Таежный гнус - Карасик Аркадий - Страница 19

• Предыдущая
• 19/55
• Следующая

— Вперед! — не глядя на ефрейтора, приказал Виноградов.

«Газик» медленно отчалил от вокзальной изгороди, затрясся на булыжной мостовой. «ЗИЛ» с веселыми майорами не отставал, двигался в полусотне метрах позади.

Парамонов ожидал: выговоры посыпятся прямо по дороге, Почему не подпоясан портупеей?… Зачем посадил за руль командирской машины ефрейтора-полуидиота в грязном обмундировании?… Неужели не мог попросить в какой-нибудь местной фирме более приличный транспорт: «волгу» или на худой конец японскую «хонду»?

Но полковник молчал, скорей всего, мысленно накапливал грехи командира отряда, чтобы сполна рассчитаться с ним в штабе. Сидел с крепко сжатыми безулыбчивыми губами, смотрел строго вперед, не обращая внимание на городские улицы, не любуясь одно — двухэтажными деревянными, изукрашенными затейливой резьбой, домишками ещё дореволючионной постройки. Возвышается на переднем сидении на подобии изваяния египетского фараона.

Злость снова захлестнула Парамонова. Нестерпимо захотелось вывести председателя комиссии из себя, обругать его по черному, заставить ответить такими же матерками. Удерживал не страх нарваться на очередное дисциплинарное взыскание — оно и так ему светит, фактического бегства командира роты не простят. Беспокоил непонятный мужик, затесавшийся в офицерскую группу.

Странный тип! Сидит, искоса поглядывает на соседа, иногда улыбается, потирает раскрытой ладонью лысину. Будто уже разгадал все прегрешения командира части и придумывает, как с ним поступить. Смотрит будто бы в противоположную сторону, но Сергей Дмитриевич ощущает его ощупывающий взгляд. Можно подумать, что непонятный мужик имеет не два глаза, как все смертные, а добрый десяток. Говорит тихо, миролюбиво, а в голосе слышится недоверие и вопрос: кто ты такой, что у тебя внутри я уже разгадал, поэтому не таись, не маскируйся.

На самом деле Добято меньше всего интересовался командиром отряда — он с любопытством человека, впервые попавшего в таежный край, разглядывал городскую улицу. Правда, она меньше всего походила на городскую. По обоим сторонам проезжей части — дощатые тротуары. За ними — обширные участки, засаженые плодовыми деревьями и огороженные бревенчатыми заборами. Посреди каждого участка — добротные, срубленные из вековых листвениц, дома…

Когда-то в студенческие годы трое друзей — Тарас, Николай и Галина решили провести каникулы в родной деревушке с незатейливым названием Сидоровка. Сказано — сделано! Студенту собраться, что голому подпоясаться. Галинкин чемоданчик, два вещмешка парней — вот и все сборы. Основной багаж — подарки родным и друзьям.

Вышли студенты из поезда и задохнулись свежайшим воздухом, ароматом полей и садов. У Гальки глаза налились слезами, парни жадно глотали табачный дым, усердно терли тоже покрасневшие глаза.

Пятнадцать километров от железнодорожной станции до родной деревни проделали на попутной подводе. Возница — заросший рыжими волосами дядька распрашивал о столичных новостях, взамен одаривал гостей новостями деревенскими. Не доезжая до околицы, студенты спрыгнули, оплатили проезд десяткой и, с трудом удерживая желание побежать, пошли напрямик, полем. Шли молча, будто беседа может разрушить очарование полей и перелесков.

Конечно, приднепровкая деревенька — не чета дальневосточной. Хаты аккуратно побелены, наличники — не резные, заборы — не бревенчатые. Но сейчас, глядя на особый, таежный уклад здешней жизни, Добято подметил какое-то сходство. Может быть, бабы в длинополых платьях, несущие на коромыслах полные ведра? Или — старики, сидящие на завалинках, с любопытством провожающие взглядами приезжих? Или полуголая пацанва, играющие в вечных казаков-разбойников?

