Журнал «Если» 2010 № 3 - Резанова Наталья Владимировна - Страница 50

• Предыдущая
• 50/75
• Следующая

— Скальпы динго, — хмыкнул он. — В скупке по трешке каждая. Ты, Преп, похоже весь долбаный континент избавил от казни египетской. Там горы трупов динго и кроликов, пытавшихся пообедать твоей бижутерийкой. Помяни мое слово!

Он был так рад привалившему счастью, что разыскал вторую лопату и взялся помогать мне с бусами. К тому времени, когда мы загрузили кузов (половина там оказалась земли), снова спустилась ночь, а территория вокруг Экспериментальной станции по-прежнему напоминала Диснейленд.

— Ну и ладно, — философски сказал я. — Хорошо, что в Брюнетке есть еще один грузовик.

Вздрогнув, Маккабби уставился было на меня, потом ушел, бормоча что-то себе под нос.

На следующее утро я наконец подошел к последнему этапу перед выполнением истинной миссии милосердия. Маккабби сказал, что видел стоянку анула по пути к станции. По его словам, они стояли лагерем у болота с акациями, где из деревьев выковыривали личинок, а из болота — луковицы ирриакура, единственную доступную им пищу в сезон засухи.

Там я их и застал — на закате. Все племя насчитывало никак не больше семидесяти пяти душ, и каждая была безобразнее предыдущей. Не знай я, сколь велика их нужда во мне, возможно, отступил бы. Мужчины были широкоплечими, угольно-черными, с еще более черными бородами и кустистой растительностью на низких лбах, угрюмыми взглядами и плоскими носами, проткнутыми косточками. У женщин волос было больше, а бород не было совсем, зато имелись обвисшие груди с сосцами, как пара наколотых медалей. Мужчины носили только веревки из конского волоса поперек тела, за которые затыкали бумеранги, трещотки, амулеты из перьев и тому подобное. На женщинах были нагас, переднички размером с фиговый листок из коры бумажного дерева. На детях — потеки слюны.

Когда я остановил грузовик, племя тупо подняло глаза. Никаких признаков ни гостеприимства, ни враждебности. Взобравшись на капот, я взмахнул руками и крикнул на их языке:

— Дети мои, придите ко мне! Я принес вам благую весть!

Несколько детишек подобрались поближе и начали в ответ ковырять в носу. Женщины вернулись к копошению заостренными палками среди акаций. Мужчины — к ничегонеделанью. Они просто застенчивы, подумал я, никому не хочется быть первым.

Потому я решительно шагнул в самую их середину и взял за руку морщинистого белобородого старика. Из кабины грузовика я открыл небольшое окошко, дававшее доступ в кузов, и сунул сопротивляющуюся руку папаши внутрь. Вынырнула она с пригоршней земли и одинокой зеленой бусиной, на которую старик недоуменно заморгал.

Как я и рассчитывал, любопытство овладело остальным племенем.

— Тут на всех хватит, дети мои! — крикнул я на их языке. Подтаскивая и толкая, я одного за другим загонял их в кабину.

Каждый покорно засовывал руку в отверстие и, достав одну бусину, возвращался к своему занятию, словно бы благодарный, что церемония позади.

— В чем дело? — спросил я одну робеющую девчушку, последнюю в процессии и единственную, кто добыл две бусины. — Разве никому не нравятся красивые штучки?

Она виновато поежилась, вернула одну из бусин и поспешила прочь.

Такое отсутствие энтузиазма меня ошеломило. На данный момент у анула было по крошечной бусине на каждого, а у меня — порядка шестисот миллиардов.

Заподозрив, что тут что-то не так, я встал среди сидящих на земле мужчин и принялся украдкой вслушиваться в их застенчивые разговоры. Я ни слова не понял! О, ужас! — подумал я. Если мы не сможем договориться, у меня нет надежды заставить их принять бусы… или меня… или Евангелие. Неужели я наткнулся не на то племя? Или они намеренно превратно меня понимают и бормочут околесицу?

Был только один способ выяснить — и без малейших проволочек. Развернув грузовик, я сломя голову бросился назад на станцию, от души надеясь, что Маккабби еще не уехал.

