Выбери любимый жанр

Созвездие Видений - Грушко Елена Арсеньевна - Страница 61


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

61

Было и еще кое-что, точно определяющее эпицентр происходящего. «Шанхай» с трех сторон окружали деревья. Больничный парк с запада, ощипанная роща — с юга, бульвар им. Лазо — с севера и только на востоке поселок угрожающе теснился заводом ЖБИ. Так вот, деревья не стояли неподвижно, хотя ветер и стих. Они клонились, как от сильного его порыва. Причем, в сторону от «Шанхая», словно из него одновременно на запад, север и юг дул сильный и ровный ветер. Какая-то сила раздвигала деревья, ей было тесно на ограниченной площади «Шанхая».

В доме, где снимал комнату Выговцев, не было ни кошек ни собак. Воронья стая, собравшаяся в их микрорайоне, пролетела соседней улицей. Однако он проснулся практически в то же время, когда в городе завыли собаки. Проснулся, обливаясь холодным потом и с отчаянно бьющимся сердцем, хотя ничего плохого ему не снилось. Немного придя в себя, Выговцев вышел на кухню и заварил чай. Сделав несколько глотков ароматной неразбавленной заварки, Анатолий Петрович окончательно понял, что все действительное — разумно и встал он как раз вовремя. Теперь в его распоряжении была целая ночь, и отдохнувший мозг требовал работы. Уже предвкушая удовольствие познания, Выговцев торопливо разложил взятые в городской медицинской библиотеке книги. Дело шло с переменным успехом почти четыре часа. Обычно Анатолий Петрович сидел за столом не меньше шести часов, но сегодня его преследовала некая мысль, точнее даже не мысль, а ощущение непреложной необходимости куда-то идти и что-то сделать. Причем куда и что — он не знал. Знало подсознание, а сознанию оставалось только ничем не обоснованная уверенность, что пойдет он именно туда и сделает именно то, что надо. Выговцев честно боролся с подсознанием, но сдался, заметив, что уже пятый или шестой раз читает фразу из «Атласа психиатрии»: «Дополнительными признаками бредовых идей являются, во-первых, необыкновенная субъективная уверенность больных в достоверности бредовых переживаний…» Причем атлас этот ему сегодня для работы был не нужен, и с полки, насколько он помнил, не доставался. Отметив краешком сознания какую-то связь между желанием куда-то идти и этой цитатой, Выговцев аккуратно собрал книги, оделся и пошел. По дороге он вспоминал, какие болезни характеризуются раздвоением сознания, и походя изобрел термин — «синдром Джекиля-Хайда», имея в виду героев знаменитой повести Стивенсона. Это и звучало лучше, и пугало меньше, чем суровые латинские названия.

В больничный парк он вошел не через центральный вход. Аллея проходила мимо больницы и Выговцева могли заметить. Для входа он избрал дыру в заборе, напрямую выводившую к «Шанхаю».

Разительные перемены начались уже с самых первых шагов по больничному парку. Ушли куда-то в глубины мозга все общие и специальные знания, провалились в тартарары опасения за здоровье и мысли о работе. Выговцев не шел, а крался, чувствуя, как с каждым шагом он расширяется и растет. Не физически, конечно, а как-то совсем по иному, духовно, что ли. Неимоверно обострились все чувства. Он слышал, как червяк шуршит, ввинчиваясь в землю, как, гусеница над его головой вращает туловищем, оплетая его паутиной, и тончайшая нить свистит в воздухе, опадая вниз беспрерывными петлями. Он стал видеть, казалось, всем телом, отчетливо различая в кромешной тьме веточки, сучочки, листочки и травинки под ногами. Причем не только впереди, но и с боков, и сзади. Откуда-то резко запахло гнилью, и Выговцев возмущенно фыркнул: метрах в двухстах, у крыльца главного входа, в урне с крышкой уже второй день лежала недоеденная банка рыбных тефтелей. С каждым шагом возрастала не только его чувствительность, но и сила. Анатолий Петрович даже остановился и оглядел себя, соотнеся со стволом канадского клена, под которым иногда отдыхал. Нет, рост и объем тела оставались прежними, но ноги стали вязнуть в утоптанной тропинке. Выговцев пожал плечами и заметил, что акт пожатия прошел как-то не так. Под пиджаком как бы прокатилась тугая волна, взбугрив шею до самого затылка.

