Путь сквозь лес - Декстер Колин - Страница 40

На следующий день, в субботу 23 июля, Филип Далей сел в автобус до Оксфорда в 11.00, и его мать, проследив, как отъехал автобус, спокойно, безбоязненно, без колебаний вошла в его спальню. Карманного формата дневник в красном переплете до начала этого месяца оставался чистым, но затем появились записи. Первая, датированная субботой 4 июля, была сделана неразборчивым, не укладывающимся в узкие линейки почерком:

И еще одна запись, через две недели:

Маргарет Далей посмотрела на дату – суббота 18 июля. Сердце ее упало, лучше бы она умерла.

Миссис Маргарет Далей поставила свою малолитражку на стоянке («Только для посетителей церкви»), расположенной рядом с церковью Святого Михаила и Всех Архангелов в северной части Вудсток-роуд в Оксфорде, и вошла в белое здание с остроконечной крышей, на коньке которой был водружен каменный крест. Хотя она ходила молиться не очень регулярно – раз в месяц или около того, а также на Пасху и Рождество, – Маргарет здесь знали многие. Правда, сегодня, утром 26 июля, она всего лишь несколько раз обменялась приветствиями, поскольку паства, собравшаяся на первую святую мессу в восемь часов утра, была не слишком многочисленной.

Автомобиль на самом деле числился за Джорджем, но он, как правило, для своих поездок использовал микроавтобус бленхэймского поместья, так что она могла свободно пользоваться машиной, особенно утром в воскресенье. На двухрядном шоссе и кольце автомобилей было еще немного, когда она ехала в церковь, полностью занятая своими печальными мыслями.

Началось это два года назад, когда Джордж купил видео, что было несколько удивительно, поскольку он никогда особенно не любил телевизора, предпочитая пропустить вечером пинту пива в "Сан". Но он купил видеомагнитофон, а вскоре и несколько видеокассет, главным образом о великих спортивных событиях: победа Англии в чемпионате мира в 1966 году, чудо Ботхэма против австралийцев и другие зрелища подобного рода. Устройство было довольно сложное, и с самого начала было объявлено табу: не прикасаться к видеомагнитофону без специального разрешения и наблюдения его высочества. Это была его игрушка. Эти запреты раздражали молодого Филипа, но ситуация счастливо разрядилась, когда парню подарили собственный портативный телевизор к пятнадцатилетию. Однако, несмотря на растущую коллекцию видеокассет, муж редко включал видик. Или это ей так казалось? Постепенно, однако, она начала понимать, что он таки смотрит его – когда ее нет дома. В частности, когда она покидает дом на определенное время дважды в неделю: аэробика по вторникам, гимнастический класс по четвергам. Однажды во вторник вечером она почувствовала себя плохо и ушла с занятий почти сразу же после начала. Застигнутый врасплох муж вскочил с кресла, мгновенно нажал на «стоп», переключил телевизор на канал Ай-Ти-Ви и вытащил из видеомагнитофона кассету. На следующий день, когда он был на работе, она умудрилась запустить эту проклятую штуковину и в течение нескольких минут лицезрела во всех детальных подробностях чудовищную (для нее), отвратительную порнографию. Но ничего не сказала; до сих пор ничего не сказала.

Получили объяснение и некоторые другие вещи. Приблизительно раз в три недели в весьма ограниченной почте Джорджа появлялся простой коричневый конверт, содержащий, как она догадалась, определенного сорта журнал. Почту приносили рано, до того, как Джордж уходил на работу, но она использовала первую же возможность, когда однажды почта пришла попозже, и вскрыла конверт над паром, обнаружив там более чем достаточное подтверждение своих подозрений. И снова она ничего не сказала, до сих пор ничего не сказала и впредь не собирается. Не собирается потому, что это только половина ее неприятностей, та половина, которую она еще может перенести...

Возможно, она почувствовала некоторое облегчение, слушая мессу этим ранним воскресным утром, рассеянно оглядывая убранство церкви, где она сидела на одной из задних скамеек. Она не знала по-латыни почти ни одного слова – только то немногое, что выучила девочкой во время богослужений, когда еще была ученицей средней школы. Но она очень любила звучание некоторых длинных слов, таких, как "immolatum"[15] из «Ave Verum Corpus» – очень серьезное слово, всегда считала она, величественное, печальное и музыкальное со всеми этими "м" в нем. Хотя она никогда не знала, что оно значит, она была бы очень разочарована, если бы у мессы отняли латынь и перешли на прозаический английский. Служба закончилась, и святой отец отпустил их:

– Месса окончена. Идите с миром.

– Благодарю тебя, Господи, – ответила она и продолжала сидеть на месте, пока в церкви не осталось ни души, кроме еще одной одинокой черноволосой женшины, стоящей на коленях со склоненной головой в одном из боковых приделов.

Отец Ричард после нескольких мягких увещеваний своих прихожан на пороге снова вошел в церковь. При его появлении Маргарет Далей встала и обратилась к нему с просьбой об исповеди в любое подходящее время. Может быть, на него подействовала ее напряженность, может быть, навернувшиеся, но не пролитые слезы, может быть, голос – глубоко несчастный, запинающийся, дрожащий... Что бы это ни было, значения не имело. Отец Ричард мягко взял ее за руку и спокойно проговорил:

– Если это поможет, дитя мое, идем сейчас! Пусть Иисус Христос через свои муки и через свое воскресение освободит тебя от всех твоих грехов!

Не в нормальной обычной исповедальне, а в маленьком кабинете во флигеле за церковью отец Ричард выслушал все, что Маргарет Далей пожелала ему сказать. Но даже на исповеди она солгала, когда сказала, что вошла в комнату сына за грязным бельем для стирки, солгала о своих самых глубоких и наиболее сокровенных страхах.

Дважды отец Ричард во время ее рассказа поглядывал на часы. Но воздержался, не прерывал ее, пока она не рассказала ему достаточно много, пока он не решил, что понял ее. Тяжек был ее грех, но еще тяжелее была ее вина – вина вмешательства в дела других, вина в глубоком ее убеждении, что именно благодаря ее вмешательству, благодаря ее шпионству эти ужасные секреты раскрыты. Если бы она не шпионила... секреты, возможно, и не существовали бы. Вот в чем ее наказание. О Боже! Что ей теперь делать!

Отец Ричард не спешил произносить слова утешения. Он знал: важно, чтобы вся вода вытекла из отравленного сосуда. Но скоро – скоро он их произнесет. А сейчас он сидел, ждал и слушан, пока ее слезы не высохли, пока она не исчерпала в данный момент свое чувство вины, свое унижение, жалость к самой себе. Может быть, она сказала ему мало, может быть – много, она не знала, но сказала достаточно, и пришло время сказать слово и ему.

– Ты должна поговорить со своим сыном, дитя мое, должна найти в себе силы простить его, и ты должна молиться, чтобы Господь наставил и укрепил тебя. И обещаю тебе – я тоже буду молить Господа за тебя. – На мгновение глаза старого священника прищурились. – Ты знаешь, если об одной и той же вещи будут молиться двое, Он, возможно, прислушается внимательнее.

– Благодарю вас, святой отец, – прошептала она.

Священник положил свою руку на ее, закрыл глаза и произнес формулу отпущения грехов:

– Пусть Господь Всемогущий проявит милосердие к тебе, простит твои грехи и направит тебя на путь праведный.