Отравленный отпуск - Карасик Аркадий - Страница 5

• Предыдущая
• 5/40
• Следующая

Лена вздохнула.

— Уже — на боковую? Рановато… Ну, да ладно, поднимись — постелю…

Венька забрался под одеяло, выпил на сон грядущий пару глотков остывшего чая. Через несколько минут тишину в купе взорвал первый аккорд могучего храпа,

Лена подумала, подумала и тоже улеглась, аккуратно подоткнув простынь и взбив тощую подушку. Спать ей, похоже, не хотелось, читать надоело — лежала, закрыв глаза и мечтала о чем-то своем, глубоко личном…

Не желая мешать отдыхающим супругам, я вышел в коридор и приступил к детальному изучению вывешенного расписания. Какая впереди крупная станция, сколько простоим, на сколько опаздываем? Обычные проблемы всех пассажиров поездов дальго следования.

— Бессоница? — заботливо осведомился вышедший вслед за мной Ларин. — Сам этой гадостью не страдаю, но слышал — ужасная вещь.

— Да, не позавидуешь…Но я не из породы лунатиков. Просто не привык так рано укладываться…

— Работа мешает?

Обычное сочувствие? Не похоже, скорее — насмешка, вызов. Дескать, с каких пор не досыпают инженеры — строители?

— Работа как работа, не лучше и не хуже других… Не хотите пойти покурить?

— С удовольствием, — улыбнулся Степан Степанович. — Сам хотел предложить, вы опередили…

Особого желания курить я не испытывал, но в обстановке обмена клубами табачного дыма мужчина раскрывается с наибольшей полнотой. А мне просто необходимо покопаться во внутренностях Ларина, извлечь из них максимально полную информацию.

Вышли в тамбур. Закурили. Я — излюбленную «яву», собеседник — «мальборо»… «Мартини»,»мальборо» — ну, никак не сочетаются с образом незаметного банковского служащего. Представься Ларин банкиром, бизнесменом, политиком — никаких сомнений бы не возникло.

Но меня озадачили не столько финансовые ресурсы клерка, сколько накопление знакомых мне примет. Странно, суток не прошло с момента появления в купе симпатичного блондина, а я могу с уверенностью предугадать, каким жестом он сопроводит то или иное высказывание, сощурит ли глаза или, наоборот, раскроет пошире…

Не провинциальный сышик — экстрасенс высшего класса!

— Никак не могу вспомнить, где мы с вами встречались? — приступил я к доверительной беседе. — То, что виделись — бесспорно, тут — никаких сомнений. Но где, при каких обстоятельствах — полный провал.

— Могу напомнить, — улыбнулся Ларин. — Познакомились в купе…

Странная у него улыбка. Вернее — полуулыбка. Венька улыбается щедро, открыто, будто одаривает собеседника дружеским расположением. Ленка — уголками губ, сдерживая радость от общения с приятным человеком. Лично я улыбаюсь редко и без особой щедрости. А вот Ларин лишь слегка раздвигает губы, сохраняя в глазах изморозь.

— Я говорю серьезно. Уверен — мы с вами виделись гораздо раньше. И не просто виделись — общались…

Степан Степанович убрал свою полуулыбку. Словно снял с лица и спрятал в нагрудный карман рубашки.

— В жизни так часто бывает — видишь человека впервые, а впечатление — знакомы давным давно. Я не вижу в этом ничего удивительного. Матушка-природа, создавая мыслящее существо, частенько повторялась. Вот и получались одинаковые носы, уши, скулы, форма головы, фигуры… Правда таких прижатых к черепу ушей, как у вашего приятеля, лично мне видеть не доводилось…

Я не стал соглашаться либо опротестовывать сомнительную философию. Все больше и больше убеждался — этот человек давно мне знаком. Мучительно, до головной боли, вслушивался в ровный голос союеседника, выискивал в нем какие-нибудь отклонения, запоминающиеся особенности.

И находил их!

Настораживало то, что Ларин ни разу не затронул тему работы в банке. Обычно на первых порах отпускники не могут отрешиться от недавних служебных забот и трудностей, то и дело возвращаются к ним. Как я, к примеру. А он — ни слова, ни намека!…

Покурив, дружно загасили окурки в жестяной банке, приспособленной под пепельницу, и пошли по коридору «домой»…

Дверь настежь открыта. В купе — проводница и… милиционер.

