Дети Разума - Кард Орсон Скотт - Страница 56
- Предыдущая
- 56/83
- Следующая
Но потом она вспомнила, куда он уходил раньше, когда она гнала его через все три его тела, а он вдруг выпрыгнул на некоторое время, а когда она повторила его прыжок, то попала в кружево сети деревьев. Конечно, он снова мог это проделать.
Оставалось единственное место, куда он мог прыгнуть, туда, куда он уже однажды уходил.
Она кинулась туда и действительно нашла его, но не там, где задержалась сама, не среди материнских деревьев и даже не среди отцов. Вообще не среди деревьев. Нет, он отправился туда, куда ей не захотелось идти, в толстые волокнистые нити, которые вели к ним, даже не к ним, а к ней. К Королеве Улья. Той, которую он носил в сухом коконе три тысячи лет из мира в мир до тех пор, пока наконец не нашел для нее дом. Теперь она отблагодарила его за подарок. Когда айю Джейн исследовала нити, ведущие к Королеве Улья, он оказался там, неуверенный, потерянный.
Он узнал ее. Было удивительно, как он, отрезанный от всего, вообще что-то смог узнать, но он все же узнал ее. И снова пошел за ней. И на этот раз она повела его в тело, но в другое, не в то, которое он отдал ей, которое теперь принадлежало ей или скорее было ею. Нет, она привела его в другое тело, в другое место.
Но он вел себя так, как и в прошлый раз; он, казалось, был здесь чужим. Несмотря на то что миллионы айю тела тянулись к нему, стремились поддержать его, он держался в стороне. Неужели то, что он чувствовал здесь, было для него так ужасно?
Или дело в том, что это тело принадлежало Питеру, который был для него воплощением того, чего он больше всего в себе боялся? Он не мог занять его. Тело принадлежало ему, но он не мог, не был в состоянии…
Но он должен был. Она повела его за собой, передавая каждую часть ему. «Теперь это твое. Что бы оно когда-то ни означало для тебя, сейчас все по-другому — ты сможешь быть здесь полным, быть самим собой».
Он не понимал ее; не связанный ни с одним телом, он не был способен думать. Он только знал, что это тело он не любит. От того, которое он любил, он отказался.
Все же она продолжала толкать его вперед; он подчинился.
Клетка за клеткой, ткань, орган, конечность — они твои, смотри, как они рады тебе, как они подчиняются тебе. И они действительно подчинялись ему, несмотря на его оторванность. Они подчинялись ему до тех пор, пока наконец он не начал понимать мысли этого мозга и чувства этого тела. Джейн ждала, наблюдая, поддерживая его, заставляя его оставаться здесь, пока он не примет управление телом, потому что видела, что без нее он может сбежать, улететь. «Это не мой дом, — без слов говорила его айю. — Это не мой дом, не мой».
Причитая и всхлипывая, Ванму уложила Питера головой себе на колени. Вокруг нее собирались самоанцы — свидетели ее горя. Питер совершенно неожиданно ослабел и рухнул, и у него начали выпадать волосы. Ванму понимала, что это означает.
Значит, Эндер умер где-то далеко и не может найти пути сюда.
— Он погиб, — причитала она. — Он погиб.
Смутно она слышала поток самоанских слов, лившихся из уст Малу. А затем перевод Грейс:
— Он не погиб. Она привела его сюда. Богиня привела его сюда, но он боится остаться.
«Как он может бояться? — поразилась Ванму. — Чтобы Питер боялся? Или Эндер? Нелепо в любом случае. Он никогда даже на секунду не был трусом. Чего же он может бояться?»
Но тут она вспомнила — Эндер боялся Питера, а страх Питера всегда был связан с Эндером.
— Нет! — воскликнула она, но на этот раз в ее голосе не было горя. В нем слышались недоумение, настойчивость и решительность.
— Нет, слушай меня, это твой дом! Это ты, настоящий ты!
Мне плевать, чего ты боишься сейчас! Мне плевать, каким потерянным ты себя чувствуешь. Я хочу, чтобы ты был здесь.
Это твой дом и он всегда был твоим. Со мной! Нам хорошо вместе. Мы созданы друг для друга. Питер, Эндер — кем бы ты себя ни мыслил, — ты можешь понять, что для меня нет никакой разницы? Ты всегда будешь самим собой, тем же, кто ты сейчас, а это тело всегда будет твоим. Иди домой! Возвращайся!
