Эти разные, разные лица (30 историй жизни известных и неизвестных актеров) - Капков Сергей - Страница 31
- Предыдущая
- 31/101
- Следующая
Так или иначе, но эпопея с троицей пришла к логическому концу. И тут растерялись все. Артисты сами не ожидали, что заскучают по своим героям, иначе как объяснить их согласие сниматься не в самом удачном телепроекте под названием «Семь стариков и одна девушка» и участие в бесчисленных концертах все в тех же образах. Шлейф гайдаевских комедий будет преследовать их всю жизнь, несмотря на то, что это были люди очень разные по характерам и судьбам.
С Моргуновым, конечно, проще. Кроме Бывалого, в его творческой биографии больше ничего и не случилось. Но то ли у артиста был такой характер, то ли он ни на что больше и не рассчитывал, он извлек из этого образа максимум пользы. Даже самые высокие чиновники при встрече с ним расплывались в улыбке и шли навстречу любимому артисту. Достать продукты, лекарства, другой дефицит, повернуть на машине там, где не положено, решить квартирный вопрос — все что угодно. Он искренне удивлялся, когда уже взрослый сын говорил, что не может чего-то добиться. «Как же так? Я могу, а ты, молодой и энергичный, нет?» Евгений Александрович даже не мог себе представить, что есть другая жизнь, обычная, «без лица», где никто тебе навстречу не пойдет. Он воспринимал свое положение как должное. Он мог войти в любую дверь и преспокойно начать говорить с кем угодно как со старым знакомым. Со стороны кем-то это воспринималось как нахальство, а Моргунов, используя это свое качество, очень многим помогал. О себе он заботился не так часто, как о других. Стоило при нем только заикнуться о своих проблемах, как он незаметно вставал, уходил в другую комнату и набирал номер нужного телефона. А потом сообщал обескураженному знакомому, куда и во сколько тому надо подъехать. Он мог устроить попавшую в беду администраторшу театра в хорошую больницу и организовать ежедневное дежурство у ее койки, причем привлекши к этому всех своих родственников. Он мог кинуться в районный суд, чтобы выступить в защиту слесаря из ЖЭКа, которого обвинили в том, чего он не делал. А уж если кто-то когда-то выручил самого Моргунова, для этого человека Евгений Александрович мог сделать все. Хорошее он не забывал никогда. Поэтому знакомые не удивлялись, если он вдруг останавливался посреди Тверской и кричал через всю улицу: «Я тебя люблю!» — значит увидел дорогого ему человека на той стороне и не смог сдержать своих эмоций.
В то же время слава расслабила Моргунова. Он совершенно не заботился о своей карьере, не теребил режиссеров, не навязывался, не кричал: «Я сыграю короля Лира, как никто!» Он не хотел работать в театре, хотя поступали заманчивые предложения из Малого и Театра сатиры. Моргунов уже привык к вольной жизни, к экспедициям и бесчисленным поездкам с концертами по стране. Причем график этих поездок он составлял для себя сам и при желании мог остаться дома на диване. А в театре требуется железная дисциплина, к которой Евгений Александрович не привык. Его не шибко заботил уровень фильмов, в которые его приглашали. Он принимал и это как должное, не хотел играть — отказывался. А если бы режиссер смог заинтересовать Моргунова каким-либо непривычным для него образом, зажечь, включить в свою игру, уверен — родился бы интереснейший герой, может быть, затмивший самого Бывалого.
Допустим, Евгений Моргунов вполне мог бы сыграть того же Аркадия Велюрова в «Покровских воротах». Это был бы совсем иной Велюров, нежели его сыграл блистательный Леонид Броневой, но он бы состоялся. И Михаил Казаков именно тот режиссер, который сумел бы его раскрыть. Ведь даже в роли поэта Соева Моргунов непривычен. Он впервые никого не пугал, не выпучивал глаза, ни за кем не бегал. Обычный московских интеллигент 50-х, в пенсне, береточке, плаще, под руку с пышной супругой. Но, к сожалению и здесь играть ему было почти нечего, негде было развернуться. И так всегда.
