Рука-хлыст - Каннинг Виктор - Страница 10

• Предыдущая
• 10/53
• Следующая

Двое вынырнули со стороны входа миссис Мелд и втащили меня в тень. На голову мне накинули что-то вроде мешка, который плотно затянули вокруг шеи. Я внезапно оказался лежащим на спине, и сигарета, вылетевшая у меня изо рта, прижгла мне горло. Я взревел, подскочил, ухватил кого-то за лодыжку, но чья-то рука через мешок зажала мне рот. Затем меня уложили на землю и принялись обшаривать, и по тому, как они это делали, мне стало ясно, что работают профессионалы. Я чувствовал их ловкие пальцы, которые не пропускали ничего.

Ровно тридцать секунд. Я услышал, как они побежали, сел, быстро справился с мешком и через несколько секунд уже был свободен. Поднявшись, увидел машину, поворачивающую в дальнем конце улицы, и милую парочку, проходящую мимо, — они держались за руки так, словно катались на коньках. В двери показался мистер Мелд, он улыбнулся, выдохнув мощные пары пива.

— Хороший вечер, — сказал он.

— Да, приятный.

— Очень, очень хороший. — Он взглянул на пурпурное небо и улыбнулся. — Да, для Лондона это очень хороший вечер. — Посмотрев на меня, добавил:

— Вы знаете, что сигарета прожгла вам воротник?

Я отряхнул воротник, отказался от предложения зайти к мистеру Мелду, чтобы разделить с ним поздний ужин и посмотреть телевизор, а затем поднялся к себе, держа в руке мешок, который оказался моим мешком для обуви. Благодаря этому я узнал, что они у меня побывали. Я бы никогда не догадался об этом, если бы не мешок, который сестра подарила мне на Рождество. На нем маленькими голубыми цветочками было вышито слово «обувь».

Я налил себе выпивки, сел и стал медленно осматривать карманы. Они забрали парижский адрес и записку, которую оставила Уилкинс, а я положил их в карман. Я сидел, удивляясь всему случившемуся и раздумывая над тем, были ли пятнадцать процентов, которые добавил мне Сатклифф, достаточной компенсацией, учитывая тот факт, что слово, произнесенное типом, которого я ухватил за лодыжку, было единственным из четырех слов этого языка, известных мне.

Уилкинс не одобряла моих поступков. Иногда я удивлялся, как она рискнула вложить деньги в дело, которое явно оскорбляло ее моральные принципы и коммерческое чутье. Я не верил, что она не уходит только ради удовольствия быть рядом со мной. Вся личная жизнь Уилкинс состояла из встреч с летчиком (он был финном), который остался работать у Насера после суэцкого кризиса. Она виделась с ним примерно раз в год. Может, подобная романтика была вполне по ней.

— Ваша беда в том, что вы надеетесь, что ваша жизнь будет более длинной, яркой и более волнующей, чем жизнь обычного человека, — сказала Уилкинс.

— Вы сравниваете меня с раскрашенным двухпенсовиком?

— Вы хуже. Неужели вы не знаете, что половина жизни обязательно бывает серой и скучной? Вы неисправимый романтик.

— Я с этим не согласен.

Она проигнорировала мое замечание и продолжала:

— Я проверяла ваш чемодан. Вы не положили туда запасного белья. Вам придется купить его в Париже.

Плащ ожидал меня в лондонском аэропорту, и мне, как важной персоне, был обеспечен самый заботливый уход. С пистолетом проблем не было. Но я бы предпочел что-то вроде «уэбли» — полицейскую модель с коротким четырехдюймовым барабаном калибра 8,0 или 9,5 миллиметров, который остановил бы даже слона, решившего подойти слишком близко. Мой же пистолет был изготовлен оружейной корпорацией «Винфилд» по лицензии «МАВ» во Франции и имел смешное название — «Le Chasseur»[4], выштампованное на барабане: калибр 5,5 миллиметров с магазином на девять патронов, еще один набор патронов в патроннике и автоматическое предохранительное устройство, которое при извлеченном магазине не позволит вам случайно выстрелить в себя или кого-то еще, если в патроннике остались патроны. Эта модель не была такой уж новинкой, и я решил, что человек, ведающий оружием у Сатклиффа, вытащил из своего запасника первый попавшийся ему пистолет. Впрочем, я не работаю на них постоянно, поэтому мне не стоит артачиться.

— Там тебя встретят. Они сняли тебе комнату. Отели все забиты, — сказал плащ.

