Супружеское ложе - Гурк Лаура Ли - Страница 31

— Так о чем ты хотела поговорить?

— Сама не знаю, — немного подумав, ответила она с нервным смешком, выдававшим ее истинные чувства. — Я всегда считала, что, если мы сядем и поговорим, у меня будет что сказать, но теперь просто растерялась.

— А раньше у нас находилось много тем для разговоров.

— И для споров.

— Совершенно верно, — насмешливо подтвердил он. — Это, если ты заметила, совсем не изменилось.

— Я заметила…

Виола немного помедлила, а потом пояснила:

— Мы женаты почти девять лет, и все же я не знаю тебя, Джон. Не знаю по-настоящему. Я не думаю, что вообще знала. До свадьбы и в первые месяцы нашей супружеской жизни я всегда была с тобой откровенна. И столько всего наговорила о себе, о родных, никогда не скрывала, чего хочу, что люблю и о чем думаю. Но когда спрашивала о тебе, о твоем детстве, о друзьях… ну, не знаю… о чем-то личном, ты всегда отделывался уклончивыми шуточками и менял тему.

— И?

— Пусть ты мой муж, но остался для меня незнакомцем. Я чувствую необходимость исправить это, но не знаю как. Если я стану задавать тебе вопросы, ты ответишь на них?

— О моем детстве? Это был кошмар. Поверь, тебе не захочется этого слышать, а я не вынесу разговоров о родителях и своем детстве. И разве не уместнее поговорить о нас с тобой?

— Если я что-то спрошу о нас с тобой, а ты промолчишь, значит, снова уклонишься от ответа.

Джон немного помолчал.

— Нет. Не уклонюсь, — пообещал он. — Задавай свои вопросы. — Он облокотился на спинку дивана и, повернув голову, взглянул на жену. — Но предупреждаю: я не могу гарантировать, что тебе понравятся мои ответы. Зато они будут честными. Справедливо?

Получив именно то, о чем просила, Виола немного поразмыслила. Попыталась определить, до какой степени могут быть откровенны ее вопросы. Но он сам сказал, что она может спрашивать о чем угодно, так что стоит воспользоваться ситуацией.

— Ты любил своих дамочек? Хотя бы одну?

— Нет.

— Ты любил меня, Джон?

Она уже знала ответ, но никогда его не слышала. И сейчас хотела узнать правду от мужа.

— Когда ты попросил меня выйти за тебя замуж и сказал, что любишь, это было правдой?

— Я…

Он потер глаза, тяжело вздохнул, опустил руку и встретил ее взгляд.

— Нет.

Вот оно. Голая, жестокая правда. Он не пытался объясниться или оправдаться. Этого ответа она ожидала. Подтверждения того, о чем уже знала более восьми лет. Того, что даже сейчас имело силу больно ранить. И все же лучше честный, хоть и обидный ответ, чем ложь. Довольно с нее лжи.

— А ты… — она поколебалась.

Оказалось, что задавать вопросы Джону куда труднее, чем она ожидала. Виола зажмурилась и попыталась снова:

— У тебя есть дети от женщин, с которыми ты спал?

— Нет.

— Уверен?

— Да. Всегда есть способы предотвратить зачатие… специальные чехлы, которыми пользуются мужчины. Иногда они рвутся, но… — он осекся и неловко заерзал на месте. — Боже, Виола, не проси меня обсуждать подобные детали. Я не могу говорить на эту тему.

— Многие говорят, что младший сын Пегги Дарвин от тебя, хотя ее муж считает ребенка своим.

Джон подвинулся ближе.

— Нет, Виола, нет. Я уже говорил: он не мой. Знаю, какие сплетни ходят по городу, но это неправда.

— Благодаря… чехлам, которые иногда рвутся?

— И потому, что я умею считать. Я перестал встречаться с Пегги за год до рождения Уильяма, а ни один ребенок не может провести двенадцать месяцев в чреве матери. И еще ни одна женщина не приезжала ко мне с известием о моем будущем отцовстве.

Хотя Виола понимала, что он может лгать, но почему-то поверила. Вернее, предпочла поверить, а с этим решением пришло огромное чувство облегчения.

— Могу я, в свою очередь, задать вопрос? — неожиданно выпалил Джон. — Ты любила меня. Почему?

Застигнутая врасплох не только вопросом, но и неожиданно напряженной интонацией, Виола уставилась на него.

