Настоящая принцесса и Бродячий Мостик - Егорушкина Александра - Страница 6

Лиза решила пойти домой пешком. Мысли ее все время возвращались к разговору с Филиным, но это было приятно: он ведь ее так хвалил! «Как же он сказал? – задумалась она. – Что моя игра будет производить на некоторых слушателей… Еще в словарь пришлось лезть… Не-три-ви-альное впечатление. Может быть, это и было нетривиальное? Да, хорошее слово… Но ведь я не играла, не напевала, я всего-навсего стучала пальцами по парте…»

Как обычно, Лиза направилась по набережной к Дворцовому мосту. На спуске у Адмиралтейства она по привычке замедлила шаг около своих любимых львов. Несмотря на их грозный вид и оскаленные зубы, Лиза в глубине души полагала, что на самом деле львы вовсе не такие уж и сердитые. Просто им надоело стоять на одном месте. Вообще-то Лизе всегда хотелось их погладить, но дотянуться она не могла. «Бедненькие, скучно им тут…», – и Лиза в который раз подошла поближе, поднялась на цыпочки, но, увы, не достала даже до львиных лап.

«Ничего стр-рашного», – и у нее над головой зазвучало громкое мурлыканье. Лиза посмотрела по сторонам. По набережной, как ни в чем не бывало, озабоченно спешили люди, и казалось, никто из них ничего особенного не слышит…

«Совер-р-ршенно все затекло! – прозвучал у Лизы над ухом негромкий, но отчетливый урчащий голос. – Леонарр-ррдо, я прр-осто одур-рел!»

Лиза быстро обернулась. Рядом никого не было.

«А ты потер-р-рпи, брр-ратец Леандр-р-ро. До полнолуния осталась кр-рошечная неделя. Успеем еще напрр-рыгаться…», – отозвался второй голос, очень похожий.

Лиза завертелась, как волчок. Но на спуске по-прежнему не было ни единой души, кроме нее самой и неподвижных каменных львов. «Тебе очень повезло, Лизавета. Ты можешь слышать то, чего не слышат другие», – раздались у нее в голове слова Андрея Петровича. Лиза впилась взглядом в ближайшего льва.

«Пр-р-риветствую!» – проурчал все тот же голос.

«Леандро… Леонардо?» – одними губами спросила Лиза.

«Леонар-рдо – это он. Р-рад вас видеть».

«Пр-риятной пр-рогулки, – присоединился второй лев. – До встр-речи в полнолуние! Мы непр-р-ременно за вами пр-р-ридем».

«До свидания!» – сказала Лиза львам, несколько озадаченная последней репликой, и уже хотела было свернуть на мост, но почему-то пошла совсем в другую сторону, по направлению к Александровскому саду.

«А может, я все это выдумала? Или мне показалось? – размышляла Лиза о разговоре со львами. – Пойду попробую проверить…» В саду обитал еще один ее любимец – верблюд у подножия памятника Пржевальскому. Лиза издалека увидела, как блестит в просветах между голыми стволами деревьев его спина, отполированная множеством ребят, которые норовили на нем покататься.

Подойдя поближе, Лиза сразу заметила, что сегодня на Арнольде (а именно так она про себя называла верблюда) не только катались, но и упражнялись в меткости: он был весь облеплен снегом, точнее снежками. Какой-то особенно меткий стрелок ухитрился даже попасть Арнольду в глаз. Лиза решительно бросила мешок с формой прямо на землю и, стащив варежки, принялась отколупывать снег, но снежки успели подмерзнуть в тени и поддавались с трудом.

Пальцы у Лизы скоро заледенели, а руки покраснели. «Бр-р! Вот сейчас еще глаз отчищу, и все…», – она так увлеклась спасением Арнольда, что напрочь забыла о том, зачем пришла его навестить. Но едва Лиза покончила со снежками и стала ожесточенно дуть на озябшие руки, верблюд ощутимо и мягко вздохнул ей прямо в ухо. Лиза вздрогнула и посмотрела на него повнимательнее. «Это ты?» – осторожно спросила она. «Конечно же, я, – отозвался Арнольд гортанным голосом. – Большое спасибо». Лиза уже хотела узнать у него, не болит ли глаз, но тут ее цепко взяла за плечо незаметно подкравшаяся старушенция с выцветшим ридикюлем из порыжелой кожи, которому, как и его хозяйке, на вид было не меньше ста лет.

– Девочка, ты зачем трогаешь скульптуру? – строго спросила она.

