Эти разные, разные лица (30 историй жизни известных и неизвестных актеров) - Капков Сергей - Страница 67

• Предыдущая
• 67/101
• Следующая

Владимир Федоров в годы застоя отчаянно боролся с системой, с человеческим ханжеством и со своим врожденным недугом. Он всеми силами пытался доказать, прежде всего самому себе, что является таким же, как все. И доказал. Он стал талантливым ученым-физиком, талантливым художником, и, наконец, известным, талантливым актером. Его предавали, лишали работы, его преследовали «спецслужбы», судьба отнимала у него близких людей, но он выстоял.

Лилиан Малкина сегодня звезда пражской сцены. В Чехии ее буквально носят на руках. За последние десять лет, что она там живет, актриса снялась почти в двадцати фильмах, в том числе — в «оскароносном» «Коле». В Советском Союзе она о таком и не мечтала. Кроме любимого, но гонимого театра «Скоморох» и замечательного фильма Ролана Быкова «Внимание, черепаха!», в ее творческой жизни больше ничего заметного не случилось. Хотя как сказать...

В 1930 году немецкий коммунист и философ Ганс Тейблер привез в Берлин из Москвы молодую жену Татьяну. Он с удовольствием представил ее своим друзьям и соратникам, помог ей устроиться на должность машинистки в советском торгпредстве и похлопотал о принятии жены в компартию Германии. Узнав, что Татьяна Тейблер — в прошлом театральная актриса, известнейший режиссер Эрвин Пискатор пригласил ее в свою постановку «Инта» по пьесе Глебова. Но при всем благополучии заграничной жизни, при всей любви к мужу и даже несмотря на собственные немецкие корни, не смогла Татьяна долго оставаться вне родины. Не клеилась ее судьба вдали от дома. Прожив с Гансом в общей сложности четыре года, она уговорила его расстаться.

В 1931 году Татьяна возвращается в Советский Союз и вновь берет фамилию отца — Пельтцер.

Вскоре ее выгонят из Театра имени Моссовета, она опять сядет за пишущую машинку, только теперь уже на машиностроительном заводе, где главным конструктором работал ее брат Александр. Правда, там ей советовали вернуться к актерской деятельности, поскольку машинисткой она была плохой. Потом будет пробовать свои силы в жанре миниатюры, конферировать, ее первая большая кинороль ляжет на полку на долгих одиннадцать лет. Будет много слез и разочарований, прежде чем придет всенародное признание и любовь нескольких поколений зрителей. Правда, Татьяне Пельтцер к тому моменту исполнится сорок семь лет.

В середине семидесятых заведующая литературной частью Московского академического театра сатиры Марта Линецкая собралась издать книгу о Татьяне Ивановне. Актрисой эта идея была встречена в штыки: «Тебе это надо, ты и мучайся!» Она никогда не давала интервью, терпеть не могла журналистов, а друзьям и коллегам рассказывала больше не о себе, а о тех удивительных людях, с которыми ее сводила судьба. Линецкая составила подробный план книги, были опрошены друзья и партнеры Пельтцер по сцене, собраны рецензии на ее работы в театре и кино. Но книга так и не увидела свет — Марты Линецкой не стало в тот страшный для Театра сатиры год, когда ушли из жизни Анатолий Папанов и Андрей Миронов. Остались черновики, наброски, фотографии и единственная собственноручная запись воспоминаний Татьяны Ивановны о своем детстве:

«Отец мой, Иван Романович Пельтцер — обрусевший немец, человек бешеного темперамента, неугасимой творческой активности, деятельной фантазии. Он служил у Корша, держал антрепризы в разных городах, организовал в Москве частную школу. У него учились многие ставшие потом известными артисты, например В. Н. Попова и В. С. Володин — известный комик кинематографа и оперетты. Он учился втайне от своего отца, содержателя ивановского трактира, и расплачивался с Иваном Романовичем медяками, которые приносил в мешочке.

Восемь лет отец служил у Николая Николаевича Синельникова, державшего антрепризу в Киеве и Харькове. Актерский состав бывал у Синельникова блистательным: Н. М. Радин, М. М. Блюменталь-Тамарина, Е. М. Шатрова, Е. А. Полевицкая, П. И. Леонтьев, С. И. Днепров, П. Л. Вульф.

В сезоне 1913/14 года у Синельникова в Екатеринограде я впервые вышла на сцену. Папаша поставил «Камо грядеше» Сенкевича. Играла я мальчика Авдия. Помню только, что на мне был хитон.

В следующем сезоне в Киеве, тоже у Синельникова, шло «Дворянское гнездо». Марфинька — Шатрова, Лиза — Полевицкая, Лаврецкий — Радин. Я, актерское дитя, играла Леночку, получала за спектакль три рубля. И даже была рецензия! Спектакль имел большой успех, прошел сто раз — небывалое количество для тех времен. Николай Николаевич вызвал всех после спектакля, угощал артистов шампанским, а мне преподнес бонбоньерку с конфетами. Вместо благодарности я сказала: «Ладаном пахнет!» Это от смущения. Я была скромная девочка.

