Глаз разума - Хофштадтер Даглас Р. - Страница 28

Ну хорошо, Марта, давай начнем”, — сказал психолог, включая звук.

Небольшой динамик на тележке с оборудованием немедленно ожил. “Привет! Привет! Я Марта счастливая шимпанзе. Привет привет —”

Животное было отключено с тихим электрическим щелчком. Люди в зале оцепенели от удивления. Зрелище животного, открывающего и закрывающего рот в то время, как из динамика лился приятный женский голос, было непросто переварить.

Ее учитель продолжал. “Сколько лет Марте?”

“Три три Марта три —”

“Очень хорошо. Теперь успокойся, Марта, расслабься. Кто я такой?” — спросил он, указывая на самого себя.

“Белински человек хороший Белинс —”

“А кто это?” — обвел он переполненный зал.

“Человек люди хорошие люди —”

Исследователь снова отключил Марту и повернулся к защитнику, готовый продолжать.

Хант встал и задал первый вопрос: “По вашему мнению, это животное разумно?”

“В широком смысле этого слова думаю, что да.”

“Разумна ли она в человеческом смысле?”

“Полагаю, что да, но чтобы в этом убедиться, вы должны обращаться с ней, как с человеком — разговаривать с ней, играть… Для этого я принес коробку с ее любимыми игрушками. Она обратит свое ограниченное внимание либо на меня, либо на того, у кого в руках ее игрушки. Предлагаю вам попробовать.”

Боковым зрением Моррисон заметил, что судья смотрит на него, явно ожидая возражения, которое он тут же высказал. “Я возражаю, Ваша Честь. Я хотел бы вначале, чтобы м-р Хант подтвердил суду, что это свидетельство относится к делу.”

“М-р Хант?” — отнесся Фейнман.

“Безусловно; вскоре суд в этом убедится.”

“Если это будет не так, оно будет стерто из протокола”, — пообещал Фейнман. “Продолжайте.”

Хант открыл Мартину коробку — огромный ларец для украшений, ярко раскрашенный в красный и серебряный цвета. Пошарив в его содержимом, он извлек оттуда сигару, завернутую в целлофан. Завидев сигару, шимпанзе вскрикнула тонким голосом: “Сигара Белински плохая сигара —” и добавила к этому свое обычное бормотание, после чего картинно зажала нос. “Откуда взялась эта старая сигара в твоей коробке для игрушек, Марта?” — спросил Хант.

“Что? Что? Чт —” — начала обезьяна, пока Белински не прервал контакта.

“Этот вопрос слишком сложен для нее. Попробуйте свести его к ключевым словам и коротким глаголам”, — предложил он.

Хант послушался. “Марта ест сигары?”

На этот раз животное ответило: “Нет сигара не ест не ест. Ест еда курит сигара.”

“Да, это впечатляет,” — похвалил Хант ученого. Потом он повернулся к Моррисону. “Может быть, обвинение желает допросить свидетеля?”

Моррисон поколебался, прежде, чем согласиться, потом взял в руки коробку с игрушками. Испытывая непонятное чувство дискомфорта, он вынул оттуда плюшевого медведя и спросил шимпанзе, что это такое. Животное немедленно возбужденно запрыгало, и ее искусственный голос заспешил, пытаясь успеть за ней.

“Человек плохой плохой не брать медведь, медведь Марта помощь Белински помощь Марта брать медведь помо—”

Как только ее отключили, Марта вернулась к обычному бормотанию. Исследователь объяснил, в чем дело: “Она чувствует, что вы настроены против нее, сэр. Честно говоря, я вас отлично понимаю. Уверяю вас, что вы не одиноки — многие чувствуют неловкость при мысли, что животное может разговаривать. Но Марта сильно разволновалась. Может быть, будет лучше, если с ней поговорит кто-нибудь другой…”

“Я хотел бы попробовать,” — вмешался судья Фейнман. Присутствующие с готовностью согласились, Моррисон поднес ящик с игрушками к скамье, и Марта сразу успокоилась, забыв о нахмуренном лице прокурора.

“Марта хочет есть?” — спросил Фейнман, заметив в ящике несколько конфет и спелых бананов.

“Марта есть сейчас, Марта есть—”

“Что Марта хочет съесть?”

“Марта есть сейчас—”

“Марта хочет конфету?”

