Любовь под прицелом - Карасик Аркадий - Страница 11

• Предыдущая
• 11/49
• Следующая

— Кстати, спасибо за выручку.

— Спасибочком тебе не отделаться. Милиция нынче подорожала — миллионы требует. Не дашь — протокол-акт двигают в прокуратуру, там заводят уголовное дело. И все, спекся Николаи Чернов, будет хлебать на зоне баланду да чистить сапоги авторитетам… Вот и пришлось нам раскошелиться…

— Значит, паспорт и деньги у вас? — встрепенулся я. |

— Нет, милок-говорок, паспорт твой у ментов. Для того, чтобы его выкупить, много нужно положить на лапу. Тебе штанов не хватит рассчитаться за освобождение и документы, К тому же, статейка грозит не шутейная, за торговлю наркотикам

не милуют.

— Какая торговля? Я не только не торговал, но даже не знал, что везу в портфеле. Думал — шмотки… И портфель тот не мой, а ваш с Владькой… Подсунули…

— А чем докажешь? Где факты-фактики? Слова, они, будто листва на ветру — шевелится, шумит без толку. Свидетели требуются, справки-справочки, видеосюжетики… Подсунули, говоришь? Кто, когда, где? Проверят, пальчики срисуют с портфеля, а там, кроме твоих, ничьих нет. Владька-хитрюга в перчатках работал, следов не оставил… Вот и получается — листочки и ветру, а в протоколе — другое. Задержала милиция ночью, обнаружили наркотик… Чей? Ясно без разъяснений — человека, | сидящего за рулем и оставившего следы на портфеле… Соображаешь? Да еще нашли пол-лимона. Откуда? За что получены?

Я «соображал» туго. Одно для меня совершенно ясно — влопалея в грязную историю, откуда никто, кроме Тихона, меня и вытащит. Ни милиция, ни прокуратура не поверят преступнику, взятому с поличным… Да разве только они? Даже сверхчестный мой батя, выслушав непутевого сынка, врежет, вместо сочувствия и помощи, увесистым каменщицким кулаком так, что вмиг мозги станут на свое место.

— Что же делать?

— Прежде всего, дружище, не паниковать. Дай срок, выручим и паспорт. Не пожалеем денег и должка с тебя не потребуем. Кое-что, правда, придется возвратить, но — мелочь, пустышку. Чего не сделаешь ради хорошего человека. Парень ты отличный, после Владьки — лучший мой дружок… Поезжай, миляга, к жене, успокой ее, поплачь на работе. Смело можешь написать заявление — за свой счет. Разрешаю. Оправдай и сегодняшний прогул и прогул через недельку, когда снова к нам наведаешься… Может быть, к тому времени мне удастся выручить твои корочки…

— И деньги, — тихо напомнил я. — Муниципалыцики и деньги тоже отобрали…

— Обязательно вернут… А чтобы тебе домой не появляться с пустым карманом, возьми у меня ту самую сумму. А я постараюсь получить ее у ментов.

На душе сразу полегчало. Паспорт обещали вернуть, акт задержания аннулировать, деньги оттопыривают карман… Все-таки везучий я мужик! Подружился с опытными парнями-коммерсантами, зарабатываю у них уйму деньжищ, вошел в доверие.

Через неделю получу еще пол-лимона, может быть, и больше…

Ни через неделю, ни через месяц паспорта я не получил. Тихон ссылался на возросшие аппетиты милиции, на ужесточившийся контроль со стороны прокуратуры, на безденежье.

— Не сомневайся, все будет в ажуре, дай срок — выручим, — при каждой встрече твердил он, вручая очередной «гонорар». — Башлями не обижаем, работенка у тебя подходящая, житуха — дай Бог каждому такую.

Почти ежедневно — телефонный приказ. Подай машину во столько-то туда, отвези по такому-то адресу, привези в такой-то пункт то-то. Отпрашиваться с работы становилось сложней, начальство злилось, намекало на грядущую безработицу, когда можно легче легкого заменить настырного бездельника.

Сомневаюсь в том, чтобы нашелся претендент на сволочное место прораба. Даже если биржи труда будут взяты в круглосуточную осаду желающими повкалывать за гроши, выплачиваемые через раз.

Правда, поездки, как правило, приходились на ночные часы, когда-то ведь нужно и поспать. Вместо отдыха Ольга мотала мои нервы на катушки ежедневных скандалов, подозревала супружеские измены, грозила немедленным разводом с растленной личностью… Черта с два расстанется она с денежным мужиком!