Крымов по-прежнему оглушительно храпит, изображая сочетание духового оркестра и артподготовки. Лена полусидит на постели, опершись локтем на подушку. Лицо бледное, в глазах — испуг. Будто зверек, неожиданно увидевший настороженный капкан.

— Вот и они, — жалобно пролепетада она. — Я говорила: пошли покурить…

Значит, милиция — по наши души!

— Извините за беспокойство…

На вежливость положено отвечать тем же.

— Давайте побеседуем в коридоре — люди отдыхают.

Милиционер озадаченно поглядел на «интеллигента». Отодвинул бутылку, словно очистил место для протокола допроса.

Лена следила за каждым его движением. Иногда бросала на меня и Ларина молящие взгляды. Что её так напугало? Появление милиционера? Почему? Она ведь не находится в розыске или под следствием, насколько мне известно, не совершила преступления…

Снова рогатый чертик, внедренный в любого сыщика спецификой его профессии, принялся подпрыгиваить в моем сознании, бодая его острыми рожками. Пришлось мычсленно прикрикнуть на разбаловавшегося беса…

В конце концов сержант решился и мы покинули купе.

— Прошу пред»явить документы…

Милиционер на редкость любезен.Значит, нет уверенности в том, что разговаривает с подозрительными личностями. В противном случае — рыкающий голос и наручники.

Интересно, документы Крымовых тоже проверялись или стража порядка интересуют мы с Лариным?

Я полез было в карман спортивных шаровар, куда переложил документы, и вдруг вспомнил — Ларин ведь не знает, что общается с сыщиком, думает — с инженером-строителем.

Новая проблема!

Впрочем, не в пример остальным, она решается значительно проще. Будто для студента четыре действия арифметики. Протянул для проверки один паспорт, удостоверение поглубже засунул в карман. Авось не докопается. На всякий случай многозначительно подмигнул.

Странно, но сержант мигом врубился.

— У вас, Вячеслыв Тимофеевич, все в норме. Желаю приятного путешествия… Прошу вашщ паспорт, — повернулся он к Ларину.

Документы подозрительно блондина интересны мне значительно больше, нежели сержанту, но демонстрировать заинтересованность — подставиться. Поэтому я зевнул и отвернулся к окну.

Изучение паспорта Ларина заняло намного больше времени. Сержант скрупулезно вчитывался в каждое слово, щупал взглядом печати и штампы.

Я исподтишка следил за реакцией Степана Степановича. Если за ним числится что-нибудь «нечистое», Ларин обязательно отреагирует на проверку. Скажем, подрагиванием пальцев или с»уженными глазами. Ничего подобного! Скучающее выражение лица, легкая зевота, которую он скрывал культурным прикосновением ко рту раскрытой ладони.

— Все в порядке.Извините за беспокойство… Желаю приятного путешествия…

Когда мы вошли в купе, Лена лежала с книгой в руках.

— Все, — сообщила она трагическим полушопотом, — теперь до полуночи не усну… Так всегда — нарушит что-нибудь сон, ни одно лекарство не помогает.

— Не волнуйся — заснешь, — уверено пообещал я, будто заставить любого человека уснуть для мене — легче легкого. — Подумай о чем-нибудь приятном…

Неожиданно Ленка покраснела. Так жарко, что показалось — кровь брызнет. А что я сказал такого? В детстве мама всегда советовала: подумай о приятном.

Ларин подтянулся и забрался на свою полку. Залез под простынь, поворочался, что-то раздраженно пробормотал и выключил в изголовье плафон. Дескать, к черту всех проверяющих и храпящих, спать остается считанные часы.

— На минутку отлучусь, — негромко проинформировал я Лену, поглядывая на верхнюю полку. — Прости, но зверски желудок разболелся.

Говорить подобное женщине — немалое хамство, но мне — не до придворного этикета, приходится торопиться.

Не поворачиваясь, Крымова разрешающе кивнула.

Я торопливо вышел, как можно мягче закрыл за собой дверь и поспешил к туалету. Убедившись в том, что дверь в наше купе закрыта и Ларин не подглядывает, скользнул мимо туалетной двери в тамбур.

• Предыдущая
• 5/40
• Следующая