“Конфету, да, да, конфету, кон—”

Он сунул руку в ящик и протянул ей банан, которое животное ловко схватило, очистило, и засунуло в рот. Пока она ела, Белински на мгновение подключил ее к динамику, и поймал часть бесконечной цепи: “Счастливая Марта”. Обезьяна слегка вздрогнула. Покончив с бананом, она снова повернулась к судье, бесшумно открывая и закрывая рот, пока ассистент не включил радио. “Хороший банан хороший банан спасибо человек теперь конфета теперь конфета.”

Довольный своим успехом, Фейнман опустил руку в коробку и дал обезьяне желанное угощение. Она взяла его, но вместо того, чтобы сразу съесть, показала на выключатель в руках Белински, указывая, что хочет быть услышанной.

“Сигара сигара Марта хочет сигара…”

Судья нашел сигару и протянул ее Марте. Она взяла ее, понюхала, и протянула обратно. “Хороший хороший человек есть Белински сигара спасибо спасибо человек—”

Судья был одновременно поражен умом животного и очарован его детской непосредственностью. Животное почувствовало его симпатию и ответило взаимностью к удовольствию суда. Но Хант не хотел продолжать эту сцену и вмешался, прервав межвидовую беседу.

“Я бы хотел продолжить свое свидетельство, ваша честь.”

“Разумеется”, — согласился судья, с неохотой передавая животное, которое к тому времени перебралось к нему на скамью.

“Доктор Белински”, — продолжал Хант, когда Марта уселась на свое место, — “можете ли вы кратко изложить ваше научное заключение, касающееся интеллекта этого животного?”

“Ее разум отличается от нашего”, — сказал ученый, — “но только степенью развития. Наши мозги крупнее и наше тело лучше адаптируется; поэтому мы находимся на высшей ступени. Но разница между нами может оказаться чрезвычайно незначительной. Я считаю, что Марта, какой бы слаборазвитой она ни была, все же обладает интеллектом, подобным человеческому.”

“Можете ли вы провести четкую границу между мыслительными способностями ее биологического вида и нашего?”

“Нет. Ясно, что она уступает в развитии нормальному человеку. Но при этом Марта безусловно умнее, чем люди на стадии идиотизма, и находится на равных с умственно неполноценными. Ее преимущество перед идиотами состоит также в том, что она чистоплотна и может обслуживать себя и своих детей. Я не стал бы проводить четкой границы между ее интеллектом и нашим.”

Хант помедлил, прежде чем задать следующий вопрос. Разумеется, этот эксперимент был согласован с исследователем. Чтобы завершить свидетельство, Хант должен был потребовать еще одной демонстрации, которая по своей природе не могла быть отрепетирована заранее. Но он не был уверен, что Белински сделает то, о чем они договорились заранее. В действительности он уже сомневался в том, что и сам этого хочет. Но нужно было продолжать.

“Доктор Белински, заслуживает ли это существо, обладающее человекоподобным разумом, того, чтобы с ним обращались как с человеком?”

“Нет. Мы, разумеется, обращаемся с лабораторными животными хорошо, но их ценность заключается только в их экспериментальных возможностях. Марта, к примеру, исчерпала свой полезный потенциал и вскоре будет уничтожена, поскольку стоимость ее содержания уже превысила ее экспериментальную ценность.”

“Каким образом вы уничтожаете подобное животное?”

“Существует множество быстрых и безболезненных методов. Я предпочитаю яд, данный неожиданно в любимой еде. Хотя этот прием может показаться жестоким, он предохраняет животное от предчувствия смерти. Смерть неизбежна для каждого из нас, но по крайней мере эти простые создания могут быть избавлены от страха перед ней.” С этими словами Белински вынул из жилетного кармана маленькую конфету.

“Вы продемонстрируете эту процедуру суду?” — спросил Хант.

Когда ученый протянул конфету животному, до Фейнмана наконец дошло, что происходит. Он приказал остановить смертельный эксперимент, но опоздал.

Исследователь никогда раньше не уничтожал своих животных, оставляя эту работу ассистентам. В тот момент, когда ничего не подозревающая обезьяна сунула конфету в рот и надкусила ее, ему в голову вдруг пришла идея нового эксперимента. Он повернул выключатель. “Конфета конфета спасибо Белински счастливая счастливая Марта”.