Хранитель смерти - Герритсен Тесс - Страница 54

• Предыдущая
• 54/71
• Следующая

— Вероятно, вы все-таки способны нам помочь.

Робинсон посмотрел на нее запавшими от усталости глазами.

— Спрашивайте. Скажите, что вам нужно.

— Я начну вот с чего. Какие у вас отношения с Джозефиной?

Он нахмурился.

— Отношения?

— Думаю, она вам не просто коллега. — Судя по лицу Робинсона, Джозефина значила для него неизмеримо больше.

Куратор покачал головой.

— Посмотрите на меня, детектив. Я старше ее на четырнадцать лет. Безнадежно близорук, едва свожу концы с концами и к тому же начал лысеть. С чего вдруг женщина, подобная ей, заинтересуется таким, как я?

— Значит, романтические отношения с вами ее не привлекали.

— Даже не представляю, что такое возможно.

— То есть вы точно не знаете? И никогда не спрашивали?

Николас смущенно усмехнулся.

— У меня не хватило смелости произнести такие слова. Мне не хотелось, чтобы она чувствовала себя неловко. Это могло разрушить то, что уже было между нами.

— А что было?

Робинсон улыбнулся.

— Она как я… мы ужасно похожи. Дайте нам фрагмент кости или ржавый нож, и мы ощутим исходящее от них тепло истории. Именно это нас объединяло — страсть к тому, что произошло до нас. И этого уже было достаточно — просто испытывать одно и то же чувство. — Опустив голову, Николас признал: — Я боялся просить большего.

— Почему?

— Потому что она очень красива. — Он произнес эти слова так тихо, словно читал молитву.

— Эта одна из причин, почему вы взяли ее на работу?

Джейн тут же поняла, что ее вопрос оскорбил куратора. Робинсон выпрямился, а его лицо напряглось.

— Я бы никогда не стал отбирать работников по внешнему виду. Я оцениваю их по компетентности и опыту.

— Однако в резюме Джозефины не говорилось о большом опыте. Она только-только завершила постдипломное образование. Вы наняли ее консультантом, однако подготовка Джозефины была куда хуже вашей.

— Но я ведь не египтолог. Именно поэтому Саймон объявил мне, что возьмет консультанта. Полагаю, я должен был слегка оскорбиться, но, по правде говоря, я знал, что для оценки Госпожи Икс моих знаний недостаточно. Я прекрасно понимаю, что у моей компетенции есть пределы.

— Наверняка можно было выбрать египтолога, подготовленного куда лучше, чем Джозефина.

— Наверняка.

— Но точно вы не знаете?

— Решение принимал Саймон. После того как я разместил объявление об этой вакансии, к нам поступили десятки резюме. Я занимался отсеиванием кандидатов, когда Саймон сообщил, что уже принял решение. У меня Джозефина не прошла бы даже первой фильтрации, а он настоял, что взять нужно именно ее. И даже каким-то образом нашел дополнительные средства, чтобы нанять ее на полный рабочий день.

— Что значит — он нашел дополнительные средства?

— Мы получили существенное пожертвование. Мумии привлекают внимание, сами понимаете. Они восхищают благотворителей, заставляют их раскошелиться. Если крутиться в сфере археологии столько, сколько крутился Саймон, наверняка будешь знать, у кого туго набиты карманы. И поймешь, к кому стоит обратиться за деньгами.

— Но почему же он выбрал Джозефину? Я постоянно возвращаюсь к этому вопросу. Почему на работу взяли именно ее, а не кого-либо из тех искавших работу египтологов или других молодых выпускников, которые наверняка тоже присылали резюме?

— Не знаю. Я был не в восторге от его выбора, но спорить не было смысла — создавалось впечатление, что он уже все решил и я не смогу ничего изменить. — Вздохнув, Робинсон посмотрел в окно. — А потом я познакомился с ней, — тихо продолжил куратор. — И понял, что ни с кем другим я не захотел бы работать. Никого другого я бы… — Он умолк.

На этой улице, состоявшей из скромных домиков, движение не затихало ни на минуту, однако гостиная куратора, казалось, замерла в какой-то другой, более изысканной эпохе, когда взъерошенный эксцентрик вроде Николаса Робинсона мог счастливо состариться в окружении книг и карт. Однако он влюбился, и вместо счастья на его лице отражалось страдание.

