Петровская набережная - Глинка Михаил - Страница 7

• Предыдущая
• 7/50
• Следующая

— Если вы хотите сделать мне замечание, товарищ старшина, или хотите меня наказать, то делайте это так, как предписывает устав!

— Ну-ка, тихо, тихо! — тоже повысил голос Седых. — Это что такое?!

— А ничего! В присутствии подчиненных прошу не делать мне замечаний!

И, вперившись друг в друга глазами, оба стали багроветь. В палатке не было слышно ни звука: видно, там все слышали.

— Так…так… — сказал Седых. Дышал он с трудом. Видно было, что он еле сдерживается. — После вечерней поверки, вице-старшина Тышкевич, подойдете ко мне!

— Есть! — ответил Вовка. — Разрешите продолжать заниматься порученным делом?

— Занимайтесь!

— Ну, куда, — повернувшись к Мите, спросил Вовка, — в лес или на озеро — куда тебя на завтра писать?

— А ты куда? — неожиданно для себя спросил Митя.

— Я — в лес.

— Пиши меня тоже в лес.

Такое бывает раз в жизни, на такое место нельзя напасть, когда его ищешь, такое место нельзя выбрать, сколько его не ищи. На такое место можно было набрести только гуляя.

Собственно, они именно и гуляли. Когда Вовка Тышкевич писал «за грибами», о грибах как о том, что потом можно будет есть, никто не думал. Кухня (впрочем, уже привычнее «камбуз») работала вовсе не на случайных продуктах. Когда на довольствии четыреста человек, поварам не до шуток. Мальчишки это смутно понимали. Никто и не думал, что собранные ими грибы доберутся до камбуза. Если кто и имел в виду запах вареного гриба или жареного, так смутно предполагался какой-то костерок, какое-то… Впрочем, никто из них никогда приготовлением грибов не занимался, и сковородок, кастрюль, масла, соли — да мало ли еще чего требуется, если рассудить, — достать им все равно никак бы не удалось.

Они шли по лесу с лейтенантом Тулунбаевым, который был, кроме того, что числился еще год назад лучшим штурманом Северного флота, музыкантом (рояль, аккордеон, гитара), математиком (свободно замещал преподавателей, если они заболевали) и акробатом (назад изогнувшись, доставал пальцами рук собственные пятки). Лейтенант Тулунбаев был, наверное, если получше о нем узнать, и еще кем-то и кем-то. Но грибником он не был. Увидев то, что они увидели, лейтенант один не потерял голову. Лейтенант Тулунбаев поступил так, как, вероятно, поступил бы, если бы руководил тушением пожара, заделкой пробоины на судне или вообще любым авралом. Увидев масштабы работы, он свистнул соловьем-разбойником и приказал собраться около него.

А они совсем уже потеряли головы.

Может быть, в этих местах грибы несколько лет не только никто не собирал, но дожди, ветры, тепло и холод наступали точно тогда, когда это нужно было грибам прошлогодним или позапрошлогодним, и споры их особенно удачно разносило ветром под молодой соснячок и под вереск, а потом туда же ровным слоем ложилась рыжая хвоя. И возможно, какой-нибудь главный грибной червячок сначала радостно угнездился со своими червячатами в этом лесочке, потом небось растерялся, потому что грибов стало по десятку, по сотне не червячонка, а потом и вовсе этот лесок со всем своим семейством покинул, потому что довести до настоящей червяковой трухлявости грибы, которые дивизиями лезли из-подо мха в этом году, было уже им не по челюстям.

После ежедневных дождей конца июля наступила тихая теплая погода. И лесок, отгороженный двумя стратегическими муравьиными дорогами и погорелым когда-то перелеском, где в зарослях иван-чая и пробившихся сквозь золу осинках сновало все пернатое, членистоногое и землеройное население леса, сначала стал леском, где можно было поискать грибы наугад, потом грибным местом, потом особым грибным местом, Грибным Заказником, и наконец, Грибным Месторождением, на которое набрел взвод лейтенанта Тулунбаева.

