Настольная книга сталиниста - Жуков Юрий Николаевич - Страница 55

— Известные нам документы никаких оснований для такого вывода не дают. Но с версиями об убийстве я, конечно, знаком. Все они основаны на ссылках такого рода: кто-то когда-то кому-то что-то по секрету рассказал, и вот это выдается как истина в конечной инстанции. Но профессиональный историк не вправе принимать на веру подобные свидетельства, особенно когда они приписываются уже умершим людям.

— Итак, тайну смерти Сталина хотя бы можно развеять. А вот как развеять тайну жизни Сталина, куда более противоречивую?

— Эта противоречивость идет от того, что на его имени спекулируют все: и антисталинисты со времени «секретного» доклада Хрущёва на XX съезде КПСС, и сталинисты, не желающие мириться с тезисами его доклада. А на самом деле это две стороны одной и той же медали, которые не имеют никакого отношения к исторической науке. Хрущев делал доклад в политических целях, и в таких же политических целях его тезисам до сих пор оппонируют те, кто иначе видит и понимает роль Сталина в истории.

— Но разве не наука и обязана их рассудить?!

— А как она может рассудить, если основная масса документов до сих пор от неё скрыта? Только десять лет назад бывшие партийные архивы стали понемногу приоткрываться историкам. Нам наконец-то стали доступны т. н. «Особые папки», куда заносились самые важные, сверхсекретные решения Политбюро, но пока они доступны только по осень 1934 г. В обществе идут ожесточенные споры о политических процессах и репрессиях 1920 — 1950-х гг., а в архивы ФСБ, где хранятся документы ОГПУ, НКВД, МГБ, нас не пускают или пускают за плату к строго ограниченному перечню источников. Но какое отношение Федеральная служба безопасности Российской Федерации имеет к документам несуществующих органов несуществующей партии несуществующей страны? По какому праву контролировать наше прошлое продолжают чиновники?

— А у вас на эти вопросы есть ответы?

— Есть. Нам пора уходить от политизированной истории. Пора бы уже начать честное, объективное, рассчитанное на науку, а не на взгляды каких-то политических кругов или политических личностей осмысление нашего прошлого, основываясь исключительно на документальных источниках.

— Ну, тогда начнём с главного: что все-таки вынесло его на гребень истории?

— Надо понять элементарную истину: революцию не может устроить ни один человек, ни одна партия. Революции сами приходят тогда, когда в них нуждается страна. Так было в Нидерландах и Англии в XVII веке. Так было в США и во Франции в XVIII веке. Так было во многих странах Европы в XIX веке. И никто в этих странах не стыдится своего прошлого, напротив, гордятся им. А вот мы все время посыпаем свою голову пеплом, а последние десять лет перед целым миром извиняемся за Октябрьскую революцию.

Однако посмотрим, как она развивалась. Государственная Дума перед февралем была распущена рескриптом царя. Царь отрекся от престола в пользу своего брата Михаила, но Михаил тоже отрекся, и на этом с юридической точки зрения монархическая страница в нашей истории была перевернута раз и навсегда. К власти пришло Временное правительство. Его никто не выбирал и не назначал, т. к. не существовало органа власти, который был бы облечен соответствующими полномочиями. Большевики в этом смысле обладали куда большим доверием населения, ибо Временное рабоче-крестьянское правительство — Совет Народных Комиссаров — во главе с Лениным было избрано 3-м Всероссийским съездом Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

— Но на нем даже не все гражданские классы были представлены!

— Не все: помещики не были представлены, попы… Но если свериться со статистикой, в выборах делегатов 3-го Всероссийского съезда Советов не участвовало примерно десять процентов населения тогдашней России. А если бы участвовали и они, изменило бы это состав съезда Советов?

— Получается, большевики чуть ли не Учредительное собрание провели?

— Для полноправного Учредительного собрания требовалось, конечно, стопроцентное участие населения. При всем том парадокс налицо: в 1917 г. Совнарком был более легитимным органом власти, нежели самозваное, самоорганизованное Временное правительство, которое, боюсь, не получило бы и 10-процентного вотума доверия.

— Хорошо, пусть большевистское правительство «более легитимное». Но уж точно перестало быть таковым после разгона Учредительного собрания и установления однопартийного коммунистического режима. Что, нет?

— Нет. Люблю я или нет однопартийный режим, ещё не предлог отрицать его юридическую правомочность, особенно если он продукт народного волеизъявления. А спровоцировали большевиков на однопартийное правительство их союзники левые эсеры, убившие посла Мирбаха, чтобы сорвать Брестский мир. Не в этом я вижу опасный перекос, который приняло развитие страны.

Самая большая опасность состояла в том, что в согласии с учением Маркса — Энгельса большевики расценили победу революции в России как начало общемировой пролетарской революции. И очень скоро среди них произошел раскол, связанный с представлениями о том, что нужно делать во имя ее ускорения. На авансцену выдвинулись Троцкий и Зиновьев. Один олицетворял идею революции в Западной Европе, на помощь которой должна прийти Красная Армия под его, Троцкого, руководством. Зиновьев, который с 1919 г. возглавлял Коминтерн, полагал, что нужно помогать конкретным компартиям — секциям Коминтерна — организовать свои национальные революции.

Их борьба достигла кульминации летом — осенью 1923 г., когда больной Ленин фактически отошел от дел. В это время все советские газеты чуть не ежедневно сообщали на первых полосах: революция в Германии! Тяжелейший экономический кризис в этой стране большевики однозначно расценили как предреволюционную ситуацию. В двух сериях статей, опубликованных в «Правде», Зиновьев утверждал, что вот-вот революция в Германии победит и будет создан Союз Советской России и Советской Германии. Любопытно, что Бухарин, главный редактор «Правды», ни разу не предоставил её страницы Троцкому.

— А Сталин участвовал в этой дискуссии, слишком уж напоминающей делёж ленинского наследия? Если да, то на чьей стороне?

— Скорее, на стороне Зиновьева. Об этом позволяет судить его реакция на демарш начальника Политуправления Красной Армии Антонова-Овсеенко, который в декабре 1923 г. направил письмо в ЦК и Политбюро, ультимативно потребовав прекратить нападки на Троцкого и угрожая в противном случае походом Красной Армии на Москву. Антонову-Овсеенко, как и многим другим командирам, которые в тот момент занимали высокие армейские посты, это аукнется в 1937 г.: будучи членом ЦК и Политбюро, Сталин отнес эту угрозу и к себе.

Впрочем, о его подлинном положении в тогдашней власти позволяет судить такая деталь: если Зиновьев и его ближайший сподвижник Каменев выступали на петроградской и московской, на губернских и городских конференциях, причем по многу раз, то Сталину разрешили выступить всего один раз на районной краснопресненской партконференции. Ясно, что для Троцкого и Зиновьева в ту пору он был «никем».

— Троцкий проиграл это политическое сражение — почему?

— Потому что, безоговорочно полагая себя преемником Ленина, почивал на лаврах и бездействовал. А Зиновьев бился за власть и сумел усилить своё положение. После смерти Ленина он и становится первым лицом в стране, вплоть до конца 26-го в его руках вся полнота власти. В 25-м он сумел отстранить своего соперника Троцкого от руководства Красной Армией, предоставив ему унизительный пост начальника Главконцесскома — Главного управления по делам концессий.