— Она жива, — проговорил Робинсон. — Мне необходимо в это верить. — Он посмотрел на Джейн. — Вы ведь тоже в это верите, так?

— Да, верю, — подтвердила Риццоли. И отвела глаза в сторону, чтобы по ним куратор не смог прочитать продолжение ответа: «Но я не знаю, сможем ли мы ее спасти».

В тот вечер Маура ужинала в одиночестве.

Она собиралась устроить романтический ужин для двоих, и за день до этого прошлась по рядам продуктового магазина, набирая китайские карликовые лимоны, петрушку, телячьи ножки и чеснок — все ингредиенты для любимого Даниэлом оссобуко. Однако даже самые тщательно спланированные встречи людей, состоящих в непозволительной связи, могут рассыпаться от одного-единственного телефонного звонка. Всего несколько часов назад сконфуженный Даниэл сообщил ей новость: сегодня вечером ему придется ужинать с приехавшими из Нью-Йорка епископами. А закончил разговор так, как делал это обычно: «Прости меня, Маура. Я люблю тебя, Маура. Мне очень хотелось бы не ходить туда».

Однако он все равно ходил.

Теперь телячьи ножки лежали в морозилке, а вместо оссобуко она вынуждена в одиночестве поглощать жареный сандвич с сыром и крепкий джин-тоник.

Маура воображала себе место, где сейчас находится Даниэл. Ей представлялся стол, за которым сидят мужчины в мрачной черной одежде; прежде чем приступить к ужину, они, склонив головы и бормоча, благословляют еду. А затем под приглушенное звяканье серебряных приборов и фарфора обсуждают важные для церкви вопросы: уменьшающийся набор в семинарии, седеющее духовенство. У представителей любой профессии случаются деловые ужины, однако, когда они заканчиваются, эти люди — в мрачной черной одежде — возвращаются домой не к женам и семьям, а к своим одиноким постелям. «Неужели, потягивая вино, оглядывая стол, за которым сидят коллеги, ты никогда не печалишься из-за полного отсутствия женских лиц, женских голосов? — размышляла Маура. — И думаешь ли ты вообще обо мне?»

Прессом она прижала сырный сандвич к раскаленной сковороде и стала наблюдать за шипящим сливочным маслом, за покрывающимся корочкой хлебом. Как и яичницу, жареный сандвич с сыром она ела лишь в самых крайних случаях, и запах становящегося коричневым масла напомнил ей о вечерах той поры, когда она училась в медицинском колледже. Этот же аромат сопровождал болезненные вечера после развода, когда приготовление ужина было выше ее сил. Жареный сандвич с сыром источал запах неудач.

За окном сгущалась тьма, милосердно маскируя заброшенный огород, который Маура с таким воодушевлением высадила весной. Теперь он превратился в джунгли из сорняков, зацветшего салата и несобранного гороха, затвердевшего и засохшего на спутанных стеблях-вьюнах. В один прекрасный день, решила Маура, я доведу дело до конца, и мой огород будет прополотым и аккуратным. А этим летом он оказался ненужным, стал очередной жертвой кучи прочих нужд и дел.

«И в особенности — Даниэла».

Она заметила в окне собственное отражение с опущенными уголками губ, с усталыми, прищуренными глазами. Этот унылый образ испугал ее, словно неожиданно увиденное лицо незнакомки. А через десять, через двадцать лет будет ли смотреть на нее из окна та же самая женщина?

От сковородки поднимался дым — хлеб начал подгорать. Маура выключила конфорку, открыла окно, чтобы дым улетучился, и отнесла сандвич на кухонный стол. «Джин и сыр, — думала она, снова наполняя свой стакан. — Вот и вся необходимая пища для тоскующей женщины». Попивая коктейль, Маура разбирала почту, пришедшую тем вечером, — отодвигала в сторону ненужные каталоги, чтобы отправить их в мусорную корзину, а счета, которые оплатит в выходные, складывала в стопку.

Конверт с напечатанными именем и адресом заставил ее остановиться. Обратного адреса не было. Разрезав конверт, Маура вынула сложенный листок бумаги. И вдруг выронила, словно он был раскаленным.

• Предыдущая
• 54/71
• Следующая