Дневник пани Ганки (Дневник любви) - Доленга-Мостович Тадеуш - Страница 57

Хоть как я ни искала, хоть пересмотрела около двух тысяч фотографий, однако ни одной фотографии мисс Норман не нашла. Оказалось, что перед отъездом она выкупила все свои снимки. Это меня очень удивило, потому что всегда, когда мы вместе бывали в городке, она пыталась избегать фотографов. Говорила, что такой у нее предрассудок. В ее номере я тоже не нашла ни одной фотографии. Зачем же она тогда так скрупулезно их все выкупила?

Для Тото наш поход была настоящей мукой, потому что я сказала ему (надо же было как-то это объяснить), что ищу фотографии для него. Только за обедом он немного расшевелился. Мы решили выехать в шесть. На день или два остановимся в Кракове. Я уговорила Мирского поехать с нами. В его присутствии Тото не решится ни на какие фамильярности. Да и мою сдержанность можно будет объяснить необходимостью сдерживаться при Мирском. Пишу второпях. Мои вещи уже вынесены к машине. Большие чемоданы портье отправит вечером поездом.

Уезжаю из Криницы, хотя и не достигнув того, ради чего приехала, однако с большим запасом новых сведений.

Я очень недовольна собой. Слишком много пила на обеде у Гуцев. До сих пор в голове гудит. Если бы не проклятое шампанское, то наверняка не сделала бы такой глупости. Шампанское и краковская скука.

Здесь совсем нечего делать. И я все себе испортила. Всю свою стратегию.

Тото снова готов взять себе в голову бог знает что. Надо будет завтра подумать о новой тактике. Сегодня не имею на это сил. Вокруг такая тишина. Первый час ночи.

Краков давно уже спит. Правда, прошлой ночью я немного подремала в машине, но все равно очень усталая, и глаза у меня сами слипаются.

Что-то я хотела еще важное записать. Никак не припомню. Ага, вот что: Тото дал мне понять, что может рассчитывать на успех у той рыжей. Это просто его самомнение, не правда ли?

Сегодня большой бал у Потоцких. Будет весь малопольский высший свет, а также молодой Эстерхази, который, кажется, просит руки Люси. Очень интересно, какой он из себя. На любительских фотографиях производит весьма приятное впечатление. Меня ужасно просили остаться. И Тото уговаривал, как мог. Он надеялся, что Эстерхази, который два года назад охотился на волков в его имении, не захочет остаться в долгу и пригласит его к себе на муфлонов.

Собственно, я потому и не согласилась, что Тото так настаивал, вот сегодня вечером перед началом бала мы выезжаем. Мне еще осталось сделать несколько визитов. Разговаривала по телефону с Яцеком. Он искренне обрадовался, что я еду домой. Все больше убеждаюсь, что люблю только его.

Врач сказал, что шрам на лбу заживет бесследно. Я просто дрожу от мысли, что он может в этом не разбираться. Хотя он вроде один из лучших специалистов в Европе по косметическим операциям. К тому же правый бок у меня так болит, что могу лежать только на левом.

Мирскому раздробило нос. Представляю себе, какой вид он будет иметь, когда выздоровеет. Но больше всего пострадал Тото. Вот только что мне позвонили и сообщили, что у него сложный перелом левой руки. В общем, он это заслужил. Дорога была скользкая. Я дважды просила его, чтобы ехал не так быстро. А он от злости еще сильнее нажимал на газ. Это должно было закончиться катастрофой. Нам еще повезло, что дерево, падая, не придавило машину. А то были бы мы все трупами. От «мерседеса», разумеется, осталась груда металла.

Люди из низших слоев завидуют нам, что мы ездим машинами. Если бы они знали, каким опасностям мы подвергаемся, то благодарили бы бога, что им на роду написано пользоваться трамваями, поездами и тому подобным.

Яцек дает мне столько доказательств своей любви, он такой внимательный, просто не насмотрится на меня. Сегодня утром, когда я жаловалась, что у меня может остаться безобразный рубец, он сказал:

— Мне стыдно за свой эгоизм, но признаюсь: я, может, даже хотел бы, чтобы ты стала некрасивой, совсем некрасивой и никому не нравилась, только мне.

