Сильнейшие - Дильдина Светлана - Страница 125

— Я в самом деле скоро умру, — задумчиво проговорила девушка, уже не сердясь. — Способность видеть будущее — редкий дар среди уканэ. Прошлое видят чаще… и мы с братом могли. Но сейчас его нет, а я вижу вперед. Там только дымка, и нет ничего — ни одного знакомого лица… пятна и тени. Наверное, это смерть.

— Когда я жил на юге, — начал было подросток, и поперхнулся. Но нет, Этле спокойно смотрела в огонь. — Когда я там жил… я мало что видел. Но слышал о смерти одного мужчины из Сильнейших — его сожгло изнутри собственное пламя, когда он захотел взять слишком многое. А с чего тебе умирать? Ты совсем юная, у тебя нет врагов…

— Думаешь, нет? — сжала она тонкие губы. — Жаль. Врагов нет только у ничего не стоящих…

Больше не разговаривали. До полуночи болтал с Шику — молодой северянин старался развеселить полукровку, и это ему удалось. Он умел показывать разные штуки — раковинка цветная невесть куда девалась из его ладони и оказывалась почему-то в поясе у Огонька. Или два конца разорванной веревки неожиданно срастались в одно. Силой тут и не пахло… но как же тогда получаются чудеса??

Утром полукровка заметил, что Лачи как-то особенно пристально смотрит на него. А ведь до сего дня в пути почти не уделял подростку внимания — по большей части погружен был в собственные думы.

Огонек ответил достаточно дерзким взглядом. Уж больно не нравилось, как поступили с Этле… хотя она виновата, конечно. Кираи сказал — она не должна была бежать… но попробуй, усиди на месте, когда над шеей занесено лезвие!

Лачи подъехал к подростку поближе — тропа была узкой, и грис неторопливо шли почти в самом конце кавалькады, так, что никто не мог слышать разговора всадников.

— Не против побеседовать немного?

— Не против. Только скажи, эльо, что будет в долине, куда мы едем.

— Тебя беспокоит что-то? — Лачи прищурился, внимательно, чуть склонив голову на бок.

— Нет. Но Кави остерегал меня.

— От чего?

— Он и сам не мог понять. Наверное, от южан. О чем ты хочешь говорить с ними, эльо?

— А ты заметно подрос, — одобрительно проговорил Лачи. — Пожалуй, с тобой можно говорить полностью откровенно — поймешь, и не испугаешься. Я кое-что расскажу. В долине Сиван будет сложно. Между нами сейчас мир… если можно так выразиться. Мы примерно равны по силе… были все время. Но когда появился он, равновесия не стало. Если он по-настоящему станет взрослым, они смогут одержать верх.

— Он — это кто?

Хотя Огонек знал ответ.

— Ты ведь слышал про реку Иска. Там погибло около тридцати человек… может быть, некоторые из них были повинны в излишней горячности. Но они не нападали первыми… да и вторыми напасть не успели.

Подросток хмуро рассматривал шерсть на макушке собственной грис. Было не просто тяжело — не оставляло назойливое, сосущее чувство: оборотень хотел убить и его. И понимал — бред, чушь, нелепица. Даже имени Огонька тогда не знал, какое там — и не подозревал, что на берегу реки Иска живут несколько человек, отказавшихся и от севера, и от юга. Понимал, но поделать с собой не мог ничего.

— Они ушли, посмели уйти, и поэтому тоже погибли, — тусклым голосом проговорил Огонек.

— О ком ты?

— О родителях. И тех, кто жил с нами…

— Ты прав. Не стоит нарушать… пусть не самый лучший порядок, быть может, но все же установленный на благо людей.

— И что же? Я знаю, что в долине будут южане.

— Ты не знаешь, что едет туда — он.

Огонек дернул повод грис — невольно, животное взвизгнуло и поднялось на дыбы.

— Зачем?! — воскликнул подросток, еле удержавшись в седле.

— Боюсь, что южанам надоело мнимое равновесие… Они хотят слишком многого. Хищники не договариваются между собой — они просто грызутся, и выживает сильнейший, — в голосе Лачи звучала острая горечь. — Север никогда не научится действовать так, по звериному…

Он ударил ногами в бока грис и поехал быстрее.

