NEXT-3: Дюбин снимает маску - Карасик Аркадий - Страница 21

• Предыдущая
• 21/48
• Следующая

Внизу сменяли друг друга леса и поля, реки и озера, города и деревни. Они немного успокоили Мамыкина, он сконцентрировался на одной мысли — возвратиться домой целым, невредимым и с невывернутыми карманами...

Санчо медленно шел по коридорам и холлам Думы. Не обращая внимания на удивленные, издевательские или равнодушные взгляды законотворческих деятелей, их помощников и секретарей, недоуменно разводил руками, вздыхал, поднимал и опускал плечи, морщил круглую, добродушную физиономию.

Что-то малопонятное творится в их царстве-государстве,

какие-то турбулентные завихрения угрожают целостности надежно свинченного, отлаженного «механизма». Раньше тоже было не совсем гладко, но опасность приходила извне, сейчас она нагрянула изнутри.

Назревает серьезный конфликт между Кирсановыми — матерью и сыном. Пацан замусорил себе мозги разной дребеденью. Видишь ли, его предали, подставили. И кто — родная мамаша. Ольга Сергеевна, конечно, переживает, как не переживать — мать есть мать. Вдруг она не выдержит и ради спокойствия сына расстанется с женихом? Тогда — амба! Лавр сломается...

Со вторым пацаном в их «семействе» тоже далеко не все гладко. Федечка — не подарок. Забил себе в башку идиотскую идейку — подмять какой-то консервный заводишко. На первый взгляд, достойный замысел, но передел собствености, а задуман именно передел, имеет неприятную способность — отстреливать конкурентов, организовывать им автомобильные аварии или похищения с многомиллионным выкупом.

Тоже мне, березовский-гусинский окимовского разлива! Оба олигарха во время унюхали запах жаренного и свалили за рубеж. Сидят там, в каменых джунглях и дышат через раз. Иногда осторожно квакают, чтоьбы матушка-Россия не забыла об их существовании.

А ты, неумь, куда свалишь, в каких парижах-лондонах тебя ожидают — приготовили дворцы-поместья, наладили охрану и адвокатскую защиту? Никто не ждет, кроме таких же горемык и таких же бандитов. А на Родине запросто отвинтят голову — никто не заметит.

Ко всем внутренним опасностям прибавились внешние. Всех обиталей деревенской избушки, гордо именуемой дачей, пасут. Нагло пасут, почти не скрываются. Однажды он прихватил одного пастуха, попытался расколоть, и заработал шишку на башке. Никакой из него контрразведчик или ментовской сыщик — обычная самодеятельность помноженная на наивность и глупость.

Санчо пошевелил толстыми пальцами. Будто приготовился вцепиться в горло наемному киллеру или пастуху-профессионалу.

Вдобавок ко всем бедам, Лавр неожиданно решил отказаться от депутатства. Нашел время, овца шебутная! Правда, депутатская неприкосновенность призрачна, как фиговый листок на известном месте, но все же хоть какая-никакая гарантия. Жить-существовать без этой неприкосновенности — что голому ходить по снегу. И холодно и боязно.

Уперся правдолюбец рогом — с места не сдвинуть, не переубедить. Дескать, хватит с меня депутатского безделья, по горло сыт думской говорильней, так недолго геморрой заработать, коросту на языке нажить. Буду сидеть на бережку с удочкой, любоваться природой и напевать женушке любовные признания.

Кайф!...

Пуля в спине не подействовала, простреленное плечо не заставило задуматься, известие о слежке не насторожило. А уж душеспасительные беседы и дружеские советы «оруженосца» вообще пропускаются мимо ушей.

А Лавр, между прочим, для него не просто дружан — родной брат, ради которого он готов на все. При необходимости — загородит жирной грудью, раздавит любого фрайера, наехавшего на него.

Сколько лет уже они — в одной упряжке? Двадцать, тридцать? Лавр — коренник, Санчо — пристяжной. Для верного оруженосца, бывшего вора Сашки Мокшина, Федька Лавриков — единственный по настоящему родной человек, наполненный всевозможными достоинствами. Санчо верит в него, как христианин в Христа, мусульманин — в Аллаха.

Кажется пришло время защитить своего кумира. От кого — пока не ясно, но — защитить! Если понадобиться собственной жизнью.

