» из-за способности таких искорганов записывать последние сорок восемь часов речи клиента вроде черного ящика на самолетах. Однако «Воком экспрессор» сохранял лишь слова, произнесенные своим хозяином, а не полный разговор. В результате расшифровка записей с «Вокома» представляла собой лишь половину диалога, а так называемым экспертам по прослушиванию оставалось только догадываться о репликах собеседника.

Однажды, ближе к концу моей карьеры, «Кентон» послал меня изъять мочевой пузырь у клиента, злоупотреблявшего их терпением уже четыре месяца. Мне сказали, что этот парень набрал кредитов по всему городу и навставлял себе массу искорганов других производителей, но мое дело вернуть «Кентону» их собственность, и больше ничего. Даже если, вскрыв клиента, я обнаружил бы искусственный желудок или легкое с просроченной оплатой, то не имел права их изымать. Есть всякие внештатники, вольнонаемные, которые вырывают из тела любой искорган и несут его фирме-производителю в надежде получить часть комиссионных, но я работал по правилам, и если в бланке заказа значился «Кентон», их мочевой пузырь я и брал.

Одни клиенты лежат неподвижно, когда их вскрываешь, другие дергаются, извиваясь по полу и ползая по всей комнате. На нашем жаргоне они называются соответственно «мертвой селедкой» и «живым тунцом». Тот парень был где-то посередине между двумя категориями со своими движениями засыпающей форели, зато болтал не закрывая рта в течение всего процесса, даже когда я по всем правилам усыпил его эфиром. Я уколол его торазином, еще раз применил электрошок, но и в бессознательном состоянии этот дурак не перестал лепетать, что виноват, но обязательно все исправит, даже когда скальпель глубоко вошел в его брюшину. Не знаю, о чем он говорил, и знать не хочу. Я предпочитаю работать в тишине, а этот тип испортил мне день.

Мочевой пузырь был на месте, в целости и сохранности; взявшись за ножницы, я вдруг услышал женский голос, эхом отразившийся от стен. Моя окровавленная рука рефлекторно нырнула в карман куртки и выхватила «кольт», который я всегда носил на боевом взводе; одновременно я развернулся на сто восемьдесят градусов, готовый выстрелить, чтобы защитить себя.

Комната была пуста. Пожав плечами, я вернулся к изъятию и сделал новый надрез, но через секунду глубокий горловой вопль резанул меня по ушам, крик, полный тоски, пронесся с учетверенной скоростью, не меняя низкого тона. Я снова обернулся как ужаленный, с «кольтом» в руке, и снова никого.

Тогда я сосредоточился, махнув рукой на внешние раздражители, и внимательно вгляделся в клиента. Звуки — в смысле голос — исходили из него. Для проверки я полоснул скальпелем по горлу, вызвав кровавый водопад, и успел заметить металлический блеск «Вокома» в гортани. Не «Экспрессор» — эта модель недавно появилась на рынке, а старый «Коммуникатор», не подлежавший апгрейду. Под подошвой что-то треснуло, и я сообразил, что давно переминаюсь на пульте дистанционного управления «Вокома», меняя высоту голоса и пугая самого себя во время работы.

Каким-то образом я активировал режим воспроизведения, чем объяснялось упорное нежелание клиента замолкать: «Воком» работал как магнитофон, воспроизводя запись недавнего разговора. Не зная, как выключить гортань, я заканчивал работу под этот новый саундтрек, включенный на полную громкость.

Когда я уложил мочевой пузырь в пенопластовый контейнер, в котором он отправится обратно к папочке «Кентону», клиент был уже мертв — дыхание остановилось, руки и ноги перестали дергаться, пульс не прощупывался; лишь упрямый «Воком» продолжал болтать.