Таежный гнус - Карасик Аркадий - Страница 35

• Предыдущая
• 35/55
• Следующая

— Не пора ли, Сергей Дмитриевич, положить конец пьянкам? — нерешительно спрашивал командира помощник по воспитательной работе. — Как бы плохо не кончилось…

— Ничего плохого не будет, вшивый воспитатель, — небрежно ронял Парамонов. — Расслабятся парни, отойдут. Не ребятенки, ведь — зрелые мужики! Забудь о моральном облике строителя коммунизма, бывший комиссар, живи сегодняшним днем.

Сомов замолкал. Вступать в спор с самоуверенным, настырным командиром все равно, что пытаться головой пробить железобетонную стену.

Действительно, ничего страшного не происходило. Офицеры произносили привычныее тосты либо пили втихомолку, без торжественных речей. Потом расходились. Приезжие уезжали на грузовике: ротные — рядом с водителями, взводная молодежь — в кузове. Все тихо-мирно. Перепивших более трезвые собутыльники заботливо доставляли либо в снимаемые квартиры, либо в общежитие.

На этот раз тихо-мирно не получилось.

Королев впервые присутствовал на «мероприятии». По обыкновению не пил, чокался под тосты стаканом с газированной водой. Отхлебнет глоток и поставит на стол. До следующего тоста. С презрением поглядывал на опьяневших лейтенантов, брезгливо морщился. Он давно бы уже уехал в роту, но грузовик — единственное средство передвижения, не заставишь же взводных полсотни верст шагать по лужам. Вот и приходилось терпеть.

Темка Кустов прибыл в отряд из военно-строительного училища за два месяца до появления Королева. Как и все молодые офицеры, младший лейтенант мечтал о быстрой карьере, соответственно, был преувеличенного мнения о своих способностях. Хмель быстро вскружила голову недавнему сержанту, запинаясь на каждом слове, он выкрикивал тосты, высоко поднимал над головой стакан.

Владелец чайнухи, кривоносый, узкоглазый китаец по прозвищу «Капитана», предвкушал солидную прибыль. Посмеиваясь, нахваливал водку собственного изготовления, на самом деле — местный самогон, велел подать офицерам так называемый «кавказский» шашлык. По слухам, мясо для него добывается примитивным и, главное, баснословно дешевым способом — умерщвлением бесхозных собак и кошек.

Во время очередного тоста Кустов, размахивая полным стаканом, выплеснул часть водки на сидящего рядом Королева.

— Не можешь пить — лакай молоко, — более или менее добродушно отреагировал ротный, вытирая тужурку носовым платком. И — добавил. — Сосунок безмозглый!

Подобного оскорбления младший лейтенант не смог перенести. Поставил стакан и уперся обличительным взглядом в капитана.

— Говорят, на «голубых» водка плохо действует, — прошипел он. — Даже на мальчиков у них не стоит! Так это или не так — вам, товарищ капитан, видней.

— Что ты сказал, молокосос? — тоже поднялся Королев. — Да я тебя одним плевком пополам перешибу! Немедленно извинись!

Извиняться Кустов не собирался. Смеясь над удачной шуткой, покачивался, издевательски глядел на «голубого» капитана.

За столом притихли. Все ожидали продолжения. Казалось, Королев сейчас врежет обидчику между глаз, разорвет его на части. Владелец питейного заведения поспешно убирал под стойку легкобьющуюся посуду, официантки укрылись в раздевалке.

Тогда драка не состоялась. Королев пересилил себя, проглотил две какие-то таблетки, приказал своим офицерам выходить к ожидающему грузовику. На пьяного младшего лейтенанта старался не смотреть, а если и поглядывал, по словам отрезвевших собутыльников, в его глазах вспыхивали огоньки бешенства.

И вот — продолжение…

— Об исчезновении младшего лейтенанта Виноградову доложили?

Парамонов насупил густые брови.

— Пришлось доложить… Знаете, Тарас Викторович, полковник нисколько не удивился. Только пробурчал что-то о бардаке под красным фонарем. И — все… Что делать с этим? — снова кивнул он на целофановый пакет.

Добято задумался. Он понимал — Парамонову грозит серьезная опасность, Грунд — не тот человек, с которым можно шутить, он — Убийца, кровавый маньяк, садист. Трудно даже подобрать определение для этого упыря! Но пугать командира отряда не следует. Правда, похоже, он не из трусливого десятка, но всему есть предел. В том числе, и человеческому терпению.

