Клуб заграничных мужей - Жукова-Гладкова Мария - Страница 58

• Предыдущая
• 58/67
• Следующая

Ночь с 14 на 15 мая,

с пятницы на субботу

– Мать твою! – Лешка вскочил с дивана, кинулся к двери, не обратив внимания на то, что она заперта на защелку, и стал рвать ее на себя, матеря всех и вся.

Он забыл, что полностью обнажен.

Наша одежда валялась на полу перед диванчиком, и кому-то следовало вернуть Лешку к реальности, чтоб оделся хотя бы, а потом уже гневался и молнии метал. Поскольку больше ничего не грохотало, на нас даже не посыпалась штукатурка, я считала, что мы с Афганцем находимся в безопасности, по крайней мере пока. Здание не качается, не трясется, зачем психовать? Тем более я вооружена. Гранатки с «ПМ» тоже лежали на полу в куче одежды. Не говоря уже о любимой «ручке» в специальном кармане джинсов.

Взрыв произошел где-то на улице. И не исключено, что он не имеет к нам никакого отношения.

– Леша, ты вначале оденься, – сказала я совершенно спокойно, натягивая на себя шмотки. Отметила, что головная боль совсем прошла. Правильно говорят, что занятия любовью помогают в таких случаях. Убедилась на собственном опыте. И как только женщины приводят аргумент «голова болит», чтобы увильнуть от выполнения супружеского долга? Или это просто потому, что там долг, а у нас с Афганцем… Кстати, а у нас что?

Алексей Петрович все-таки внял голосу разума, оделся по-военному быстро, отобрал у меня «ПМ» и гранаты, сказав, что бойцов предостаточно, наконец заметил защелку, открыл дверь и вышел в коридор. Я последовала за ним, так как не желала оставаться в стороне от развития событий.

Бойцы жужжали пчелиным ульем. При нашем появлении замолкли.

– Что произошло? – спросил Лешка суровым тоном.

Зеркала у меня с собой не было, взглянуть на себя критически я не могла, но имела возможность прекрасно рассмотреть Афганца при ярком свете, горевшем в коридоре. Да и бойцы не были полными идиотами и понимали, чем только что занимался шеф. Стоя с ничего не выражающими лицами, они буднично сообщили, что взорван «Мерседес».

– Там был кто-нибудь? – уточнил Лешка, оглядывая своих.

К счастью, все парни находились внутри здания (Подслушивали? Или даже подглядывали? Вдруг и тут имеется смотровая щелочка или окошко, о существовании которых известно Шурику?) и никто не был даже ранен, правда, с возвращением в город возникали серьезные проблемы: от «мерса» осталась груда железа, а Лешкин любимый джип временно пришел в нерабочее состояние, однако, по мнению подчиненных, ремонту подлежал.

– Вы наших вызвали? – спросил Афганец.

– Конечно, шеф. Сейчас приедут. Все отбуксуют.

Но главным оставался вопрос: кто постарался?

Бойцы ответить не могли.

– А «проповедники» где? – встряла я. – По домам разъехались?

– Не лезь куда тебя не просят! – рявкнул на меня Лешка.

Я обиделась и заметила вслух, что очень Лешеньке благодарна за то, что он хотя бы не обвиняет меня во взрыве «Мерседеса» (а то с него станется, несмотря на мое железное алиби), после чего двинулась к входной двери, расталкивая молодцев.

– Ты куда? – опять рявкнул Лешка.

– Воздухом подышать, – бросила я через плечо и тут же вышла на улицу, хлопнув дверью.

Первым, что услышала, был вопль моего сына:

– Мама! С тобой все в порядке?

Сашка бросился ко мне откуда-то из ближайших кустов и сграбастал в объятия. Они, конечно, были не такими крепкими, как у Афганца, и пробуждали во мне совсем другие чувства, но не менее приятные. Мой ребенок меня не бросил. Никто не смог убедить его в том, что я осталась в здании по собственной воле. Он пришел, чтобы меня спасти.

– Ты? – шепотом спросила я, кивая на груду металла, недавно бывшую «жирным» «мерсом».

– Ага, – с гордостью кивнул сынок. – Здоровско, правда?

Я не успела ответить: в это мгновение дверь распахнулась, и рядом с нами оказался Алексей Петрович собственной персоной. За его спиной маячили крупногабаритные бойцы, первым – «рогатый» Олег Анатольевич, у которого глаза опять двинулись в направлении рога. При виде наших родственных объятий Лешка рот раскрыл, потом закрыл, затем устремил взгляд на остатки «Мерседеса», потерявший товарный вид джип и в конце концов неотрывно уставился на моего сына.

