Магия Любви и Черная Магия - Давид-Ниэль Александра - Страница 22

Когда настоятель закончил свою речь, ошеломленный Гараб увидел, как маленькие благовонные палочки, лежащие на алтаре, зажглись сами собой. Комнатка наполнилась запахом, нисколько не напоминавшим аромат тибетских душистых палочек. Голова бывшего предводителя разбойников закружилась. Настоятель молчал, застыв как изваяние, и не сводил с него глаз.

— Ваше священство, — пробормотал Гараб, — я — преступник. Моя жизнь, жизнь главаря шайки разбойников, прошла в скитаниях…

— Довольно, — оборвал его бон-по, — все это я знаю. Какое мне до этого дело! Не надо задавать мне вопросов, оракул уже здесь. Слушайте!

Странный удушливый запах усилился, заполняя легкие Гараба. Неподвижные, лишенные выражения глаза настоятеля превратились в два узких колючих луча, которые вонзились в бывшего предводителя разбойников, раздирая его плоть подобно стальному лезвию.

— Слушайте! — повторил леденящий голос. — Все мертво в вашей прежней жизни.

— Дэчема! — закричал Гараб.

— Все мертво, — снова сказал настоятель.

Гараб не помнил, как он выбрался из комнаты верховного бон-по. У него было такое чувство, словно его оглушили ударом по голове. Он потерял сознание.

Когда Гараб пришел в себя, он увидел, что находится совсем в другой келье и рядом никого нет.

— Наш настоятель сообщил мне, что оракул вызвал у вас потрясение, — сказал Мигмар Гарабу, придя к нему на другой день. — Это досадно, ибо вы еще не совсем здоровы и волнение вам ни к чему. Но вы быстро восстановите силы. Жизнь в этом мире — всего лишь цепь мучительных перемен. Мудрец готовит себе более счастливую жизнь в лучшем мире, — тихо добавил он.

Гараб был поражен. Мигмар еще никогда не беседовал с ним на духовные темы.

— Вы правы, — ответил он. — Наши ламы говорят то же самое.

— Между сокровенными учениями бон-по и лам нет никакой разницы. Различия существуют лишь в народной вере, для простолюдинов.

— Я этого не знал. Я вовсе не сведущ в вопросах религии.

— Это понятно, большинство людей таковы. Но вы могли бы кое-чему научиться.

— Ах да, конечно… я мог бы… — рассеянно отвечал Гараб.

На том они и разошлись.

Вскоре у Гараба произошла встреча, за которой последовали неожиданные приключения.

Теперь ему разрешалось гулять в монастырском дворе и разговаривать с монахами. Однако Гарабу было не до разговоров — он погрузился в мучительные раздумья, спрашивая себя, что он станет делать в тот недалекий день, когда ему придется покинуть Сосалинг. Большую часть времени Гараб слонялся по двору либо молча сидел в стороне. -

Как-то раз после обеда, когда наш герой бродил между жилищами монахов, окаймлявшими просторный двор, он увидел у входа одного из домов человека, необычная внешность которого его поразила. Незнакомец был одет подобно другим монахам, но его лицо, безусловно, свидетельствовало о том, что он является уроженцем Индии.

Любопытство и симпатия к чужеземцу, который явно был близок ему по крови, заставили Гараба подойти к монаху.

— Я не знал, что здесь живет чужеземец, — сказал он. — Я тоже не из здешних мест.

— Это заметно, — ответил индус с улыбкой.

— Меня зовут Гараб, — продолжал бывший главарь разбойников. — Я был болен, и меня здесь лечили.

— Мое имя — Рама Прасад, — сказал чужеземец.

Но он не рассказал, что привело его в Сосалинг.

Гараб молчал, не зная, о чем говорить.

— Входите, если угодно, — вежливо предложил ему Рама Прасад, видимо, разгадав желание собеседника.

За этим первым разговором последовали ежедневные встречи, которые привели к дружбе. Беседы с Рамой открывали Гарабу мир, о существовании которого он и не подозревал, а тот с интересом слушал его рассказы о разбойничьей жизни. Гараб также поведал новому другу о кошмаре, который ему довелось пережить у подножия Ган-Тэсэ, и эта история заинтриговала индуса.

