Русское солнце - Караулов Андрей Викторович - Страница 9

• Предыдущая
• 9/60
• Следующая

— Одну минуту, доложу. — Коржаков повернулся к Ельцину. — Это Горбачев, Борис Николаевич.

— Сам?

— Нет, телефонистка.

— Соединяйте.

Коржаков молод, сорок с небольшим, выглядит — на пятьдесят. Ужасно неуклюж: Коржаков с миниатюрной телефонной трубкой в руке все равно что медведь с дамской сумочкой. Сейчас будет цирк: Горбачеву скажут, что Ельцин у телефона, он разразится длинным радостным приветствием, Коржаков выдержит паузу и гордо ответит, что Президент России сейчас возьмет трубку.

Нет, черта с два!

— Это кто, Коржаков… что ли? — поинтересовался Горбачев. — Рад тебя слышать, Коржаков, как твои дела?

Коржаков растерялся.

— Одну минуту, Михаил Сергеевич.

Ельцин вяло взял трубку:

— Да.

— Приветствую, Борис Николаевич! Как здоровье Президента России?

Горбачев стеснялся говорить Ельцину «ты», а звать на «вы» не желал.

— Чувствую себя… изумительно, — сморщился Ельцин. — Вы… по делу… ко мне?

— А как же, как же, по делу… конечно, по делу, конкретно — по маршалу Шапошникову.

— А шта Шапошников? — не понял Ельцин.

— Так и я вот… удивляюсь, Борис. Или он у нас…. дурак, или провокатор, я так скажу! Шапошников в армии коммерцию развернул, с мест сигналы идут, я с утра вызвал его, поговорить хотел, Вадим Бакатин тоже пришел… так Шапошников этот… речи такие завел, что мы с Вадимом обомлели, просто обомлели; Союз, говорит, спасать надо, на армию кивает, она, мол, требует… Я папочку про коммерцию, короче говоря, подошлю, надо чтоб Президент России сам во всем разобрался…

— Разберемся… — Ельцин помедлил. — А у вас… шта, есть, понимаешь, кандидатура на министра?

— Нет, нет… если по кандидатуре, так это ж Россия должна продвигать, больше некому, все ж округа на её территории…

— А по-моему Шапошников — ничего, нормальный министр, — сказал Ельцин. — Может быть… конечно… и слабоват, может быть… но он вживается, понимаешь, в должность… надо подождать.

— Я что думаю, Борис Николаевич, — вдруг сказал Горбачев. — А что, если мы встретимся, — а? И переговорим?

— О чем?

— Как о чем? Обо всем!

— А, обо всем… — Ельцин насторожился. — Обо всем?

— Ну что у нас, проблем, что ли, нет?

— Проблемы — есть.

— Ну вот, — обрадовался Горбачев. — И хорошо!

— А где?

— Где угодно и когда угодно. Хоть сейчас. Пообедаем вместе.

— Я уже пообедал, понимаешь, — сказал Ельцин. — В «Макдоналдс» заезжал.

— Куда? — Горбачев засмеялся.

— В «Макдоналдс». Котлету с хлебом ел.

— И как?

— Неудобная… — сказал Ельцин.

— Ну, чаю попьем… а, Борис Николаевич?

Голос Горбачева звучал надтреснуто.

— Так вы, понимаешь, опять за конфронтацию! О чем говорить-то? Вчера в «Президент-отеле» снова, значит, ругали Россию и Президента. А без России ж вам — никуда!

— Слушай… ты с бурбулисами своими разберись, ей-богу! Кто тебе подбрасывает подозрения — кто? Я ж, наоборот, тебя защищал! Возьми стенограмму, очки надень! Прислать тебе стенограмму?

— Ну-у… я разберусь, — смутился Ельцин.

— Вот я и предлагаю, — наступал Горбачев, — давай встречаться и ставить точки. Разумное ж предложение! Завтра Госсовет, надо ж все обсудить… Зачем нам… при всех?

— Любите вы келейно, — Ельцин засопел. — Любите… чайку попить, позавтракать…

— Не келейно, а по-дружески, — возразил Горбачев. — Ты проект Госсовета видел? Твои бурбулисы предлагают некий СССР — «союз с некоторыми государственными функциями». Ты мне скажи: это что такое?

— А это шта-б не было центра! — отрезал Ельцин.

— Так давай встречаться, давай разговаривать! Я тоже против старого центра, опостылел он, старый центр, но я требую, чтобы у нас было одно государство… Или, скажем так, пусть будет нечто, похоже на государство, но с властными функциями!

— Нечто — это не государство.

— Вот и поговорим! Обсудим.

— А где?