– Так, – медленно произнес Алексей Петрович.

– Добрый вечер, дядя Леша, – с ангельским выражением лица поздоровался Сашок, демонстрируя свои лучшие качества. Я даже до его спины дотронулась, проверяя, не выросли ли там крылья, хотя, наверное, следовало бы посмотреть на ноги и проверить наличие копыт.

Но дядя Леша был плохо знаком с правилами хорошего тона, а те, которые и знал, обычно забывал в стрессовых ситуациях. Большинство подобных ситуаций, случавшихся в его жизни в последнее время, как-то связаны с нашей семьей, и он привык обвинять меня и моих родственников во всех смертных грехах, даже когда мы ни при чем. А уж когда были…

Суть речи Алексея Петровича, наполненной русскими народными эпитетами, сводилась к тому, что он намерен придушить меня и членов моей семьи собственными руками и очень сожалеет, что не сделал этого раньше.

Мы с Сашкой внимательно выслушали Алексея Петровича, не перебивая и не влезая с комментариями. Той же тактики придерживались и все молодцы, знавшие взрывной характер шефа. Когда Лешка выдохся, я тут же поймала взгляд Шурика, подпиравшего косяк мощным плечом, и велела принести стакан воды. Шурик кивнул, удалился, а когда вернулся, не знал, кому отдавать воду.

– Алексею Петровичу, – подсказала я.

Шурик протянул стакан Лешке, но тот еще не остыл, так что тут же запустил стаканом в стену. Осколками никого не ранило, а я спокойно обратилась к Шурику, сказав, чтобы нес еще один, заметив в воздух, что битье посуды очень способствует урегулированию семейных конфликтов мирным путем. Шурик быстро удалился, остальные бойцы тоже исчезли в глубине здания, Алексей Петрович еще немного повопил, потом гаркнул:

– Шурик!

Детинушка мгновенно нарисовался рядом с полным стаканом воды и протянул его шефу. Афганец выпил его до дна и приказал принести что-нибудь покрепче.

– Мне тоже коньячку, – сказала я. – В тумбочке есть.

– В какой тумбочке? – прошипел Афганец. – Ты что, и тут уже все облазать успела?

– Мама, а мне можно немножко? А то я замерз, – встрял Сашок.

Лешка резко развернулся к нему и уже хотел снова завопить, но я этот порыв пресекла, заметив, что никому не позволю обижать своего ребенка.

– Такого, пожалуй, обидишь, – хмыкнул Лешка. Я поняла, что гнев прошел. Правда, не была уверена, что он так быстро успокоится после взрыва «Мерседеса». Поэтому следовало проявить чудеса дипломатии, сообразительности и обольстительности, чтобы нам с сыном проишествие сошло с рук. Зачем самой компенсировать материальный и моральный ущерб, если можно свалить эту почетную миссию на кого-нибудь другого? Например, на тех же «проповедников», на которых у меня до сих пор зуб.

В общем, мы проследовали назад в здание, там испили коньяку, закусив сушками, имевшимися у Шурика, и пока ждали прибытия подкрепления с транспортными средствами, выслушали Сашкин рассказ.

Как и предполагал Шурик, Верка танцующей походкой пришла к «БМВ» и сообщила, что я сильно возбудилась от увиденного и нашла себе нового любовника, так как страсть свою сдержать не могла. Велела родственникам и подружке двигать к дому. Приедет завтра утром, а то и в воскресенье вечером.

– Я не поверил, – сказал Сашок. – Я же знаю, мама, что ты не можешь изменить дяде Леше и что твое сердце принадлежит только ему.

Сынок честным взором посмотрел на Афганца. Лешка кашлянул, бросив на меня взгляд исподлобья. Вслух ничего не сказал, а Сашка продолжал заливаться соловьем.

Костю положение дел вполне устраивало, тем более Верка, не обращая внимания на моего сына, стала обрабатывать брата прямо в машине. Сашка заявил им, чтобы уезжали, а он останется и потом как-нибудь доберется до дома. Верка хотела что-то возразить, но тут Костя переместился на водительское место, позабыв и о племяннике, и обо мне. Сашка выскочил из машины, и «БМВ» рванула с места.

• Предыдущая
• 58/67
• Следующая