Целый месяц Николай, Тарас и Галина провели на берегу говорливой речушки. Купались, загорали, спорили до хрипоты по любому поводу и без повода. Упрямый Тарасик привез из Москвы десяток книг, в основном, по криминалистике. Пока Николай и Галька купались и гонялись друг за другом, он старательно грыз науку, на вопросы отвечал рассеянно, односложно. Да, нет, возможно. И все же его грызла ревность. Тогда он ещё не знал, что Николай и Галина решили создать семью…

И вот нет ни Храмцова, ни его жены…

Острая боль вошла в грудь сыщика, глаза повлажнели.

А Парамонов переводил испытуюий взгляд с Виноградова на московского посланца. Ох, до чего же ему хочется узнать, что станет проверять Добято, какое задание получил он в Москве? Единственная надежда на… Виноградова. Либо он более подробно представит гражданского члена комиссии, либо проговорится.

Сергей Дмитриевич не знал, что и полковник тоже не посвящен в тайну столичного «чиновника». Ту малость, которую тот рискнул открыть, лучше сохранить про себя. Ибо московский «представитель» по возвращению из командировки может настрочить такой рапорт, подготовить такой приказ — потом не оправдаешься, не очистишься…

Искоса оглядывая сидящего рядом москвича, Парамонов решил при удобном случае расспросить членов комиссии — майоров-чиновников. Конечно, не самого председателя — из этого сухаря, кроме приказных словечек, ничего не выдавишь. Майоры — другое дело. С ними он давно знаком, авось, не откажутся либо рассеять туманные опасения командира отряда, либо ещё больше насторожить его.

Машина, задыхаясь от перенапряжения, взобралась на перевал, пофыркала, отдохнула и покатила вниз. На под»емах и спусках дорога сносная, вода скатывается вниз, а что будет в первом же распадке, носящем многозначительное имячко «Гнилой»?

Не дай Бог, заглохнет двигатель либо забуксуют в непролазной грязи колеса! Полковник немедленно покажет дерьмовый свой нрав — повернется, изобразит на засушенной физиономии насмешливое удивление. Дескать, неужто не могли выбрать для высокой комиссии более сносной дороги? Словно Парамонов повинен в осеннем ненастьи.

Так и получилось — «газик» с»ехал в распадок и забуксовал. Колеса крутятся в полную силу, из-под них во все стороны летят ошметки грязи, фонтанирует вода, валит пар. Потный от напряжения ефрейтор то бросает машину вперед, то пытается выбраться из топкой лужи задним ходом.

Ничего не получается, «газик» все глубже погружается в грязную жижу.

— Так и будем топтаться на одном месте? — не поворачиваясь, ехидно осведомился Виноградов. — Лично я толкать машину не намерен.

Намек до того прозрачен, что сквозь него просматривается презрение высокопоставленного чинуши. Пришлось Пономареву выбираться из салона и, матерясь сквозь зубы, по колено в липкой грязи, вместе с подоспевшим водителем «ЗИЛа» толкать застрявший «газон». К ним присоединился неразгаданный москвич.

Минут двадцать провозились и все — бесполезно. Вдобавок ко всем бедам заглох двигатель. Пришлось перегонять более проходимый «зилок» на другую сторону лужи и с помощью троса вытаскивать легковушку.

— Давно надо было сообразить воспользоваться грузовиком, — пробурчал, брезгливо отодвигаясь от насквозь промокших пассажиров, Виноградов. — Добрый час потеряли по вашей милости.

И снова замолчал.

— Ничего страшного не случилось, — доброжелательно отозвался Тарас Викторович. — Тайга — она и есть тайга, асфальтовых дорог для неё ещё не придумали.

— Придумали, — не поворачиваясь, проскрипел полковник. — Строить об»екты подобного назначения при существуюшем бездорожьи все равно, что иметь дело с женщиной, одетой в глубоководный скафандр. Ни тебе удовольствия, ни… детей.

Виноградов славится не только жестокостью, но и применением дурацких сравнений. Парамонов с трудом удержался от язвительного замечания. Дескать, впервые довелось услышать столь глубокомысленное и, главное, умное выражение. Обязательно возьму на вооружение, при необходимости использую.

Удержаться помогла узкая рука соседа, больно сжавшая коленку…

К вечеру наконец добрались до Медвежьей Пади.

В штабе и в его окрестностях — ни одного офицера. Услышав о приезде страшного Виноградова, они предпочли разбежаться по квартирам, попрятаться в строящихся зданиях, укрыться в прорабках либо в ротных каптерках.

• Предыдущая
• 19/55
• Следующая