— Вы стояли на пороге великой тайны, — промолвил он. — Обычные люди говорят о жизни, смерти и возрождении, не понимая смысла этих слов. Жизнь можно объяснить только смертью, а смерть — жизнью. И то и другое — две стороны одной и той же реальности, которые кажутся непосвященным отличными друг от друга. Эту реальность и нужно постигнуть. В течение двадцати лет я расспрашивал Учителей в моей стране. Я занимался многими видами магии, даже теми, что ведут к краю пропасти, к последней черте, за которой таится гибель, но я еще не встречал никого, кто бы устремился в эту пропасть и вышел оттуда преображенным и просветленным победителем, заглянув за грань жизни и смерти. Я считаю вас своим братом и соплеменником. Арийская кровь течет в наших жилах, и ваш отец, даже если он обратил знания во зло, был посвященным. Чтобы уберечь вас от опасностей, которым вы можете подвергнуть себя по неведению, я хочу рассказать вам о своем открытии. Большинство здешних монахов, изучающих медицину или занимающихся врачебной практикой, даже не имеют об этом понятия. Настоятель монастыря — колдун, который стремится стать настоящим магом, но ему до этого далеко, и путь, который он выбрал, не ведет к обретению подлинного могущества. Он попытался проникнуть в мои мысли и намерения, но я разгадал его цель; я знаю, как окутать свое сознание непроницаемой завесой, и он не смог ее приподнять. Однако в Сосалинге скрыта некая тайна. Я почувствовал ее издалека и устремился сюда, чтобы разгадать ее любой ценой. Я пришел в монастырь и выдал себя за целителя, жаждущего изучить врачебное искусство бон-по, но они частично раскусили мою уловку. Мне приходится быть постоянно начеку, ибо монахи обладают умением использовать некоторые оккультные силы и способны жестоко покарать человека, который пытается их провести. Настоятель и некоторые из монахов стремятся овладеть тайной бессмертия. Человеку, с которым вы встречались, от роду несколько веков; несмотря на то, что настоятелю удалось настолько продлить свою жизнь, он не бессмертен. Каким же образом они надеются победить смерть? У них есть какое-то средство, я в этом уверен. Они хранят великую тайну за стенами своего монастыря, для вида занимаясь целительством и обучением. Я должен ее узнать. Но каким бы ни было это средство, оно окажется неэффективным. Монахи не победят смерть, потому что они в нее верят. Необходимо погрузиться в смерть, увидеть, как она творит разрушение, и отвергнуть ее. Каждый атом физической материи, которую она уничтожает, следует преобразовать в энергию, в сотни, в тысячу раз превосходящую своей жизненной силой исчезающую субстанцию. Жизнь — это хрупкая вещь. Грубые формы, которые мы называем людьми и неодушевленными предметами, являются призрачной видимостью, придуманной слепцами, воспринимающими реальность лишь в виде искаженных теней. Видишь ли, друг, я хочу узнать, что постигли монахи Сосалинга, так же, как я узнавал в других местах, какими знаниями обладают люди. Возможно, я сумею извлечь из их метода лучшие результаты, чем это удается им. Я подозреваю, что они по-своему овладели проклятым искусством, в котором был сведущ твой отец, и способны обеспечивать и приумножать свою жизненную силу за счет других. Настоятель попытался выкачать из меня энергию, но я это почувствовал и сумел себя защитить. Будь осторожен. Не задерживайся здесь. К бессмертию, как я уже сказал, ведет иная дорога. Необходимо подвергнуть тленную материю окончательному распаду и уничтожить ее, чтобы извлечь из нее несокрушимую энергию, но я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из местных чародеев на это решился…

Озадаченный Гараб слушал эти речи, ничего в них не понимая и бесконечно восхищаясь индусом, к которому он сразу же почувствовал симпатию. Все жители Тибета преклоняются перед знаниями и мудрецами, и этот чужеземец, пространно рассуждавший о тайнах бытия, казался необразованному слушателю одним из тех сведущих в тайных науках Учителей, которых так почитают в Тибете.

Время шло, и Гараб потерял счет монотонным дням, не отмеченным сколько-нибудь яркими событиями. Рама Прасад читал медицинские книги и расспрашивал целителей. Гараб же добился разрешения постичь азы врачебного искусства, дабы оправдать свое затянувшееся пребывание в монастыре. Желание поскорее расстаться с этим подозрительным местом крепло в нем день ото дня, и только дружба с Рамой удерживала Гараба от этого шага.