Идеология и мать ее наука - Кара-Мурза Сергей Георгиевич - Страница 51

• Предыдущая
• 51/64
• Следующая

О : Конечно, тогда надо продолжить разговор о чертах нашего общества. Мы пока упомянули такую черту, как «инертность», но есть еще и другие: «эгалитаризм», «ненависть к начальству, даже избираемому», «ненависть к богатым; убеждение, что богатый человек может быть богатым только путем хищений или каких-то других неблаговидных действий», «зависть — пусть у меня корова сдохнет, но и у моего соседа тоже»… Эта уравнительная система взглядов, в которой нет личной заинтересованности, конкуренции, обрекает народ на нищенское существование. Исторически ей на смену пришла другая этика, основанная на конкуренции, на частной собственности… И в России этот процесс шел. Были люди, которые вместе со своими семьями покидали род, племя — сами (и становились «извергами») или были принуждены соплеменниками (и становились «изгоями»), и обосновывались отдельно. Но старое цепляется, и человек, не привыкший, не умеющий работать («серятинка») хватается за уравнительный механизм и требует, чтобы все собирали и поровну делили. Старое цепляется, но его надо преодолевать.

В : Петр Сергеевич, нельзя же всерьез утверждать, что наше народонаселение не работает и никогда не работало. Ну, возьмите, к примеру, своих родителей — небось они всю жизнь проработали…

О : Артель «напрасный труд»…

В : Однако люди, подчеркиваю, трудились, не покладая рук, и кое-что, осмелюсь заметить, построили.

О : Да, закапывали деньги в землю, закапывали… Построили БАМ, канал Волга-Чограй, никому не нужные.

В : Что бы Вы ни утверждали, но в стране много чего было, да и страна была большая…

О : Какой была, такой и осталась.

В : Нет, даже с этой стороны нет — уменьшилась.

О : Причем здесь это? Люди, жившие в Казахстане, по-прежнему там живут? Кто где жил, тот там и живет.

В : Однако, если вернуться к сегодняшнему дню, не все так однозначно, как Вы говорите. Если по ходу реформ стало бы ясно, что лучше становится именно лучшим работникам, это было бы одно. К сожалению, этого нельзя констатировать.

О : Это естественно. В нашей экономике узкое место — это торговля: у нас в три раза меньше торговых площадей, чем, например, в Японии. Нам здесь еще работать и работать. Хотите хорошо жить — займитесь торговлей. Это общественно-полезная деятельность. И так будет до тех пор, пока будет существовать дефицит торговых площадей, а, еще вернее, мы испытываем дефицит коммерсантов.

В : А как Вам кажется, можем ли мы рассчитывать на «мягкую» трансформацию общественных форм? Без каких-либо серьезных социальных потрясений?

О : А разве у нас они есть?

В : Ну, как же — все-таки октябрьские события имели место?

О : Да ничего там страшного не было…

В : Тогда я спрашиваю Вас, как обычный средний человек: можете ли Вы сказать, когда в стране все образуется?

О : А что это значит — образуется, на сколько градусов? И сейчас все образовано. У нас что — трамваи не ходят?

В : Ну, хорошо. Тогда договорим, все-таки, о группах в обществе, имеющих отношение к собственности и власти. Если проще, какая из этих групп сейчас сильнее: чиновники, директора, предприниматели?

О : Да мы все — чиновники. Просто есть чиновники, ориентированные на реформы, — их мало, считанные единицы. А большинство, вся чиновничья структура, живет за счет распределения… Да я их всех к стенке поставлю с великим удовольствием.

В : Ясно, в смысле интересно…»

Усилиями экспертов аутизм в политически активной части населения поддерживается на нужном уровне. Уже в течение восьми лет представители российского «среднего класса» в подавляющем большинстве оценивают при опросах экономическое состояние страны как «катастрофическое». Тем не менее они уверены, что через 4-5 лет все наладится и их будущее будет обеспечено. Попытки выяснить, на чем основано это их убеждение, к успеху не приводят. Они явно надеются на чудо (вернее, на целую серию чудес), но в этом не сознаются. Другими словами, поражение их сознания глубже, чем было у немцев в 1944 г., — те надеялись на чудо-оружие, создание которого хотя бы декларировалось руководством Германии.