Женщина глаз не сводила с юноши впереди. Мальчишка… отказался одеваться, как все, и посланцы, и свита — в темно-синее. И попробуй, заставь… но цвет, выбранный им, об одном говорит — о вражде. Осталось надеяться, что северяне попросту ничего не поймут. Они уделяют кучу ненужного внимания плетеным побрякушкам и разнообразным узорам, но цвет для них мало значит.

Тумайни готова была придушить собственноручно всех членов Рода Арайа и Рода Тайау… первых — за то, что именно они настояли: вступив в Совет, пускай на правах младшего, надо пройти испытание. Вторых за то, что породили это едущее впереди существо. Женщина уповала только на собственный ум и выдержку: второй посланник, один из племянников Тарры, Толаи, отличался общей для их Рода чертой — невозмутимостью, однако соображал не слишком быстро. Ну, по крайней мере, он не доставит хлопот.

А вот оборотень… Тумайни всерьез обдумывала возможность подсыпать ему чего-нибудь по дороге. Пусть не смертельного… так ведь чувствует чуждые запахи. Не получится.

Лицо его брата было совсем темным, когда понял — сами себя загнали в ловушку. А Ийа, вот бы кого тоже в Бездну отправить — лишь улыбался. Здоровье наполовину вернулось к нему, а яд никуда и не девался. Кто б сомневался — его идея, отправить Дитя Огня в долину Сиван. Он сказал — или боитесь оставить оборотня одного? А теперь Тумайни держит ответ перед Югом… ей всучили цепь, пристегнутую к ошейнику хищника, и остается молиться хоть Бездне, что он послушает — в отсутствие хозяина-то.

Птица-ольате перелетала с ветки на ветку, сопровождая отряд. Всего двадцать всадников… с севера прибудет столько же. Рабочих-эсса в долине Сиван больше, но они мало на что пригодны. Конечно, воины охраняют рабочий лагерь — и все же силы равны. Север не может взять с собой много бойцов, это будет открытый вызов. Даже если считать охрану добытчиков Камня… все равно оборотень стоит большего.

Тумайни впервые улыбнулась. Никто не обвинит южан, что их слишком много.

На привале не приходилось заботиться о пропитании — стреляли птиц скорее ради забавы. Зато Кайе спрыгивал с седла и в обличье энихи уносился в чащу, стоило протрубить в рожок о перерыве в пути. И возвращался — довольный, злой, и с добычей. Чаще всего не волок ее до лагеря, просто указывал, где оставил гривастого кабана или оленя. Тумайни так и хотелось в насмешку бросить ему поноску, приказать: ищи! С трудом удерживалась. И за помощь в охоте благодарила вполне искренне.

А птица-ольате не отставала.

Тумайни все больше тревожилась, видя, как луна идет на ущерб — дни летели; и менялся рельеф, среди сборищ деревьев-гигантов все чаще появлялись большие просветы, и холмы уже не прятались под землей.

— Ты рад, что пришлось покинуть Асталу? — спросила она своего юного спутника. Понять бы, как тот сам относится к поручению…

— Что мне, там и сидеть? — откликнулся тот сумрачно. — Шипение из-за углов… Дед, который слабеет день ото дня. Мать… может, придет в себя когда-нибудь. Оттуда, изнутри, я не сделаю ничего.

Тумайни вспомнила разговор, который произошел у них с Къяттой перед отъездом послов.

«Как ты управляешься с ним?» — спросила женщина.

«Я помню, что предо мной — хищник. Неважно, что знаю его с детства. Ежели он почувствует слабость, он бросится, неважно, действием или словом. Только спокойная сила, больше никак. И понимание, чего он хочет, что ему нужно на самом деле». — Задумчиво добавил: «Опасно баловать зверя, но упорно не понимать его желаний и нужд — еще опасней».

«А если бы что-то случилось с тобой? К примеру, ты выжег себя Темным пламенем, или стал хромым, или еще что?»

«Если бы удалось не показать уязвимых мест, возможно, он продолжил бы подчиняться. Иначе же… — лицо стало очень нехорошим: — Впрочем, это уже не будет мой заботой, коли случится. Только вашей, запомни!»

Тумайни запомнила.

И заодно прикинула, чего могут ожидать те, кто слишком старался отправить юношу в Долину. Уж точно не мирного разговора.