— Почему я любила тебя?

— Да, почему? Ведь ты меня совсем не знала. И сама сказала, что даже теперь мы совсем не знаем друг друга. И все же утверждаешь, что любила меня. Вот что сбивает меня с толку! Как ты могла влюбиться в такого, как я? С моей репутацией!

Он хмурился, и было в его лице, что-то напоминавшее школьника, который ждет объяснения сложной математической задачи. Вот и сейчас он ожидал разумного ответа.

Виола беспомощно вскинула руки.

— Господи, не знаю. Наверное, потому, что в тебя так легко влюбиться. Когда ты оказывался рядом, все в мире было прекрасно и правильно, и я задыхалась от счастья. Небо становилось голубее, трава — зеленее. — Она осеклась и отвернулась. — Понимаю, звучит глупо, но именно это я и чувствовала. Не могу сказать почему, но я тебя любила.

Она с трудом сглотнула и взглянула на него.

— Я любила тебя больше жизни.

Он осторожно поднял руку, коснулся ее лица, провел пальцами по щеке, тронул волосы на виске.

— Я никогда не хотел ранить тебя, Виола. Боже, даже если ты не веришь ничему остальному, поверь этому. Когда мы поженились, я надеялся на спокойную семейную жизнь. Потому что получил почти все, чего только можно желать. Но для тебя этого было недостаточно? Обычного довольства жизнью?

Виола отодвинулась.

— Если бы ты когда-то был влюблен, не задавал бы этого вопроса. — Потрясенная собственными словами, она всмотрелась в него. И несколько футов, разделявших их, казались милями. — Ты когда-нибудь влюблялся?

Он отвел глаза.

— Нет.

Возможно, он просто не способен любить. Виола не произнесла этого вслух, но невысказанные слова повисли в воздухе.

Она уставилась перед собой.

— Ты никогда не любил ни меня, ни кого-то из своих любовниц. И сейчас ты тоже не влюблен в меня. Поэтому приведи хотя бы один веский довод, почему я должна вернуться к тебе. Если не считать того, что я твоя жена, что у меня нет выбора, и что наше общество живет по определенным законам.

— Приведу, — кивнул Джон, снова подвигаясь ближе. — Потому что я умею смешить тебя. Потому что, когда целую, ты дрожишь от желания, и мне это нравится. И всегда нравилось.

Он обнял ее за плечи, несмотря на то что она словно окаменела под его рукой.

— Потому что, когда я касаюсь тебя, весь мир исчезает, и остаемся только мы с тобой. Потому что, даже когда мы ссоримся, какой-то частью сознания я пытаюсь придумать, как поскорее освободить тебя от одежды. Вот самый честный ответ, который я могу тебе дать.

Однако Виола отказывалась смириться.

— Можно подумать, ты никогда не испытывал чего-то подобного с теми женщинами, которых завлекал в постель.

— Это не одно и то же.

— В чем же разница?

Джон издал нечто вроде смешка.

— Потому что ни одна женщина, кроме тебя, не доводит меня до такого безумия, что я едва удерживаюсь, чтобы не биться головой о стену.

— Для меня этого недостаточно.

— Потому что ты моя жена. Я твой муж. Потому что я хочу детей. И, думаю, ты тоже их хочешь…

— Вернее, хочешь наследника.

— Нет, я не об этом. — Должно быть, он только сейчас сообразил, как невероятно это звучит, тем более что именно поэтому пытался вернуть ее. — Да, мне нужен наследник, — поправился Джон, — но я хочу детей! Разве не в этом смысл брака?

— Тем более что брак — весьма разумное решение, — сухо заметила Виола, охваченная привычной тоской.

— Для меня и большинства наших знакомых. Не все смотрят на брак так, как ты. И браки не всегда заключаются по любви. Это один из законов, которые правят нашей жизнью.

В этом он прав.

Виола перебрала в памяти те титулованные семьи, которые она знала. Энтони и Дафна были исключением, потому что большинство супружеских пар из их окружения не связывала любовь. Чаще всего подобный союз соединял влиятельные семьи. От жены требовалось родить наследника, после чего супруги шли разными дорогами и имели любовников по собственному выбору.

Она вдруг увидела свое будущее — будущее, которого надеялась избежать, выходя замуж за Джона. Будущее, в котором не было любви.