«Интересно, а смог бы я свалить этот клен?» — подумал Выговцев. Сознание, наполовину перешедшее в полусознание, вяло отметило рею нелепость этого предположения — клен имел ствол в полтора обхвата. Но судьба при помощи строителей подкинула ему иную возможность — метрах в десяти от тропинки валялась бетонная свая. Выговцев видел ее уже давно и даже как-то сидел на ней, отдыхая от работы. Он еще удивлялся, как она сюда попала — поблизости ни одной дороги, кругом столетние и неповрежденные деревья…

«А почему бы и нет?» — подумал он, подошел к свае и, схватившись за острый конец, потянул вверх.

Сначала ему показалось, что рука сорвалась. Но она не сорвалась, а легко подняла сваю над головой. Быстро перебирая руками, Выговцев поставил ее вертикально и так же, вертикально, легко оторвал от земли. Теперь он знал, что мог бы метнуть ее, как копье, прямо в окошко главного врача на втором этаже, тем более, что до него всего ничего — метров двести-триста. Анатолий Петрович явственно представил себе, как полуторатонное копье, выносит оконную раму, насквозь пролетает кабинет и вонзается в стену; Стена с грохотом рушится, и в тихий больничный коридор вылезает острый конец сваи с торчащим арматурным прутом…

Осторожно опустив сваю на место, Выговцев быстро пошел по тропинке. Он не успел пройти и нескольких десятков метров, как ему показалось, что он ослеп. Невыносимо пронзительный, тысячекратный, скрежещущий визг накрыл его с головой. Вспышки били в мозг, перед глазами закружились бешеные колеса света, и боль волнами расходилась по всему телу. Застонав, Выговцев закрыл лицо руками и попятился. Визг стал еще пронзительней, он подавлял волю, парализовал мускулы. Тело бунтовало и отказывало повиноваться. Каждая клеточка его реагировала на свой тон этой какафонни, билась ему в такт в своем ритме, отрываясь от соседей. Выговцева дергало в разные стороны, он чувствовал, как в его организме нарастает гибельное рассогласование. Казалось, он сейчас взорвется или распадется в мелкую дребезгу, оседая горкой бесформенного праха, или даже разлетится облаком клеточных ядер и вакуолей. Но что-то еще жило, не сдавалось — что-то, защищенное пусть распадающейся, но живой броней его тела. Оттуда, из глубины, мощно раскатывалась успокаивающая волна, и там, где она проходила, все застывало, замораживалось, согласовывалось. Но сверху снова обваливалась стена ультразвука. А над парком, над «Шанхаем» в абсолютной для человеческого уха тишине, во все более плотную, непроницаемо-черную в черноте ночи тучу, сбивались летучие мыши. И новые десятки и сотни ночных охотников, не зигзагами, как обычно, а по прямым, спешили сюда со всех концов города.

Яркие вспышки, цветные колеса, крутившиеся перед глазами Выговцева, слились в сплошное бушующее пламя, и даже не в пламя, а плазму. Боль под плотно сомкнутыми веками становилась невыносимой, Анатолий Петрович, еще больше согнувшись, попятился назад, зацепился ногой за выступающий из земли корень и упал навзничь. Ему показалось, что теперь, открытый черному безжалостному небу, он беззащитен и окончательно погиб. Его колотила мучительная дрожь, цепь непрерывных микросудорог.

— За что? хотел крикнуть Анатолий Петрович, но ни звука не вырвалось из его рта. Не было воздуха в легких, не повиновалась гортань. И тогда Выговцев закричал, как кричит раненый зверь, — жалобно и грозно одновременно. Закричал, вкладывая в этот крик все, что, еще оставалось неразрушенным в его организме, закричал буквально всем телом, но по-прежнему беззвучно. Однако этот крик был беззвучен только в диапазоне человеческого восприятия. В окружающем же мире он вызвал удивительные последствия. В плотной, повисшей над лежавшим Выговцевым стае летучих мышей словно граната взорвалась. Маленьких ночных охотников разметало в стороны и вверх. Их разносило кувырком, как сильный ветер разносит осенние сухие листья. Парк наполнился писком. Ослепленные и оглушенные мыши врезались в ветви и стволы и падали на землю вперемешку с листьями и сучками. Не прошло и пяти минут, как ни одной из выживших участниц нападения в парке уже не было. Выговцев же, вновь обретя контроль и власть над телом, не разбирая дороги бросился бежать. Сначала чуть не погубившая его чувствительность помогала миновать невидимые препятствия. Но, по мере приближения к стене парка, она уходила, а вместе с ней уходили и силы. К счастью, последняя вспышка чувствительности пришлась на пролом в ограде, он проскочил туда, не замедляя бега, и почти в том же темпе пробежал полдороги до дома. Но уже не легкими прыжками, а семеня и задыхаясь. Остальные полдороги он проплелся и, войдя в комнату, не раздеваясь, рухнул на кровать.

61
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело