Настольная книга сталиниста - Жуков Юрий Николаевич - Страница 19

Сочтя такую акцию устрашения вполне достаточной, узкое руководство открыло, хоть и с запозданием на три дня, очередной Пленум. Однако начался он не с предусмотренного повесткой дня доклада Яковлева о проекте нового избирательного закона, а с сообщения Ежова о только что проведенной чистке в широком руководстве. После чего участники Пленума без комментариев заслушали доклад Яковлева, который подчеркнул, что 141-я статья Конституции, представляющая «каждой общественной организации и обществу трудящихся право выставления кандидатов… внесена по предложению товарища Сталина; ее цель — развить, расширить демократию… эта статья обеспечивает подлинный демократизм на выборах в советы». Столь же спокойно участники Пленума восприняли и главное положение проекта закона, уже содержавшееся в розданном членам ЦК проекте: «Избранным считается только кандидат, получивший абсолютное большинство голосов; если ни один из кандидатов на выборах не получил абсолютного большинства голосов, то обязательна не позднее, чем в двухмесячный срок, перебаллотировка двух кандидатов, получивших наибольшее количество голосов».[87]

Трудно усомниться в том, что члены ЦК, все участники Пленума отлично поняли смысл первых двух дней работы — и сообщения Ежова, и последующих, ими же единогласно одобренных резолюций. Только потому открыто и не выступили против альтернативности предстоящих выборов. Поступили иначе, использовав тот самый метод устрашения, который до того был направлен только против них. Ещё до завершения Пленума кандидат в члены Политбюро, первый секретарь Западносибирского крайкома Р. И. Эйхе решил вновь истребовать от узкого руководства то право, которое он уже трижды получал осенью 1934 г. во время хлебозаготовок. Право единолично, бесконтрольно, без суда и следствия выносить смертные приговоры. В записке, адресованной Политбюро, он в самых мрачных красках описал ситуацию, сложившуюся в крае после раскрытия «контрреволюционной повстанческой организации», созданной «уголовниками и высланными в Западную Сибирь кулаками». Он заявил, что вскрыта лишь верхушка «организации», слишком многие ее члены все еще остаются на свободе и потому проведение выборов на основе нового избирательного закона заведомо означает избрание только «антисоветчиков». Шантажируя таким образом узкое руководство, Эйхе вынудил Политбюро утвердить 29 июня, в день закрытия Пленума, нужное решение: образовать «тройку» в составе начальника УНКВД по Западносибирскому краю Миронова, краевого прокурора Баркова и его лично. Дать им возможность установить число лиц, подлежащих расстрелу, и сколько людей необходимо незамедлительно выслать из края.[88]

Трудно установить, каким образом инициатива Эйхе мгновенно стала известна широкому руководству, которое сумело добиться и для себя тех же прав на создание «троек», установление «лимитов» на расстрелы и высылки. 2 июля Политбюро утвердило решение, фактически повторявшее записку Эйхе. «Замечено, — констатировало оно, — что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечение срока высылки, вернувшихся в свои области, являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых других отраслях промышленности». Таким образом, направленность репрессий, прежде устремленных на членов партии, когда-либо причастных к оппозициям, резко менялась. Превращала в объект будущих акций уже не два-три десятка, а сотни тысяч людей. «ЦК ВКП(б), — говорилось в решении, — предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД. ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих выселению».[89]

Срок, установленный всего в пять дней, по замыслу Политбюро должен был предельно сократить возможные требования с мест, свести к минимуму число возможных жертв. К сожалению, узкое руководство и в этом ошиблось. Шифротелеграммы с составом «троек» и взятыми заведомо «с потолка» цифрами подлежащих репрессиям пошли в ЦК нескончаемым потоком. Только за месяц они поступили из 50 краев, областей и автономных республик из 63, от семи ЦК нацкомпартий, не имевших областного деления. Общее же число указанных в них тех, кто по твердому убеждению первых секретарей подлежал расстрелу или немедленной высылке, достигло четверти миллиона.[90]

Только тогда стало совершенно очевидным, что практически невозможно добиться выполнения циркуляра, перемещая одни и те же «антисоветские элементы» из одного региона в другой. Именно это обстоятельство и предопределило фактическую замену высылки заключением в исправительно-трудовые лагеря, создаваемые в отдаленных местах севера и северо-востока, складыванию печально знаменитой системы ГУЛАГа. Более того, растянувшееся более чем на месяц определение количества подлежащих расстрелу или высылке, слишком быстро возраставшее их число вынудило НКВД приказом по наркомату установить срок проведения специальной операции в масштабах всей страны. Начать её 5 — 15 августа и завершить 5 — 15 декабря.[91] Иными словами, приурочить ее окончание ко дню первых выборов в Верховный Совет СССР, сделать такую акцию устрашения той самой «предвыборной кампанией», которая и призвана была обеспечить бюрократии заведомую победу на выборах. А заодно помочь свести счеты со своими местными конкурентами. Так, свели счеты первые секретари ЦК компартий Казахстана — Л. И. Мирзоян с председателем ЦИК республики Кулумбетовым, Белоруссии — В. Ф. Шарангович — с председателем СНК БССР А. Г. Червяковым, Узбекистана А. Икрамов — с председателем СНК УзССР Ф. Ходжаевым. То же происходило повсеместно, и на более высоком, и на более низком уровнях.

Тем временем Яковлев продолжал готовить документы для альтернативных выборов. По его предложению Политбюро утвердило 27 августа образцы избирательных бюллетеней с несколькими условными фамилиями кандидатов, с прямым указанием: «Оставьте в избирательном бюллетене фамилию ОДНОГО кандидата, за которого Вы голосуете, остальных вычеркните». А 31 августа — стандартный образец протокола голосования, в котором также устанавливалось то же обязательное условие состязательности: «В соответствии с результатами голосования… окружная избирательная комиссия установила, что из общего числа поданных по округу голосов, признанных действительными, ни один из кандидатов не получил абсолютного большинства голосов. Ввиду этого на основании статьи 107-й Положения о выборах в Верховный Совет СССР …Окружная избирательная комиссия объявляет перебаллотировку нижеследующих двух кандидатов, получивших наибольшее число голосов…».[92] Но все эти документы уже не имели никакого смысла. В тяжелой атмосфере все возраставшего числа доносов, порожденных лишь отчасти шпиономанией, готовностью «троек» осудить любое, желательно наибольшее число людей, о состязательности на выборах больше не приходилось и думать. Потому-то на октябрьском Пленуме ЦК, обсуждавшем вопросы предвыборной кампании, об альтернативности больше никто не вспоминал.