И к старости Евгений Александрович заскучал. Он опять-таки никому этого не показывал, но нотки отчаяния стали проскакивать в тех немногочисленных интервью, которые он давал: «...Я очень хорошо знал и Довженко, и Пудовкина, и Пырьева. Эти люди целиком отдавали себя делу. Пусть в их фильмах была фальсификация, пусть там было слишком много дыма и, наоборот, ярких красок, но они стремились оживлять своего чуть помрачневшего соотечественника этим лучезарным светом, давать ему надежду на будущее. Для меня эти люди прекрасны, как и те годы, которые я провел рядом с ними. Я наслаждался Эйзенштейном, который, несмотря на почести и все правительственные признания, оставался скромнейшим человеком. Он приходил в мосфильмовский буфет и становился в общую очередь. Однажды я оказался впереди него в очереди за пончиками, я впервые стоял рядом с этим гигантом, о котором так много слышал и читал. „Сергей Михайлович, разрешите, я вас угощу!“ — вырвалось у меня. Он помялся и ответил: „Ну если из рук студента — тогда я готов. Спасибо за такой щедрый дар“.
Я никогда не был комедийным актером и относился к этому амплуа не то чтобы с нелюбовью... Скорее, самокритично. Ведь каждый актер старается быть немножечко выше, чем есть на самом деле, ему кажется, что он самый главный. Это порок многих актеров. Они забывают, что есть и другие люди, которым не дана звездная судьба, которые находятся в тени. А зрителям все равно, что о себе мнят звезды, зрители хотят видеть настоящее. Вы обратите внимание, какой спрос идет на нашу троицу! Где бы мы ни выступали, куда бы ни приезжали, нас спрашивают об одном: «Когда мы увидим новые фильмы с вашим участием?» Ну что мы можем им сказать? «Нет денег»? Но это же ужасно! Мы же можем заработать эти деньги! Дайте нам такую возможность! Дайте возможность выпустить спектакли с любимыми актерами, по которым соскучилась сцена, которых ждут зрители! Дайте возможность возродить на телевидении фильмы-концерты с участием Зельдина, Баталова, Самойловой. Никто никого не вспоминает. Тот же Глеб Скороходов неплохо рассказывает об актерах и режиссерах, но как-то бегло, торопливо. Все куда-то торопятся, а хотелось бы подумать, порассуждать...»
Моргунов всю жизнь самосовершенствовался с завидной настойчивостью. Он тянулся к прославленным мастерам — композиторам, художникам, писателям — и те в свою очередь с удовольствием брали его в свои компании. Пусть застолье, пусть дым коромыслом, но ни одно слово не проходило мимо Моргунова незамеченным. Он жадно впитывал все услышанное, вникал, спрашивал. Находясь на съемках или гастролях, Евгений Александрович первым делом узнавал, какие в этих краях имеются достопримечательности, исторические места. И если где-то в трехстах километрах оказывался дом, где родился или останавливался такой-то поэт или ученый, он начинал действовать: звонил в какой-нибудь райсовет, добивался машины, выискивал проводника, гнал в эту глушь, там находил какого-нибудь перепуганного старожилу или, еще лучше, столетнего очевидца и требовал рассказов. Ему это было необходимо как воздух. Хотя для всех Моргунов по-прежнему оставался шутом и балагуром, сыпавшим непотребными шутками. Зачем это ему было надо? Опять маска? Защитная реакция на окружающую действительность?
Для него не существовало авторитетов в своей актерской среде. Если в автобус набивался огромный коллектив гастролеров, и каждый второй вносил свое тело с сознанием всей своей весомости, Моргунов мог влететь, как в свой подъезд, и не особо церемонясь отпустить не самую добрую шутку. Смотря какое у него на тот момент настроение. А стремительные переходы от одного настроения к другому оставались загадкой даже для близких родственников. Он любил искренность, непосредственность и ненавидел все ложное. А актеры — люди в масках. Порой за доброй и приветливой улыбкой скрывается гнилое существо, и Моргунова это раздражало. Он мог вывалить в глаза все, что на тот момент пришло на ум, не задумываясь о последствиях, но тут же забыть и продолжить общаться дальше. А другие-то не забывали. Поэтому со временем многие перестали подавать Моргунову руку — в творческой среде обиды редко прощаются. Дипломатии Евгений Александрович был лишен напрочь, и этот факт изрядно подпортил ему творческую биографию. Он так и не сыграл Черчилля — роль, о которой мечтал, на которую даже был приглашен в фильм «Победа». Он так и не получил «народного артиста», хотя ходатайства о звании несколько раз посылались в министерство культуры. Ни одно официальное лицо не появилось даже на похоронах Евгения Моргунова, никто не пришел ни из Союза кинематографистов, ни из Театра киноактера. Не было выделено ни копейки казенных денег. Хотя ушел человек, имя которого знала вся страна.
- Предыдущая
- 31/101
- Следующая