— Боюсь, что тогда я и тебе перестала бы нравиться.

Яцек засмеялся так искренне, что у меня пропали всякие сомнения.

— О нет! — воскликнул он. — Я недавно читал достаточно умную книгу какого-то английского автора. Называется она, кажется, «Технология брака». Там есть не лишенное смысла наблюдение, что через несколько лет совместной жизни муж и жена уже не обращают внимания на внешность. Они привыкают к ней так же, как ребенок к красивым игрушкам. С тех пор значение имеет суть и только суть.

— Если и суть существует, — заметила я.

Он нежно посмотрел на меня.

— А разве в самом браке ее нет?

Я охотно признала бы его правоту, но, помня о его еще не искупленной вине передо мной, сказала:

— Что была такова суть, я знаю… А вот вернется ли она — не уверена.

Яцек сразу прекратил этот разговор, потому что именно в тот момент пришла мама. Она была очень встревожена и, поцеловав меня, воскликнула:

— Вы уже слышали?

— О чем? — спокойно спросил Яцек.

— Ну как же, о том, что уже принято решение о войне в Европе. Немцы разозлились на чехов, потому что якобы Ротшильд, тот, знаете, у которого гостил принц Виндзорский, бежал в Прагу, и немцы сказали: или им отдадут Ротшильда, или они забирают Карлсбад. Ну, вот в Париже и приняли решение начать войну.

Яцек засмеялся.

— Да что вы, мама, говорите! Это же какие-то дурацкие выдумки людей, которые абсолютно не разбираются в международной политике. Во-первых, Ротшильд не убежал, а во-вторых, пусть даже и сто Ротшильдов сбежало в Прагу и Чехословакия дала им убежище — из-за этого не было бы войны.

Мама успокоилась.

— Ах, какое счастье! Но ты в этом действительно уверен?

— Совершенно уверен.

— Потому что пани Сарницкая говорила, что знает от надежных людей, будто Гитлер хотел забрать Чехословакию. Говорят, часть ее он отдаст итальянцам, часть нам, но наибольшую часть, вместе с Карлсбадом, заберет себе. Вот была бы история! У них там в Германии нет масла. А я просто не представляю, как можно жить без свежего масла. Как ты думаешь, позволили бы мне привозить масло из Польши?

— А почему бы могли запрещать? — сказала я.

Яцек начал немного раздражаться.

— Послушайте, мама, все, что вы говорите, не имеет под собой никаких оснований. Во-первых, немцы не решились бы посягнуть на Чехословакию. Да и не захотели бы. Гитлер хочет объединения Германии и поэтому ни за что не согласится иметь в пределах немецкого государства какие-то чужие народы. Но если бы он даже и претендовал на Чехословакию, все равно никогда бы ее не получил.

— Почему же? — возразила мать. — Пани Сарницкая говорит, что он мог бы завоевать ее за несколько недель.

— Мог бы, если бы ему позволили другие государства. Но Чехословакия находится в военном союзе с Россией и Францией. А за Францией стоят Англия и Америка. И это еще не все. Как член Малой Антанты, Чехословакия может всегда рассчитывать на поддержку Румынии и Югославии. И над теми глупостями, которые рассказывает пани Сарницкая, можно только посмеяться.

— Ах, если бы только ты был в этом уверен!

— Мамочка, — возмущенно сказала я, — кому же лучше знать об этом, если не Яцеку? Им, дипломатам, все сверху видно.

— Спите спокойно, мама, — добавил Яцек. — Ни Карлсбад, ни масло никуда от вас не денутся. И вот вам лучшее доказательство неосведомленности вашей рассказчицы: она утверждает, что Италия тоже может забрать часть Чехословакии. Но итальянцы не имеют общей границы с этой страной. К тому же Италия никогда не согласится на то, чтобы немцы забрали Чехословакию.

— Почему не согласится? Ведь Гитлер и Муссолини друзья…

— Видите ли, мама, в международной политике так заведено, что никто не хочет, чтобы его друг слишком окреп. Чрезмерная мощь Германии была бы для Италии очень опасна.

Я всегда поражаюсь Яцеку: как логично и убедительно умеет он все объяснить. Как спокойно может решить самые запутанные вопросы международной политики.