Дочь банкира - Карасик Аркадий - Страница 22

• Предыдущая
• 22/60
• Следующая

Вместо охранника в комнату вошел Бобик.

— Что случилось? — с тревогой спросил он.

— Ничего особенного, — зло рассмеялся Николай. — Просто соскучился по твоей квазимодовской физии.

Сейчас Бобик обозлится и с кулаками набросится на оскорбителя. Вот тогда Родимцев с наслаждением обработает его шишкообразный нос, заставит просить пощады. Но вместо возмущения — обычное приветливое бульканье.

— Понимаю, Коля, нелегко тебе сидеть в четырех стенах. Но придется потерпеть… хотя бы недельку.

— Передай Вере Борисовне — пусть навестит меня. Хочу кой о чем спросить.

— Ее нет — уехала.

Явное вранье! Когда хитроумный секретарь врет, его глаза превращаются в точки, а шишка носа подрагивает. Родимцев, несмотря на короткий срок знакомства, умудрился подметить некоторые особенности хозяйского секретаря.

— Когда об»явится?

— На днях. Прошу тебя, Николай, постарайся вести себя тихо. Не дай Бог охранники доложат хозяину о сумасшедшем, находящемся в особняке.

Вежливо кивнул и покинул комнату. Щелкнул замок. Но о просьбе пленника не забыл — вместе с обедом камуфляжный слуга приволок тяжеленную гирю и десяток гантелей — от небольших, детских, до вполне профессиональных.

Прошла первая неделя. Родимцев уже привык к одиночеству, с азартом смотрел по телеку спортивные передачи, часами изводил себя физическими упражнениями, по несколько раз в день блаженствовал под душем.

В пятницу его бездельному сушествованию пришел конец. В десять утра, после завтрака, в комнату вошла Вавочка.

— Привет, затворник! Как здоровье, как самочувствие? — жизнерадостно осведомилась она, усаживаясь в кресло и жестом приглашая пленника занять место на диване. — Не соскучился?

— Есть малость, — признался Родимцев. — Общаться с ящиком и твоим уродом — какое уж тут веселье. На окне — решетка, дверь — на замке, впечатление безрадостное.

Вера Борисовна задумчиво простучала по подлокотнику какую-то замысловатую мелодию.

— Рада об»явить: заточение кончилось. Сейчас пойдем к папочке… Хочу посоветовать вести себя прилично, меньше говорить, больше слушать. И Боже тебя сохрани возражать. Поверь, это в твоих интересах.

Конвоируемый с одной стороны Ольховой, с другой — безобразным её секретарем, Родимцев прошел в правое крыло особняка. Здесь прогуливался с автоматом, закинутом за спину, здоровенный парняга в камуфляже. Увидев хозяйку, расплылся в подобострастной улыбке, доброжелательно кивнул на Родимцева. — Парень с вами, Вера Борисовна? — Да. Борис Моисеевич просил привести его. — Понятно, — ещё шире улыбнулся телохранитель. — Значит, новый дружан? — Отец решит, — строго проговорила Вавочка и охранник смущенно замолчал…

Родимцеву никогда не доводилось видеть финансовых магнатов, тем более, общаться с ними. Поэтому он представлял себе Ольхова толстым, одышливым коротышкой, воротник пиджака которого обильно засыпан перхотью, узел галстука болтается на выпуклом животе, пальцы унизаны кольцами и перстнями.

А за столом в обширном кабинете сидит сухощавый, подтянутый человек лет шестидесяти. В строгом темном халате, в распахнутом вороте которого виден модный галстук на фоне белоснежной сорочки. Великолепная седая шевелюра, черные, проницательные глаза, выпирающий подбородок. Кроме отчества, ничего еврейского. С таким же успехом респектабельный банкир может быть татарином, поляком, французом, немцем.

Увидев вошедшую троицу, Борис Моисеевич легко поднялся с полукресла. Подошел почти вплотную. Пожал руку Бобику, поцеловал дочь. Родимцеву жестом предложил сесть на стоящий напротив письменного стола полумягкий стул с гнутыми ножками.

— Это и есть твой протеже?

Голос — густой, нечто вроде коктейля из баса и баритона.

— Да, папочка. Прошу любить и жаловать — Николай Родимцев. Отчества не знаю, не спрашивала.

Олигарх обошел вокруг сидящего парня. Будто искал в его напряженной фигуре то ли достоинства, то ли недостатки. Так осматривают в музеях новый, впервые выставленный на обозрение экспонат.

