33 стратегии войны - Грин Роберт - Страница 44

Год спустя Ф. Д. Р., как называли его американцы, заболел полиомиелитом, в результате болезни у него отнялись ноги. Тяжелый недуг, поразивший его вслед за провальной кампанией 1920 года, обозначил поворотный пункт в жизни этого человека: внезапно осознав свою физическую слабость и ощутив близость смерти, он ушел в себя, много думал и многое увидел в новом свете. Мир политики порочен и построен на насилии. Для того чтобы победить на выборах, политиканы готовы на все, они не брезгуют никакими средствами, чтобы свалить соперника. Человек, пытающийся выдвинуться на заметную должность, волей-неволей должен вести себя так же нечистоплотно и беспринципно, как и его соперники, а иначе невозможно не только добиться успеха, но даже просто выжить. Но такой подход не импонировал Рузвельту, кроме того, у него просто не хватило бы на это физических сил. Он решил предпринять попытку разработать совершенно другой политический стиль — такой, который выделил бы его из толпы и дал серьезное преимущество.

В 1932 году, когда закончился срок пребывания Ф. Д. Р. в должности губернатора Нью-Йорка, он выдвинул свою кандидатуру на президентских выборах против претендента от республиканцев Герберта Гувера. В стране был разгар Великой депрессии, и Гувер, похоже, не знал, как справиться с этим обстоятельством. Играть в обороне, оправдывая политику своей партии, которая привела страну к кризису, было затруднительно, поэтому Гувер предпочел сценарий, по которому действовали в 1920 году демократы: он перешел в наступление и яростно атаковал Рузвельта, обвиняя его в приверженности социализму. Рузвельт, в свою очередь, много ездил по стране, излагая планы выведения страны из сложившейся ситуации. Он особо не вдавался в подробности, не реагировал и на выпады Гувера — но демонстрировал компетентность, глубокое понимание момента и к тому же буквально излучал спокойную уверенность. Гувер, напротив, держался резко и агрессивно. Пожалуй, из-за Депрессии любые его слова и действия были заранее обречены на провал, но он проиграл с гораздо более разгромным результатом, чем предполагал: масштаб победы Рузвельта — почти вчистую — оказался сюрпризом для всех.

В первые недели после выборов Рузвельт почти не показывался на публике. Постепенно противники-республиканцы начали использовать его отсутствие для нападок, высказывая предположения, что свежеиспеченный президент струсил, что он не готов исполнять свои обязанности. Критика становилась все более едкой и злобной. Однако во время инаугурации Рузвельт произнес вдохновенную речь и в первые же месяцы работы, известные ныне как «Сто дней Ф. Д. Р.», перешел от кажущейся пассивности к настолько активным и решительным действиям, прежде всего в области изменения законодательства, что страна сразу почувствовала — наконец-то что-то реально делается.

Издевательская критика прекратилась.

На протяжении нескольких последующих лет та же схема неоднократно повторялась. Рузвельту приходилось встречать сопротивление: Верховный суд, например, неоднократно отклонял его проекты, а враги всех мастей (сенатор Хью Лонг и профсоюзный лидер Джон Л. Льюис слева, религиозный лидер Чарлз Кофлин и влиятельные бизнесмены со стороны республиканцев) то и дело затевали в прессе враждебные кампании. Рузвельт уходил в тень, стараясь не привлекать к себе внимания. В его отсутствие атаки возобновлялись с новой силой, советники Ф. Д. Р. приходили в ужас — но он лишь выжидал, точно рассчитывая время. Он знал: рано или поздно всем надоедят эти бесконечные нападки и обвинения, отчасти потому, что, отказываясь отвечать на них, он неизбежно вскрывал тенденциозность и пристрастность оппонентов. Затем — обычно за месяц-другой до выборов — он переходил в наступление, доказательно отстаивая свои позиции. Он нападал на соперников настолько внезапно и с такой силой, что, как правило, заставал их врасплох. Время атаки выбиралось и с тем расчетом, чтобы всколыхнуть публику, привлекая к себе внимание в нужный момент.