Мальчишки были как мальчишки, в каждом из них сидел индеец, перед лейтенантом же на много лет вперед стояла одна задача: этих индейцев организовать, да еще так, чтобы не попортить ничьей души. Если бы то, что увидел Тулунбаев, увидел Ефремов или Рэй Брэдбери, читатели узнали бы вскоре о том, как грибы могут завоевать мир. И уже не люди едят грибную солянку, а грибы питаются людьми. Но у лейтенанта не было сейчас права заниматься фантазиями. Развлекаясь, его взвод набрел на неожиданный склад пищи. Бросить? Оставить? Лейтенант знал, что еще совсем недавно три четверти этих мальчишек жили впроголодь. Половина была из тех семей, которые пережили блокаду.

В лесу росла еда. Лейтенант стоял посреди небольшого, учтиво не занятого грибами пространства, а его взвод с первым урожаем (почти все поснимали голландки и собирали в них, как в мешки) столпился вокруг.

— Ну так, — сказал лейтенант, — я такого еще не видел. Кто видел?

Взвод загалдел.

— Сами соберем? — спросил лейтенант.

— Сами! Сами!!!

— Ладно, — сказал лейтенант. — Во всяком случае, попробуем. Значит, так. Грибы — сюда в кучу. Первое отделение — цепью от той сосны.

Скоро всем стало ясно, что собранные грибы из лесу не унести. Лейтенант уже не собирал грибы. Он стоял над катастрофически растущей кучей боровиков и думал. До ужина в лагере оставалось полчаса.

— В шлюпочный брезент? — бормотал Тулунбаев. — Не поднимем… Носилки? Но сколько же здесь носилок… Тышкевич!

Может быть, Вовка был единственным кроме лейтенанта, кто не сошел с ума, увидев столько грибов.

Подтаскивая полную тельняшку белых, Вовка вытянулся перед лейтенантом.

— Тышкевич, выдели-ка кого-нибудь, кто побыстрее, в штаб. Пусть шлют транспорт. Да такого посылай, чтобы объяснить смог. Там ведь не поверят.

И в штабе, конечно, не поверили. Посланный не вернулся обратно. Потом оказалось, что дежурный заставлял его несколько раз рассказывать хохочущим офицерам, как лейтенант Тулунбаев со своим взводом сидит на куче боровиков.

«Хохмач он, ваш лейтенант!» — сказал дежурный. Это был уже не тот, который дежурил в Митино дневальство.

Оставив при грибах охрану, лейтенант со взводом вернулся, опоздав на ужин. Взвод прошел прямо за столы, лейтенант отправился к начальнику лагерного сбора. Машину не дали. Впрочем, ее и не было в лагере, уехала куда-то на станцию. После ужина в лес снарядили лошадь с телегой, на которой возил из оврагов сено камбузный конюх-матрос из вологодских озерных мужиков. Этот же матрос был отправлен и в грибную экспедицию. Ему было приказано, он и отправился. Но то ли не хотела идти привыкшая к флотскому распорядку лошадь, которую вечерами на работу не гоняли, а раз не гоняли, то она, как всякое разумное существо, полагало, что и не должны гонять, то ли не хотел ехать сам матрос, но только двигались они в лес очень медленно. Матрос то и дело останавливался подтянуть подпруги или ослабить их и бурчал при этом лошади на ухо, чтобы она, чего доброго, не подумала, что виновник ее сверхурочной работы — он:

— Ну, добро бы сено.

Или:

— Ну, ногу бы кто-нибудь сломал.

Или:

— Ну, на станцию жену какую встретить.

Подпруга все меняла свой затяг.

— Новые дела: за грибами… Недомерков, вишь, набирают — гриба из лесу не донесть. Офицеры, вишь, будут…

— Ты чего ворчишь? — спросил строго Тулунбаев. — Ты — на службе или, может, это твоя собственная лошадь?

Матрос не ответил, только вдруг ни с того ни с сего так огрел военно-морскую лошадь вожжой, что телега загрохотала и Тулунбаев, шедший рядом, сразу должен был прибавить ходу. В лес, конечно, отправились все, но если после обеда они шли по дороге строем, то сейчас, поскольку после ужина время свое, они трусили толпой.

Телега сквозь соснячок проехать не могла. Матрос в соснячок даже не пошел, а развернул телегу оглоблями к лагерю и ворча стал ждать. Но тут из лесу от грибной кучи стали вытаскивать все в тех же тельняшках набранное, и ворчание матроса сменилось молчанием. Гора на телеге все росла и росла, а из лесу все несли и несли грибы. Тут матрос крякнул и пошел в лесок сам.

• Предыдущая
• 7/50
• Следующая