— Отчество — не страшно. Узнаем. Парень статный, красивый. Все, Вавочка, твоя миссия завершена. Можешь отправляться по своим делам. Бобик останется. У нас состоится чисто мужская беседа.

Похоже, уродливый мужик состоит не только при банкирской дочери, но и — доверенное лицо Ольхова, подумал Родимцев, уважительно поглядывая на «квазимоду».

Если судить по взбаламошному характеру девушки, она должна возмутиться, потребовать, чтобы «мужская» беседа прошла в её присутствии. Но, странно, Вера Борисовна покорно склонила увенчанную сложной прической голову и вышла в коридор.

Кажется, хозяин выдресировал не только своих телохранителей, но и собственную дочь! И ещё — Николаю показалось, что в лестных для него словах «статный», «красивый» таится не только плохо скрытая зависть, но и непонятные опасения.

Повинуясь жесту хозяина, Бобик присел на стул возле стены.

— Слушаю тебя, Николай. Расскажи свою историю. Желательно, максимально подробно.

Борис Моисеевич сдвинул папки с бумагами в сторону, на освобожденное место поставил узорчатую бутылку, две рюмки. Перенес из шкафчика вазу с фруктами. И устроился в кресле. Нога на ногу, руки сложены на колене. Одну наполненную рюмку придвинул к Николаю, вторую приподнял и снова поставил. Бобика не угостил — как и в других барских домах, банкир держит слуг на коротком поводке.

Родимцев не удивился, не сослался на Веру Борисовну, которая обязательно посвятила отца в трагическую судьбу своего протеже. Понимал — его проверяют. К предложенному угощению не притронулся — не та обстановка, да и один вид спиртного вызывает тошноту.

Медленно, тщательно выбирая выражения, стараясь припомить детали уже рассказанного Вавочке, принялся за трудное пвествование.

— Фамилию капитана знаешь? — перебил его банкир. — Впрочем, это не имеет значения. 

Через четверть часа.

— Как звать хозяина распивочной?

И так до завершения исповеди. Вопросы ставятся четко и деловито, без лишних слов и пояснений. Будто финансист уточняет графы баланса. Одно отнести в разряд прибылей, другое списать на убытки.

— Что ожидаешь от меня?

Николай пожал плечами. Более глупого вопроса не придумать, он не просит подаяния, мало того, приехал в банкирский особняк не сам — его привезла дочка Ольхова.

— Работу, — с трудом выдавил он. Просить защиты от преследующих его фээсбэшников и бандитов для излишне самолюбивого парня — унизительно. — Хочу работать.

— А что ты можешь делать? Насколько я понял, образование незаконченное высшее — три с половиной курса инженерно-строительного института. Опыта работы — никакого. Еще один подметальщик территории мне не нужен… Армейская специальность?

— Десантные войска. Диверсионная группа.

— Понятно, — удовлетворенно прокомментировал Борис Моисеевич. — Ну, что ж, поглядим на что ты способен. После — решу. Сейчас спустимся в подвальное помещение, там продолжим беседу.

Ольхов поднялся с кресла и, не спрашивая согласен или не согласен парень, пошел по коридору. Поколебавшись, Родимцев двинулся следом. Он решил, что его ведут в камеру, где шестерки олигарха вволю поработают палками и просто — кулаками. Заранее решил не поддаваться, силой ответить на силу.

Шествие замыкал Бобик.

Спустившись по лестнице, Борис Моисеевич повернул направо и вошел в большой зал, освешенный люстрами дневного света. Противоположная от входа стена — какой-то барьер. Возле двери — стальной сейф, несколько металлических табуреток.

Бобик обогнал Родимцева и пристроился по правую руку хозяина. Всем своим видом показывает — готов к услугам. Николай остановился в дверях. Он с первого взгляда понял, что зал предназначен для стрельбы, обычный тир, только большой.

— Подойди!

Банкир открыл сейф, достал из него пистолет.

— Бобик, покажи нашему гостю свое искусство. Как всегда, стреляй по моему сигналу.

Урод согласно кивнул, поданный ему пистолет заправил за пояс на спине, опустил руки вдоль туловища и встал в центре. Сейчас он не походил на пацана-малолетка, скорей — на ощетинившегося хищного зверька.

• Предыдущая
• 22/60
• Следующая