В периоды, когда Рузвельт «молчал», нападки его противников все усиливались, становясь все более враждебными, — но это только давало ему материал, который можно было использовать позднее, обернув истерию себе на пользу и представив оппонентов в невыгодном, смешном свете. Самый знаменитый пример относится к президентским выборам 1944 года. Тогдашний кандидат от республиканцев Томас Дьюи организовал целую серию обличительных выступлений против Ф. Д. Р., сделав предметом критики его супругу, сыновей и даже собаку, шотландского терьера Фалу, которого обвинил в том, что он-де жирует на деньги налогоплательщиков. Рузвельт в своем выступлении в ходе кампании заметил:

«Республиканским лидерам мало нападений лично на меня или моих сыновей — теперь они принялись за моего песика, Фалу. В отличие от членов моей семьи Фалу очень обиделся. Когда он узнал, что республиканские писатели-фантасты сочинили историю, будто я забыл его на Алеутских островах и выслал за ним эсминец — что обошлось налогоплательщикам не то в два, не то в три, не то в восемь, не то в двадцать миллионов долларов, — то был возмущен до глубины своей маленькой шотландской души. С тех пор он не может найти себе места. Я привык выслушивать злобную клевету о самом себе, но полагаю, что имею право возразить, когда эти пасквили задевают мою собаку».

Речь оказалась не просто забавной и остроумной, но и беспощадно действенной. А что могли сказать оппоненты, когда их собственные слова, приводимые в речах Рузвельта, становились оружием против них же? Шли год за годом, противники Рузвельта выбивались из сил, но по-прежнему были не в силах одолеть его, набирая очки, когда это не имело никакого значения, и проигрывая ему одни выборы за другими.

ТОЛКОВАНИЕ Рузвельт не терпел, чтобы его загоняли в угол, не оставляя вариантов. Отчасти это объяснялось его мягким характером; он предпочитал приспосабливаться к обстоятельствам, лавировать, стараясь прикладывать для этого как можно меньше усилий. Кроме того, дело было и в его физическом состоянии — он ненавидел ощущение беспомощности и неполноценности. В самом начале, когда Рузвельт участвовал в кампании, построенной по стандартной для американских выборов агрессивно-напористой схеме, горячо доказывая свою правоту и атакуя противников, он чувствовал себя безнадежно скованным. Этот неудачный опыт многому научил его — в частности, ему открылась мощь, кроющаяся в сдержанности. С тех пор он изменил линию поведения, предоставляя соперникам возможность первыми нанести удар: атакуя Рузвельта или критикуя его политику, они тем самым подставляли себя под удар, позволяя ему точно определить бреши в обороне и позднее использовать против соперников их же собственные высказывания. Продолжая хранить молчание во время ожесточенных и агрессивных атак, он провоцировал оппонентов, добивался, чтобы они потеряли контроль над собой и перешли грань дозволенного (ничто так не бесит и не выводит из себя, как отсутствие реакции), так как злобные и порой абсурдные обвинения играли против них. Их собственная злость ослабляла их, делала уязвимыми, и тогда Ф. Д. Р. выходил из тени, чтобы нанести смертельный удар.

Стиль Рузвельта можно сравнить с джиу-джитсу — японским искусством самообороны. Опытный боец в джиу-джитсу дразнит противника, оставаясь невозмутимо спокойным, и вынуждает его первым перейти в наступление. Когда же противник наносит первый удар или совершает захват — толкает или тянет, — он движется синхронно с ним, оборачивая его силу против него же. Он ловок и расторопен, в нужный момент он делает шаг вперед или шаг назад, так что замахнувшийся для удара противник теряет равновесие: нередко это оканчивается падением, а если даже противнику удается устоять на ногах, то он все равно не успевает собраться, и вот тут-то самое время нанести ему ответный удар. Агрессивный напор оборачивается слабостью, так как втягивает в наступательные действия, заставляя выставить напоказ свои стратегические планы. К тому же, начав наступление, бывает очень трудно вовремя остановиться.