— Где угодно. На Ленинских горах, например. Или — на Алексея Толстого.

Горбачев имел в виду особняк МИДа.

— Тогда лучше… у меня… — поморщился Ельцин. — А о чем, значит, будет встреча?

— Да обо всем, я ж предлагаю…

— Ладно, уговорились. В пять… Чай мы найдем, не беспокойтесь!

Кортеж машин въехал в Кремль.

— Соедините меня со Скоковым, — попросил Ельцин.

А все-таки Юрий Владимирович Скоков догадывался, что имел в виду Ельцин, когда ночью 18 августа во Внуково он шепнул ему на ухо:

— Ну, Юрий Владимирович, мы тут… такое, понимаешь, придумали, так «лысого» закрутили…

Делегация России вернулась из Казахстана. Ельцин был пьян, хотя на ногах стоял. А вот Бурбулиса пришлось закидывать в «членовоз» плашмя, хотя Бурбулис отчаянно сопротивлялся и кричал Коржакову, что он и сам может идти.

«Лысый» — это Горбачев.

Чуть раньше, 6 августа, в самолете, когда Ельцин и Скоков летели в Кемерово, Ельцин вдруг спросил:

— А как, Юрий Владимирович, вы отнеслись бы… к чрезвычайному положению?

Когда Ельцин говорил серьезно, его лицо каменело. Скоков удивился:

— Если речь об экономике, Борис Николаевич, в мировой практике это бывает часто, например в Америке. Если же мы говорим о танках и пушках… тут, по-моему, обсуждать нечего, это — уже война.

Ельцин повернулся к иллюминатору. Скокову показалось, что Ельцин — недоволен. А что он имеет в виду, если у него нет танков и пушек, все — у Горбачева?..

…А, черт, душно, работать не хотелось, — Скоков бросил папку с документами и открыл окно.

В час дня Скоков обедал. В час тридцать на прием был записан Олег Попцов, шеф Российского телевидения, на два тридцать — генерал Виктор Павлович Баранников, протеже Ельцина, начальник всесоюзной милиции.

Нет, работать не хотелось, лень. Скоков удобно устроился на диване и вытянул ноги. Его злил Ельцин. На самом деле его вообще злило все, что происходит в Кремле.

Почти четверть века Скоков работал в оборонке и неплохо знал промышленность, особенно электронные заводы. Он отлично понимал: если вот так, с бухты-барахты, в России начнется рынок, Ельцин быстро станет посмешищем.

Поразительно все-таки — Ельцин совершенно не чувствовал Россию, свою страну, — совсем! Определяя нэп, свой личный нэп, Ельцин выбрал не Россию крупных промышленников, директоров, то есть тех людей, кто с ним, с Ельциным, всю жизнь был бок о бок, — он выбрал Россию Бурбулиса и Гайдара, хотя за Бурбулисом и Гайдаром в России как раз не было России.

Интересно, кто предупредил его о Форосе, — кто? Паша Грачев? Или Филипп Денисович?

По срокам — вроде бы Грачев. Паша сидел на АБЦ, секретном объекте КГБ на окраине Москвы, с конца июля. Они с Язовым пили водку и без конца спорили, вводить в Москву танки или нет (Язов любил Грачева, как сына).

Или Филипп Денисович, — а?

Зимой, когда Крючков и Язов расстреляли сначала Вильнюс, потом Ригу, Ельцин поехал в Прибалтику. Здесь генерал армии Филипп Денисович Бобков, первый заместитель Крючкова в КГБ, спас Ельцина от гибели.

…В зале заседаний латвийского ЦК Скоков сразу заметил высокого худого парня, стоявшего в дверях. Дождавшись, пока люди чуть-чуть схлынут, он подошел к Ельцину и отвел его в сторону.

«Веселенькое дельце, — подумал Скоков. — Коржакова нет, сгинул куда-то, из охраны Ельцина никого…»

Скоков и не уходил.

— Ну, л-люди, — вдруг громко сказал Ельцин.

Это было похоже на ругательство.

Ельцин развернулся, мрачно взглянул на Скокова, но прошел мимо и ничего ему не сказал.

Приехали в резиденцию. Скоков был в ванной, когда Ельцин сам, без стука, открыл дверь в его номер:

— Юрий Владимирович, надо поговорить.

Скоков застыл с полотенцем в руках.

— Слушаю, Борис Николаевич…

Ельцин нервничал.

— У нас, Юрий Владимирович, могут быть осложнения с самолетом. Предположительно — в районе Тулы, когда будем снижаться.

— А источник информации, Борис Николаевич?

— Я источнику… верю.

• Предыдущая
• 9/60
• Следующая