В сезоне 1914/15 года в Харькове я уже много играла. Шла сказка про Волка на утренниках. Нужен был мальчик. Николай Николаевич сказал папаше: «Вы приведите вашего Шуру, младшего». Брат пришел и всю репетицию хохотал. Тогда Синельников решил: «Пусть Таня придет».

А уже на следующий сезон я играла Сережу Каренина. Саму Каренину играла артистка Юренева. Мама рассказывала, что в сцене ее прихода к Сереже в день его рождения из публики женщин увозили в истерике — так она играла:

Певцов играл Каренина, Блюменталь-Тамарин — Вронского. Роскошный был спектакль!

Ну что еще играла? В прелестной пьесе Габриэль Запольской «Их четверо», вместе с братом Шурой играли в «Норе». Впечатления сохранились детские. Самое сильное: тогда впервые была сделана крутящаяся сцена, в театре Франко. Я не уходила до конца спектакля, так как перед концом должен был повернуться круг. «Прокручусь на нем и уйду тогда...»

На сезон 1915/16 года папаша стал держать театр миниатюр в Харькове. Были в труппе молодой Утесов, Смирнов-Сокольский. Дела шли не блестяще. Для поднятия сборов папаша поставил «Белоснежку» и «Красную Шапочку». В этих спектаклях я играла и уже училась в 1 классе гимназии.

Весной поехали в Москву. Жили на Тверской. Летом папаша держал театр миниатюр. Зимой меня хотели отдать в Елизаветинский институт в Лефортове, но попала в гимназию Ржевской. Здесь мне было плохо — девочки смеялись надо мной. Тогда меня отдали в частную гимназию на улице Станкевича. Тут я была посмелее. Однажды, возвращаясь из гимназии, мы увидели толпу у дома генерал-губернатора Москвы (теперь это Моссовет). Февральская революция. Отречение царя. Меня отдали в классическую гимназию Фишера на Остоженке, с пансионом. С 3-го класса — греческий, латынь... Помню, когда меня вели сюда в первый раз, было это ночью. Не могли пройти — на улицах перестрелка, кадеты. С Рождества начальница гимназии велела принести мешок риса и фунт масла.

Началась голодуха. В 1918—1919 годах папаша был у Корша, преподавал в одиннадцати местах, получал красноармейские пайки. Мы с Шуркой не голодали, играли в различных клубах. На этом мое учение закончилось раз и навсегда...»

От отца Татьяна Ивановна унаследовала бесценный дар живого видения мира, необычного и всегда неожиданного восприятия самой жизни. Говорят, что она вообще была очень похожа на своего отца, особенно по темпераменту. Один из первых заслуженных артистов республики, Иван Пельтцер много снимался в кино: «Белеет парус одинокий», «Медведь», «Большая жизнь», до революции сам ставил фильмы. Он был не только знаменитым актером, но и деятельным антрепренером и педагогом. Одним словом, мог бы хорошо пристроить свою дочь-актрису, да и сам с возрастом найти «теплое местечко». Но все было не так просто. Что-то мешало творческому благополучию Татьяны Пельтцер.

Свой сценический путь она начала под крылом отца и металась с ним из Нахичевани в Ейск, из Ейска в Москву, затем уже сама поменяла несколько столичных театров. Но так и не смогла нигде обустроиться. Может, сказывалась ее необразованность, ведь Татьяна Ивановна даже не доучилась в гимназии, а ее профессиональной школой стали антрепризы отца. Может, мешало ее нескрываемое купеческое происхождение или столь необычное замужество. А может быть, долгая неустроенность обоих Пельтцеров связана с судьбой Александра — любимого брата Татьяны Ивановны. Не закончив МАДИ, он был осужден по статье 58 (за контрреволюционную деятельность) и отсидел два года. Это темная история, и теперь, за давностью лет, ее никто не прояснит. Со временем Александр Пельтцер увлекся разработкой первых советских гоночных автомобилей «Звезда», сам испытывал их, стал трижды рекордсменом Советского Союза. Но в 1936 году он оставил пост главного инженера АМО (ныне Завод имени Лихачева), как написано в архивах, «по причине выезда из Москвы». Чем была вызвана эта причина и куда Александр Иванович уехал, теперь тоже неизвестно. Но 36-й год — время, которое говорит само за себя. Вместе с ним с завода ушла и Татьяна Ивановна, нашедшая там пристанище после того, как в театре ее признали профнепригодной. Она уехала в Ярославль в старейший российский драмтеатр имени Ф. Волкова. Вернувшись через год в Москву, пришла в некий Колхозный театр, затем вновь — уже в третий раз — в Театр имени Моссовета.

• Предыдущая
• 67/101
• Следующая