Лохотрон для братвы - Сергеевский Александр - Страница 1

• 1/46
• Следующая

Уважаемый господин Президент!

Если, не дай Бог, случайно эту книжку в лавке купите или еще какой оказией она к вам подскочит, то прошу рассматривать ее как официальный документ.

Потому как это не фантазии автора, а очевидная хроника и голые факты из жизни прохиндеев. И если подобные явления будут вглубь шириться, то наша славная родина вообще в состав стран четвертого мира вольется и скоропостижно кончится. И будущее народонаселение нам дифирамбов петь не будет, а наоборот, будет описывать нас в своих исторических трактатах во всей нашей неприглядной красоте и поведении. И что все это, типа, мы видели, но как бы пресечь стеснялися.

Ну не буду утомлять, суть документа внутри.

С сатирическим приветом,

Автор

Юрик Чернявенький очередной раз попал в следственный изолятор на Лебедева, можно сказать, по недоразумению. Собственно, нельзя предполагать, что он был совсем невинный: он просто ботинок обронил, вылезая из форточки конторского помещения. Его в одном штиблете в соседнем квартале и взяли. Так что недолго увесистая пачуха денег согревала его птичью грудку.

Юрик вообще-то считал себя крутым мошенником, а кражами занимался по ходу, если вдруг увидит, где чего плохо валяется. В первый раз он загремел в «Гранд-Отеле», когда двинул сумочку из дамского туалета. Туда, может быть, та галантно-элегантная леди по острой необходимости зашла, вот сумочку на, рукомойнике и оставила. Рот раззявила, дура!

Хорошо, спохватилась сразу и в крик. Шухеру навела, хотя в сумочке, кроме разных дамских штучек и флакончиков, всего-то пятьдесят баксов ночной выручки было.

Вязали Юрика всполошившиеся швейцары по всем правилам современного задержания. Бока, конечно, изрядно помяли.

Они, эти швейцары, курировшш, оказывается, эту миледи, крышевали, можно сказать. Они отступных с Чернявенького хотели получить, но так как кроме малинового пиджака у Юрика ничего при себе не оказалось, его операм и сдали.

Положение тогда было не столь отчаянное, как ныне. Он даже в СИЗО мог не попасть, если бы не ловчил и не врал про свое происхождение и домашние координаты. Сморозил, конечно, бывает по юности. Если бы в тот момент ментам пообещал чего-нибудь, может, в «Кресты» и не загремел бы. Ходил бы с подпиской о невыезде, да и в суде мог бы каким-нибудь штрафом отделаться.

Теперь же двушка, хоть и условная, положение усугубляла. С последней кражи за особо крупные размеры по минимуму четыре светит, и то, если адвокат найдет возможность кого надо подмазать. Плюс два. Итого шесть лет в самом расцвете молодости. Так что в перспективе розами вонять не будет — вонять, в лучшем случае, будет парашей.

Очко и теперь-то совсем рядом, а к решке братки не пускают. Там, у решки, Крот обосновался. Крутой и богатый. Кроме самого блатного места в хате (камере), он и его бригада половину Центрального района держат и еще полета барыг в городе. Знал бы он, что Чернявенький одну из его фирм на две тонны баксов кинул. Нет, от Крота надо подальше держаться. К очку ближе. Лучше с барыгами, чем с опущенными. Те на горшок с разрешения братвы ходят не чаще двух раз в день — как собаки.

И так не везет, и этак, да и сравнение, можно сказать, не в пользу «Лебедевки». «Кресты» в лимон раз лучше. Там хаты маленькие, не более семи метров, шесть мест на шконках для уважаемых, остальные на матрасах по полу, редко более двенадцати человек.

На Лебедева камеры в три раза больше, но шпротам в банке, наверное, лучше. Пятьдесят персон на восемнадцать метров, хоть и квадратных, — это чересчур. При этом два ряда шконок.блатные занимают, им-то тесно, а как остальным в порядке уплотнения?

Но что делать? У государства денег на врачей-учителей не хватает. Не до зеков теперь государству. Да и раньше почти так же было.