Занятый кислыми раздумьями, Санчо прошел мимо входа в

буфет. В конце коридора спохватился и возвратился к застекленной двери пункта думского питания, в котором народные избранники подпитывают витаминами уставший от законнотворческой деятельности организм.

В буфет его привело, во первых, чувство голода. Что для настоящего мужика тарелка пельменей, яишенка из десятка яиц, пара кусков кулебяки, запитых литровой кружкой яблочного сока? При такой диете недолго не только оттощать, но и откинуть копыта.

Во вторых, посещение буфета связано с поручением депутата Федора Павловича Лаврикова, теперь уже бывшего депутата.

За стойкой колдуют две женщины: одна — солидной упитанности, ее помощница — невзрачная, худющая девчушка. Кожа да кости, ни полюбоваться, ни помять. Солидная дама передвигается за стойкой с показной ленцой, демонстрирует хозяйскую важность. Худосочная девчонка порхает мотыльком, скалит чищенные рекламной пастой острые зубки.

— Приветствую, Зиночка, — обратился Санчо к упитанной продавщице. Худых женщин он побаивался. — Прощальный перекус. Эти крохотные бутербродики кому предназначены? Неужто в Думе заседают лилипуты?

— Всякие бывают. И Гуливеры, и лилипуты, — отпарировала хозяйка буфета. — Не нравятся бутерброды, возьмите овощной салатик.

Санчо пренебрежительно отмахнулся. Словно ему предложили маковую росинку.

— Овощное организм не принимает. Свои овощи на грядках произрастают. Почему отсутствуют куры и утки? Или перевелись гуси и петухи, или лень возиться — ощипывать да опаливать. Беда, полный развал... Спроворь, кормилица, салатик с курой и три карликовых бутербродика.

Буфетчица раздвинула перекрашенные губки, показала зубной протез. Ей нравились оголодавшие посетители. Во первых, возможно получить солидный навар, во вторых — завести нужные знакомства.

— Сами сказали: курей нет, — невесть чему засмеялась тощая телка. Скорей всего, своей молодости и изяществу.

— Поищите — найдете! — парировал помощник депутата. — Вы ищете, я плачу. Товар на товар. Сейчас в стране — изобилие.

— Ладно, найдем, — уверенно пообещала толстуха. — С чем бутерброды?

Санчо плотоядно оглядел витрину.

— Два с бужениной, два с беконом. Потом добавите.

— Вы ведь сказали: три бутерброда, — снова рассмеялась жизнерадостная молодка.

— Ну, и что?

— Получается четыре...

— Молоток, отличница, хорошо считаешь! Пусть будет по твоему — четыре. После подумаю над пятым и шестым. Понравится — переключусь на дюжину.

Толстуха положила на тарелку четыре бутерброда, оглядела пузатого клиента и добавила еще один. Санчо не стал возражать, проглотил слюну.

— А попить? — напомнила главная буфетчица. — Колу или родимый лимонад? Может быть... — традиционным жестом алкашей она щелкнула себя по жировой складке на шее.

— Ни того и ни другого. Врачи не рекомендуют употреблять лишнюю жидкость. Говорят, что переполняются клетки и разбухают. Поэтому я такой... плотный. Как и вы.

— Пива тоже нельзя? — поскучнела дама. — Жаль...

— Мне тоже, — признался Санчо. На самом деле ему страшно хотелось холодного пивка, качество которого гарантировано всезнающей, но ни за что не отвечающей, рекламой. — Да, чуть не забыл самое главное! — ожившая буфетчица поставила на прилавок бутылку коньяка. — Сказал же: противопоказано! — бутылка исчезла, будто ее сдул порыв ветра. Но не под прилавок и не на витрину — в карман Санчо. — Нужны пустые коробки. Только без жира — стерильнодиетические. Для эвакуации из Думы бумажного архива. Мы сваливаем, то-есть, линяем, еще точней — перебираемся на другое местожительство.

— Из-под коньяка устроит?

Санчо задумчиво постучал по прилавку толстыми пальцами. Будто сообщал по азбуке Морзе свое согласие.

— Из-под какого коньяка? Армянского или азербайджанского?

— Из-под молдавского. Коньяк настоящий, доброкачественный, сама дегустировала.

— Ну, если настоящий — беру.

• Предыдущая
• 21/48
• Следующая