Она повторяла свои слова снова и снова.
Наконец его глаза открылись, а губы разошлись в улыбке.
— Вот теперь помогает, — произнес он.
В ярости она оттолкнула его.
— Как ты можешь так шутить надо мной!
— Значит, ты привирала, — улыбнулся он. — А на самом деле я теперь тебе не нравлюсь.
— Я никогда не говорила, что ты мне нравишься, — ответила Она.
— Я знаю, что ты говорила.
— Ладно, — сказала она. — Ладно.
— И это было правдой, — закончил он. — Было и есть.
— Ты имеешь в виду, что я сказала правду? Я угадала?
— Ты сказала, что здесь мой дом, — ответил Питер. — Так и есть.
Он протянул руку и коснулся ее щеки, а потом обнял ее за шею и притянул к себе. Вокруг весело смеялись два десятка самоанцев.
«Теперь это ты, — сказала ему Джейн. — Все это — ты. Ты снова целый. Ты слился воедино».
То, что он прочувствовал тогда, когда неохотно управлял телом, оказалось достаточно. Больше не было робости или неуверенности. Айю, которую Джейн водила по этому телу, теперь радостно приняла на себя управление, полная энтузиазма, как будто это было первое ее тело. Вероятно, так и было.
После того как она была отрезанной, пусть и ненадолго, сомнительно, что она сможет когда-нибудь вспомнить свою жизнь в обличье Эндрю Виггина. Но действительно ли старая жизнь ушла? Айю была та же, сверкающая, мощная айю; но сохранит ли она какие-то прежние воспоминания под воспоминаниями, заполнившими мозг Питера Виггина?
«Меня это не должно беспокоить, — подумала Джейн. — Теперь у него есть тело. Теперь он не умрет. И у меня тоже есть мое тело, у меня есть кружевная сеть материнских деревьев и когда-нибудь я снова обрету мои анзибли. Я и не подозревала, насколько ограничена я была до сих пор, как мала; но теперь я так же, как и мои друзья, удивляюсь, насколько я полна жизни».
Вернувшись в свое новое тело, в свою новую личность, она снова позволила мыслям и воспоминаниям заполнить ее, но на этот раз не сдерживала ничего. Ее айю-сознание скоро переполнилась от всего, что она понимала и чувствовала, думала и вспоминала. Она обнаружила это так же, как Королева Улья замечает свою собственную айю и ее филотические связи; эта способность вернулась к ней как вспышка, как детский навык, который она когда-то приобрела, а потом забыла. Кроме того, краем сознания она фиксировала, что несколько раз в секунду продолжает облетать сеть деревьев, но все это происходило так быстро, что она не пропускала ни одной, даже мимолетной мысли Валентины.
Вэл.
Той Вэл, которая сидела, всхлипывая, слушая ужасные слова, которые говорил ей Миро. "Он никогда не любил меня.
Ему нужна была Джейн. Всем им нужна Джейн, а не я.
Но я и есть Джейн. И я — это я. Я — Вэл!"
Она перестала плакать. Шевельнулась.
Шевельнулась!
Мускулы натянулись и расслабились, сократились, растянулись, мириады клеток дружно работали, чтобы двигать огромные тяжелые кости, кожу и органы, запускали и блокировали их, осуществляя тонкую регулировку. Их работа доставила Джейн такую радость, что она не смогла сдержать ее в себе. Что означал этот судорожный спазм ее диафрагмы? Чем был тот порыв звука, который выплеснулся из ее гортани?
Это смех. Как долго она фабриковала его с помощью компьютерных чипов, симулировала и никогда, никогда, в сущности, не знала, что он означает, какие рождает чувства. Она смеялась и не хотела останавливаться.
— Вэл! — позвал Миро.
«О, какая радость слышать его голос своими ушами!»
— Вэл, что с тобой?
— Ничего, — ответила она, пошевелив языком и губами, набрала воздух в легкие и вытолкнула его назад — то, что Вэл делала по привычке, было таким новым, свежим и прекрасным для Джейн.
— И — да, ты должен продолжать называть меня Вэл. Джейн была чем-то другим. Кем-то другим. До того, как я стала собой, я была Джейн. Но теперь я — Вэл.
- Предыдущая
- 56/83
- Следующая