Он не уехал. Дикие собаки по-прежнему совершали массовое самоубийство, лакомясь моими бусами, и Маккабби не намеревался делать ручкой нежданной удаче, пока бизнес сам не зачахнет. Станции я опять достиг на закате, когда он пошел собирать вечерние скальпы. Выскочив из грузовика, я выпалил свой вопрос:

— Я их не понимаю, а они не понимают меня. Ты утверждаешь, будто знаешь большинство аборигенских наречий. Что я делаю не так? — Я произнес фразу и встревоженно спросил: — Ты это понял?

— Даже слишком хорошо, — отозвался он. — Ты предложил мне тридцать пфеннигов за то, чтобы я тащил мою черную задницу к тебе в постель. — И добавил: — Сволочь скаредная.

— Не важно, что говорят слова, — взмолился я, слегка смущенно. — У меня что, произношение плохое или проблема в чем-то другом?

— Нет-нет. Ты отлично калякаешь на питджантьярьяре.

— На чем?

— Язык такой. Сильно отличается от анула. У анула пять классов существительных. Единственное, двойственное, тройственное и множественное число выражаются через приставки в местоимениях. Переходные глаголы включают в себя дополнения. У глаголов много времен и сослагательных наклонений, а еще отдельное спряжение при отрицании.

— Что?

— Зато в питджантьярьяре суффиксы, указывающие на личные местоимения, можно присоединять к первому же ударному слову в предложении, а не просто к глагольному корню.

— Что?

— Не хочу хаять твои лингвистические подвиги, приятель. Но питджантьярьяра, хотя в нем четыре класса склонений и четыре спряжения, считается самым простым из всех треклятых австралоидных языков.

Я потерял дар речи.

— Сколько, — спросил наконец Маккабби, — будут твои тридцать пфеннингов в шиллингах и пенсах?

— Возможно, — задумчиво пробормотал я, — мне лучше поехать проповедовать племени питджантьярьяра, раз уж я знаю их язык.

Маккабби пожал плечами.

— Они живут по ту сторону Большой Песчаной пустыни. И они не копатели-маяллы, как наши анула. Теперь они все как один объездчики на пастбищах мериносов вокруг Шарк-бей. К тому же тамошние туземцы сами кого угодно обратят, им это раз плюнуть. Они же заправские католики.

Ну, разумеется. И я уже начал подозревать, почему герра Краппа расстригли.

Следующий мой шаг был самоочевиден: нанять Маккабби переводчиком. Поначалу он артачился. К тому времени мои средства истощились настолько, что я никак не смог бы отвлечь его от процветающего бизнеса со скальпами динго. Но наконец я сообразил предложить ему все бусы во втором грузовике: «Там хватит, чтобы прикончить всех динго в Оутбэке». А потому он собрал пожитки и сел за руль (я до смерти устал водить), и мы вновь отправились на земли анула.

По дороге я объяснил Маккабби, как собираюсь познакомить туземцев с современным примитивным протестантством. Я прочел ему вслух отрывок из сэра Джеймса Фрейзера о вызывании дождя, который заканчивался словами: «Теперь остается лишь пропеть заклинание над змеей и имитацией радуги…».

— Ха, «лишь»! — фыркнул Маккабби.

— «Рано или поздно дождь пойдет». — Я закрыл книгу. — И вот тут вступаю я. Если дождь не начинается, туземцы ясно поймут, что их колдовство не подействовало, и я смогу обратить их просветлевшие взоры к христианству. Если дождь все-таки выпадет, я просто объясню, что на самом деле они, сами того не сознавая, молились истинному, протестантскому богу, а дождь-птица не имеет к этому никакого отношения.

— И как ты склонишь их на мумбо-джумбо с птицей?

— Ха, да они, наверное, сами его все время устраивают! Господь всемогущий, им же нужен дождь. Вся страна пересохла, как бумага.

— Если дойдет до дождя, — мрачно пробормотал Маккабби, — помяни мое слово, я сам на колени паду.

Что это значило, я (к несчастью) в тот момент не подозревал.

На сей раз прием в лагере анула нам оказали совершенно другой. Аборигены сбежались приветствовать Маккабби, особенно обрадовались его прибытию три молоденькие женщины.

— Ах, вы мои мордастенькие туземушки, — нежно сказал он. А потом, после совещания со старейшинами племени, обратился ко мне: — Они и тебе хотят предложить лубру, Преп.

• Предыдущая
• 50/75
• Следующая