Мне не понравилось то, что я услышал.

— Прошлой ночью на меня напали два советских ублюдка.

— Я знаю, — ответил он. — Мы видели.

— Ну спасибо.

— Что они забрали?

— Парижский адрес.

— Так мы и думали.

— Вы поднимете крик, если я потребую заплатить за воротник, прожженный сигаретой?

Он зевнул и ничего не ответил.

Самолет оказался наполовину пустым. Стюардессы были хорошенькие, но не вступали в разговоры, поэтому я, выпив большую порцию мартини, завалился спать.

В Ле-Бурже меня встретил человек по имени Роберт Казалис. Ему было около сорока, выглядел он молодо, но был непомерно раздут от мышечной массы, что обычно случается с бывшими гребцами. У него были рыжие волосы и честные карие глаза, которые, как я знал, ничему никогда не удивлялись. Я встречал его прежде один раз, у Мэнстона. Он не принадлежал к числу плащей. У него был гораздо более высокий статус.

Он отвез меня на квартиру возле Пале-Ройяль и, когда мы сидели в гостиной, бросил мне ключи.

— Не думаю, что ты пробудешь здесь долго. Но пока ты здесь, это все твое. Еда в холодильнике. Все работает. В отеле «Флорида» мы забронировали номер на твое имя — двухзвездочный отель на бульваре Малерб, на тот случай, если кто-то попросит тебя дать адрес. Содержание всех писем и сообщений, которые для тебя оставят, будут передавать каждое утро, в восемь, по телефону. Я припас тут немного виски. — Он направился к двери, а затем добавил:

— У нас нет на то четких правил, но я бы не стал приводить сюда без надобности случайных посетителей. Ну а если к тебе зайдут незваные гости, имей в виду, что комнаты звукоизолированны.

Я кивнул и спросил, не надеясь, впрочем, получить правдивый ответ:

— А где в эти дни будет Мэнстон?

— Бог его знает, к тому же это строжайший секрет. Но я не сомневаюсь, что он, будучи тихим провинциалом, неплохо проведет время. Всего хорошего! — И исчез.

Я принял душ. Стоял июнь, было жарко и влажно. Надев симпатичный легкий костюм, я вышел. Зашел в магазин, где купил шесть пар белья, а затем отправился в отель «Георг V» и, развалившись в шезлонге, постукивая пальцами по свертку, принялся наблюдать за жизнью отеля. До встречи оставалось три часа.

Они появились примерно через полчаса, и, увидев их, я понял, что они были в магазинах, возможно, на Риволи. Обе были обвешаны вешалками и тонкими квадратными пакетами, которые легко можно раздавить мизинцем. На Кэтрин был скромный костюм, который, очевидно, стоил безумных денег, и шляпка, приковавшая внимание всех, кто сидел рядом со мной. Она словно внезапно покинула бесприметную серость Брайтона и оказалась в другом мире: среди блестящей, на все плюющей толпы, которую интересовало лишь то, куда бы пойти поразвлечься. Пожилая женщина, шедшая рядом с Кэтрин, выглядела так, будто она покупала вещи в лавке старьевщика, и, лишь когда они подошли ближе, я понял, насколько ее одежда была дорогой. На миссис Вадарчи была черная фетровая шляпа, похожая на те, что носят римские католические священники. Шляпа гордо возвышалась на копне мелко завитых рыжих волос. Ее квадратное, мужеподобное лицо было покрыто морщинами, а под выщипанными бровями поблескивали голубые глаза. Зеленое, немного устаревшего фасона платье висело на ней так, словно она завернулась в театральный занавес, украшенный бахромой и припорошенный пылью на складках. Объемистую грудь украшали мощные бусы из жемчуга, а в правой руке она держала длинную черную трость с костяным набалдашником. Миссис Вадарчи выглядела как довольная жизнью, богатая старушенция, но у меня создалось совершенно четкое ощущение, что она при желании могла быть жесткой, упрямой и энергичной. Я слышал каждое слово из ее указаний клерку. Она велела поскорее прислать кого-нибудь, чтобы он заплатил таксисту. Говоря с клерком, она постукивала тростью по полу. Они с Кэтрин вызвали лифт, и у миссис Вадарчи был такой вид, словно она — бонна, сопровождающая испанскую инфанту. Если бы я знал, как близок был тогда к истине, я бы немедленно взял билет на ближайший самолет в Лондон.

• Предыдущая
• 10/53
• Следующая