— Мне кажется, лжеКоролев пытается вывести вас из равновесия, заставить испугаться, бросить уже начатые поиски, — Парамонов окинул сыщика насмешливым взглядом. Дескать, нашли пугливого! — И все же я посоветовал бы вам принять меры предосторожности…

— Не высовываться из штаба, сидеть на толчке с пистолетом в руке? Избавьте, Тарас Викторович, не забывайте с кем имеете дело!

— Сидеть на толчке — конечно, глупость. Что могу посоветовать? Без оружия не выходить. Подобрать на роль телохранителей солдат покрепче, вооружить их. И меньше ездить по таежным дорогам… Не хотелось бы вас пугать, но вы имеете дело с Убийцей, безжалостным и хладнокровным. Исходите из этого.

Парамонов снова улыбнулся. На этот раз — нерешительно…

Темная, предрассветная ночь напоминает распахнутые в полете крылья огромного ворона. Дождь прекратился, но черные тучи угрожающе ползут над сопками. Казалось, рослые кедры вот-вот распорят им брюхо и выпустят на, и без того промокшую до корней, тайгу очередной водопад. Вокруг — тишина: не щебечут только-что проснувшиеся птицы, не шелестит листва на деревьях, в ручьях и родниках притихла вечно бурлящая вода. Природа ожидает приближающийся рассвет.

Осень… В такое же неуютное время Добято в последний раз видел Галину. Встретились они не на промозглой московской улице — в метро, на станции Китай-город. Тарасик спешил на работу, как обычно, запаздывал. Галина, не торопясь, ехала в суд. А куда ей торопиться — начальство, сама себе и власть, и законодательство. — Тарасик? Господи, вот это встреча! Сто лет тебя не видела, соскучилась страшно!

Сто не сто, а полгода пробежало. За это время Добято успел жениться на Марийке, а Галька, судя по вторично округлившемуся стану, тоже зря времени не теряла.

— Я… тоже… соскучился, — в три приема одолел простенькую фразу Тарасик. Преодолевая неожиданную неловкость, спросил. — Как Николай? Трудится?

Храмцова опустила голову, спрятала ироническую улыбку. Вопрос, действительно, глупейший. С прокурором сотрудник уголовного розыска встречается, если и не ежедневно, то по нескольку раз в неделю — наверняка!

Женщина мягко взяла друга детства и юности под руку, увлекла в сторону от потока пассажиров. Они остановились возле облицованной плитками стены.

— Конечно, трудится, куда деваться. Сам понимаешь, нелегко Коленьке с его несовременной принципиальностью. Каждый день ушибается, шишек — не пересчитать. А кому их лечить, если не жене?… Как твоя молодая?

Молодожен изобразил, несуществующую на самом деле, светлую радость. Даже рассмеялся. И показал отогнутый большой палец. Дескать, все великолепно, не могу нарадоваться!

Галина наклонила голову, положила руку на грудь Добято. Будто не доверяя ответу, прослушивала его сердце.

— Зачем ты это сделал, Тарасик? — почти прошептала она с укоризной. — Ведь знаю — не любишь…

Добято сам знал — не любит, к женитьбе толкнула обида. Ах, ты, значит, так, выбрала Николая, вот тебе, получай! Я тоже не лыком шит, ни одна девушка мимо не проходит, одаривает обещающими взглядами! Обзаведусь семьей, ребятишками — пожалеешь, что оттолкнула!

Но не об»яснять же это, не клонить повинную голову?

— Кто сказал, что не люблю? Дуреха ты, Галька, настоящая дуреха! Не сомневайся, у нас с Марийкой — полный порядок… Правда, детей пока нет, но они обязательно появятся.

Тонкий намек на очередную беременность Храмцовой. Галина покраснела. В наказание легонько шлепнула нахала по плечу. И вынужденно рассмеялась.

Разговор ни о чем. Приглашения в гости — надуманны, каждый знает — визитов не будет. Ибо Галина чувствует неизвестно какую вину, боится обидеть Марию. Тарасик тоже мучается. Вдруг Николай со свойственной ему проницательностью разгадает распавшийся любовный треугольник?

• Предыдущая
• 35/55
• Следующая