Логическое мышление уязвимо, посредством манипуляции в него можно внедрять «программы-вирусы», так что люди, отталкиваясь от очевидных фактов, приходят к ложному, а иногда и абсурдному умозаключению.

Альянс обществоведов (типа Г. Попова и Т. Заславской), идеологов (типа Г. Бурбулиса и А. Яковлева) и ученых-естественников (типа Е. Велихова и С. Ковалева), который и положил начало новому сообществу экспертов, выработал небывалый стиль политических дебатов. Благодаря мощным средствам массовой информации он был навязан общественному сознанию и стал инструментом для его шизофренизации. Рассуждения стали настолько бессвязными и внутренне противоречивыми, что многие всерьез поверили, будто жителей крупных городов кто-то облучал неведомыми «психотропными» лучами.

Как шел процесс иррационализации, навязанный экспертами реформаторов? Рассмотрим структуру простых логических построений, которую используют политики. Аристотель называл их энтимемами (риторическими силлогизмами) — неполно выраженными рассуждениями, пропущенные элементы которых подразумеваются. Вот схема разумного, хотя и упрощенного, рассуждения:

Данные(Д)— Квалификация(К)— Заключение(З)

¦ ¦

Поскольку(Г)— Оговорки(О)

¦

Ведь(П)

В популярной книге А. Моля читаем: «Аргументация определяется как движение мысли от принятых исходных данных (Д) через посредство основания, гарантии (Г) к некоторому тезису, составляющему заключение (З)». Подкрепление (П) служит для усиления «гарантии» и содержит обычно хорошо известные факты или надежные аналогии. Квалификация (К) служит количественной мерой заключения (типа «в 9 случаях из 10»). Оговорки (О) очерчивают условия, при которых справедливо заключение («если только не…»).

В митинговых рассуждениях обычно остаются лишь главные три элемента: Д-Г-З. Но это — абсолютный минимум. Аргументация ответственных политических дебатов намного сложнее, в них требуется, например, отдельно обосновывать и выбор данных, и надежность гарантии, и методы квалификации. Что же мы наблюдали в процессе реформы? Из аргументации были сначала полностью исключены подкрепления, оговорки и квалификации. А затем была разрушена и минимальная триада — была изъята или чудовищно искажена гарантия.

Отключение от рациональных критериев стало массовым явлением прежде всего в среде интеллигенции. Так, интеллигенция в общем поддержала удушение колхозов как якобы неэффективной формы производства. И ей не показалось странным: в 1992 г. правительство Гайдара купило у российского села, у колхозов и совхозов, 21 млн. т зерна по 12 тыс. руб. (около 10 долл.) за тонну, а у западных фермеров 24,3 млн. т по 100 долл. за тонну. Почему же «неэффективен» хозяин, поставляющий тебе товар в десять раз дешевле «эффективного»? То же с молоком. Себестоимость его в колхозах до реформы была 330 руб. за тонну, а у фермеров США 331 долл. — при фантастических дотациях на фуражное зерно, 8,8 млрд. долл. в год (136 долл. на каждую тонну молока)!

Вспоминая сегодня все то, что пришлось слышать и читать за последние десять лет у экспертов наших новых политиков, можно утверждать, что они сознательно и злонамеренно подорвали существовавшую в России культуру рассуждений и привели к тяжелой деградации общественной мысли.

В 1990 г. мне на отзыв дали законопроект «О предпринимательстве в СССР». Подготовлен он был научно-промышленной группой депутатов, стоят подписи Владиславлева, Велихова, других представителей элиты. И совершенно несовместимые друг с другом утверждения и заклинания. «В нашем обществе практически отсутствует инновационная активность!». Такого общества не может быть в принципе. Инновационная активность пронизывает жизнь буквально каждого человека, это — его биологическое свойство. Да если говорить об экономике: сами же они утверждают, что она в основном работала на оборону, но в производстве вооружений инновационный потенциал был безусловно и вне всяких сомнений исключительно высок. То есть советская экономика в основной своей части была высоко инновационной.

• Предыдущая
• 51/64
• Следующая