«Нет, „Кресты" гораздо лучше», — думал Юрик.

Там, в камере первоходок, у него и дружбан был — Глеб. Которого он позже развел удачно на пять тысяч зеленых. Палец о палец не ударив.

Юрику до первой ходки здорово повезло. Жениться по малолетке ему подфартило. Нет, не на красавице какой, а на дочке судьи Репки-на. Юрок с ней в трамвае познакомился от скуки. А когда узнал, что она дочка этого судьи, то сразу и жениться захотелось. Ему думалось, что родственный представитель правосудия его время от времени от всяких уголовных дел отмазывать будет.

Здесь Юрик, конечно, просчитался. Репкин и так не особенно был в восторге от выбора единственной дочери, когда наш герой впервые на нарах обосновался. Ну а теперь и тем паче.

Судья просто сказал ей:

— Забудь и найди кого другого. Слесаря какого-нибудь или первого встречного. Моя карьера ближе к телу. Мне пенсию достойно встречать надо. Не дай Господь, чтоб в коллегии кто узнал, что зятек мой — рецидивист. Забудь!

И еще много разных слов сказал своей дочурке Репкин, которые не переводятся ни на какой язык, разве что на матерный.

Наташка, дочка, перечить своему властному папочке не решилась, тем более что ничего существенного от ситуации не теряла. Квартирка двухкомнатная, купленная на наворованные мужем деньги, и так за мамочкой числилась, мебелишка и посуда в ней конфискату не подвергались. Вся жизнь впереди. Сказка!

Юрик, когда два условно получил по первому разу, в семью вернулся, но заикаться по поводу камерного дружка своего, Глеба, родственнику судье не стал, хоть тот как раз делом этим и занимался. Репкин и так ограничился в отношении первоходки Глебушки условным сроком.

Юрок на заседании присутствовал и после угощал своего бывшего сокамерника водочкой. Ну а как же? По случаю освобождения!

— Ну, дружок, тебе крупно повезло, — говорил Чернявенький Глебу. — Репкин — дятел, он взяток не берет, я его две недели уговаривал. Пять косарей за тебя отвалил, так что с тебя причитается. Через пару месяцев вернешь, ну и поляна с тебя в «Европе», договорились?

Косой Глебушка только кивал. Охмелел немерено. Оно и понятно. Загрузился, короче, на радостях.

Впрочем, надо отдать должное и судье Реп-кину. Взяток он практически не брал. То ли действительно правильный, то ли боялся и карьеру мечтал сделать: чужая душа — потемки. С карьерой у него как-то не повелось, не обращал отдел городской юстиции на судью ну никакого внимания. Раз не брал — стало быть, и делиться ему было нечем. И прокуратура на него свалила все дела, где требовалась принципиальная позиция согласно собственному правосознанию. Так что не знал наш судья, где чего покруче засудить, а где и по-слабуху сделать. Такое бывает!

Глебу просто повезло, и за свою статью грабительскую — у бабулек пенсии в парадняках отнимал, — получил он условно благодаря папульке своему — менту в отставке. Репкин внутри себя это обстоятельство учел. Но и жену Глебову, Леру-красавицу, пожалел, коленки ее уж больно ему понравились. Все заседание любовался. Вот у нашего судьи настроение и поднялось.

Короче, согласно статье такой-то гуляйте, гражданин, пока не засыпались. Три с половиной условно.

Глебу поначалу очень хотелось по-благородному поступить, то есть отдать Чернявенькому должок. Для этого Лерочку — женушку — уговорил квартирку ее обменять на комнату в коммуналке с доплатой.

— Любонька моя, — повторял ей, — эти трудности временные, мы с Юриком дела провернем и особняк на заливе купим или вообще в Майями отвалим…

Мечтать не вредно. Обменялись. Но стали Глеба терзать сомнения, а может, жадность схватила его за горло, когда зеленые купюры считал, но отдавать Чернявенькому пять тысяч долларов ему разонравилось.

• 1/46
• Следующая