– Я не трогаю, – испуганно отозвалась Лиза. – Я так… я снег счищала.

– А на газон зачем залезла? – продолжала настырная старушка.

Лиза хотела было возразить, что все равно зима и на газоне ничего не растет, но, по счастью, обладательница ридикюля заметила неподалеку еще каких-то нарушителей и, забыв про Лизу, поспешила восстанавливать порядок. А Лиза, которая больше всего на свете не любила оправдываться перед такими вот старушками, подобрала мешок с формой и помчалась прочь.

…Она перевела дух только на Петроградской. С карнизов звонко капало, сосульки сверкали, как бриллианты, а из водосточных труб время от времени с грохотом рушилось ледяное крошево. Приходилось то и дело задирать голову и проверять, не целит ли тебе на голову очередная сосулька. И тут Лиза снова услышала какой-то голос, нет, даже два – скрипучие и сварливые, они громко переругивались где-то наверху:

– О, глянь, рыжая идет. А давай ей на голову бабахнемся?

– Да ладно, висим себе и висим. Солнышко, высоко, красивый вид… Бабахнешься – разобьешься, а тебе что, жить надоело?

– Так ведь все равно потом когда-нибудь или упадем, или растаем. Давай хоть напакостим кому-нибудь напоследок, а?..

– Отстань! Дай повисеть спокойно!

– Ага, спокойно, как же! Щас ка-а-ак придут эти, с лопатами да ломами, да ка-а-ак стукнут тебя – мокрого места не останется… вон, смотри, бабулька ковыляет, давай на нее свалимся, а?

– Слушай, ну что ты пристала?! Мало того, что у тебя из носу каплет, так еще зудишь над ухом!

– Это где же это у меня нос, а у тебя уши, а?! Все, ты как хочешь, а я прыгаю! Счастливо оставаться!

Лиза так заслушалась, что едва успела отскочить в сторону: одна из двух переругивавшихся сосулек (а это были явно их голоса) внезапно оторвалась от карниза, на котором держалась только чудом, и с грохотом разбилась на мелкие кусочки прямо перед Лизой.

– Ничего себе! – громко сказала Лиза в полном изумлении, отскочив к краю тротуара.

В тот день ей долго не удавалось сосредоточиться на уроках. До самого вечера она просидела над тетрадками и учебниками, мечтательно глядя в окно и заново переживая сегодняшние события. Ей и в голову не приходило, что дальше будет еще интереснее…

– Не хорохоришься больше, – произнес в кромешной темноте голос, который был хуже любых слов, даже самых жестоких и злых. Принадлежал он очень высокому сутуловатому силуэту, понемногу обрисовывавшемуся в темноте. – Что, дома оказалось не так уж уютно, а?

Если бы второй голос прозвучал, он оказался бы молодым и очень тихим. Но пленник не сказал ничего.

– Итак, помогла тебе твоя ученость? – продолжал первый голос. В нем был холод непроглядной зимней ночи, и каждое слово падало, как тяжелый камень в бездонный колодец тьмы. – Может быть, ты стал так мудр и сведущ, что сам найдешь отсюда вход в твою разлюбезную Библиотеку? Попробуй. Я жду!

Пленник молчал.

От темной, закутанной в черный плащ фигуры исходило невыносимое ощущение леденящего холода и чудовищной силы.

– Все книги на свете, – глумливо протянул голос. – Подумать только, какая драгоценность! Осталось совсем недолго, дорогой мой, – скоро никакие книжки тебе не понадобятся.

«Зачем он тратит на меня время? – подумал пленник в тоске. – Хотя он ведь бессмертный… а моя жизнь уходит по капельке…»

– Да, кстати, – добавил голос вкрадчиво. От этой вкрадчивости мурашки пробежали у пленника по спине. – Я разыскал твою сестру. Бедная сиротка.

Пленник вздрогнул и мысленно выругал себя: нельзя показывать свою слабость.

– Как ты понимаешь, она мне особенно не нужна, – нарочито равнодушно бросил голос. Его обладатель пошевелился со странным шелестом, напоминавшим шорох сухих листьев. – Но добраться до нее я могу в любую минуту. Я еще не придумал, что с ней делать, и это зависит от тебя, дорогой мой.

Пленник стиснул зубы. «Не доберется, – подумал он. – Иначе бы не хвастался».

– Вот видишь, – сказал голос, – я и подарил тебе кусочек королевской власти. Судьба сестры в твоих руках. Подумай об этом. Иди.