И все же обстановка в квартире изменилась к лучшему. Крики почти прекратились, словечки «тунеядец» и «мерзавец обрушивались на мою склоненную голову значительно реже. Теща обращается, употребляя несвойственные ей выражения — милый зятек, славный мужичок.

А вчера произошло невероятное событие — ночью жена перекочевала в мою постель.

Откуда непонятная нежность и забота? Конечно, из-за денег! Оттуда же — ревность: вдруг какая-нибудь разбитная бабенка уведет из-под носа выгодного муженька!

Особенно донимали меня приступы ревности.

Что сказать, чем оправдаться? Выложить все, как есть, — опасно, это грозит громоподобным взрывом. Врать невмоготу. Ведь так запутался, что приходится записывать очередную выдумку, чтобы не повториться и не сбиться. То повстречал старого друга, пришлось заночевать у него. То — ночная смена, подменял заболевшего коллегу. То — обрушение несущей конструкции объекта, когда инженеры начисто позабыли, чем отличается день от ночи.

Иногда, конечно, упоминал и о ночных заработках. Всё равно Ольга знает о них, скрывать особенно не стоит. Но не слишком часто, а так, раз в неделю.

— Все ты выдумываешь, — пронизывала меня подозрительными взглядами жена, будто просвечивала рентгеном. — Завел, небось, зазнобу, пьет она из тебя все соки — вон как похудел, кожа да кости остались, не мужик — тряпка. Потому и все деньги домой не приносишь — ей отстегиваешь. Мерзавец этакий!

Я действительно похудел — качает на ветру. Попробуйте но спать сутками, не просто не спать, а вертеть баранку, вглядываясь до рези в глазах в задние фонари впереди идущей машины.

— Много работать приходится — не разжиреешь…

— А мне твоя работа — до фени, — озлобленно, но все еще сдерживаясь от крика, тыкала жена в окно, где, по ее мнению, и должна находиться непонятная «феня». — Я свои семейные обязанности выполняю — кормлю, пою, обстирываю, прибираюсь и квартире… Ну, и… все прочее, — в отношении «всего прочего» можно поспорить, но я упорно помалкивал. — Отвечай, выполняю или нет?

Я бездумно ковырял в тарелке с овсяной кашкой. После такого питания налево не поездишь. Продлится такая жизнь еще месячишко — откину копыта.

Ответить жене утвердительно: да, выполняешь — загордится и я даже каши не получу. Отрицательно — такое поднимется, что впору из окна прыгать… Молчание — лучший вид обороны.

— Значит, выполняю, — удовлетворенно замечает жена внешне миролюбивым тоном. — А ты? Раньше после ночных отлучек по пятьсот с гаком приносил, а в последний раз дал всего-навсего двести… Где остальные? Пить вроде не пьешь, ничего из одежды не покупаешь… Значит, баба!

— Что ты говоришь, Ольга? Какая баба? Дай Бог доковылять до кровати…

— Та самая баба, из-за которой ты похудел, из-за которой мы силим в нищете… Мама, мамочка, одна ты меня жалеешь!

Из прихожей, будто броненосец, спешащий на помощь атакованному крейсеру, выплывает грозная теща…

Ох, до чего же все надоело! Ей-богу, легче ездить с тихоновскими заданиями по ночам, чем испытывать ежедневный семейный нажим!

Где только не доводилось мне бывать! Дмитров, Нижний Новгород, Серпухов, Кострома… Меня встречали, грузили, разгружали, всовывали в потную ладонь мятые купюры, шепотом называли адреса.

Тихон и Владик обнаглели. Куда девались прежние обещания, задушевные беседы, дружеские шутки! Буркнут по телефону, куда подъехать, и бросают трубку. Уверены — выполню, не осмелюсь отказаться.

Деньги уже не приносили прежней радости. Все чаще и чаще в короткие тревожные сны приходили сцены кровавых бандитских «разборок», когда либо ударят ножом, либо расстреляют в упор, либо подорвут в машине.

В газетах читаю только криминальные разделы, отбрасываю в сторону политику и экономику. Редкие просмотры телевизионных передач ограничиваются фильмами-детективами и торжественными обещаниями покончить с организованной и неорганизованной преступностью.

• Предыдущая
• 11/49
• Следующая