Ксеноцид - Кард Орсон Скотт - Страница 26
- Предыдущая
- 26/131
- Следующая
Именно потому ксенобиологические лаборатории и были перенесены с их давнего места над рекой. Если уж свинксы должны были участвовать в исследованиях, то лаборатории должны были располагаться неподалеку от ограды, зато опытные участки перенесли наружу. Это, чтобы люди и поросята не сталкивались неожиданно друг с другом.
Когда Миро улетал навстречу Валентине, Эндер верил, что по возвращению парень будет удивлен огромными переменами в мире Лузитании. Ему казалось, что Миро увидит живущих совместно людей и свинксов: две расы, сосуществующих в гармонии. Тем временем, колония почти что и не изменилась. За редкими исключениями, человеческие существа на Лузитании не желали близкого соседства с иной расой.
Хорошо еще, что Эндер помог Королеве Улья воспроизвести ее расу подальше от Милагре. Он планировал, что люди и жукеры постепенно узнают друг друга. Тем не менее, и он, и Новинья, и вся их семья по необходимости удерживали существование жукеров в тайне. Если колонисты не могли сосуществовать с млекопитающими pequeninos, то известие о насекомоподобных жукерах наверняка вызвало бы вспышку ксенофобии.
Слишком много у меня тайн, думал Эндер. Все эти годы я был Голосом Тех, Кого Нет. Я открывал секреты и помогал людям жить в ореоле правды. Теперь же я не выдаю и половины того, что мне известно. Если бы я рассказал обо всем, правда породила бы страх, ненависть, жестокости, убийства и войну.
Неподалеку от ворот, но уже за оградой, росли два отцовских дерева. Левое, если глядеть со стороны ворот, носило имя Корнероя, правое – Человека. Человек был свинксом, которого Эндеру пришлось собственноручно убить, чтобы ритуально подписать договор между людьми и свинксами. После этого Человек возродился в целлюлозе и хлорофилле, уже как взрослый самец, способный плодить детей.
В настоящее время Человек до си пор обладал необыкновенным авторитетом, причем, не только среди собственного племени. Эндер знал, что pequenino все еще живет. И все же, когда он глядел на дерево, то не мог не вспоминать о том, как Человек погиб.
Контакты с Человеком не доставляли Эндеру никаких хлопот. Много раз он разговаривал с его отцовским деревом. Вот только он никак не мог думать о дереве, как о той самой личности, которую знал еще как pequenino по имени Человек. Умом он понимал, что воля и память создают тождественность личности, и эти самые воля и память перенесены сейчас из свинкса в отцовское дерево. Только вот понимание умом не всегда хватало для веры. Сейчас Человек сделался кем-то совершенно чужим.
И все-таки, это был Человек, и он остался другом; проходя мимо, Эндер прикоснулся к коре. Затем, сойдя на несколько шагов с тропинки, он подошел к более старшему отцовскому дереву, к Корнерою. Здесь он тоже прикоснулся к коре. Он никогда не знал Корнероя в виде свинкса – тот погиб от других рук, и дерево его уже было высоким и раскидистым, когда Эндер прибыл на Лузитанию. Когда он разговаривал с Корнероем, не было никакого гнетущего чувства утраты.
У подножия дерева, среди корней, лежали палки. Некоторые сюда принесли, другие сбросил с собственных ветвей сам Корнерой. Они служили для разговоров. Свинксы выбивали ими ритм по коре отцовского дерева, а оно само создавало и преобразовывало пустые пространства внутри ствола. Отзвук ударов менялся, что и было неспешной беседой. Эндер тоже мог выстукивать этот ритм, довольно-таки неуклюже, но достаточно умело, чтобы понимать деревья.
Но сегодня у него не было никакого желания разговаривать. Пускай Садовник расскажет отцовским деревьям, что еще один эксперимент закончился неудачей. Эндер поговорит с Корнероем и Человеком потом. Поговорит и с Королевой Улья. Поговорит с каждым. И после всех этих разговоров ни на шаг не приблизится к разрешению проблем, омрачавши будущее Лузитании. Ведь и решение от слов не зависело. Оно зависело только лишь от знаний и действий – знаний, которые могут быть усвоены лишь другими людьми, и действий, которые могут быть сделаны только лишь людьми. Сам Эндер ничего не мог сделать, чтобы разрешить хотя бы что-нибудь.
Все, что он мог сам, что делал со дня той последней битвы, которую провел еще в качестве ребенка-воина, это лишь выслушивание и провозглашение. В других местах и в другие времена этого было достаточно. Но не сейчас. Лузитании угрожало много видов уничтожения; и некоторые из них принес сюда сам Эндер. И ни одно из них не могло быть унесено в небытие словом, мыслью или деянием Эндрю Виггина. Его собственное будущее, равно как и будущее все обитателей Лузитании, находилось в руках других людей. Разница между ними состояла в том, что Эндеру были ведомы все угрозы, все возможные последствия любой ошибки или поражения. Кто был более проклятым: тот, кто погибал, не осознавая ничего до самого момента смерти, или тот, кто видел собственную гибель, шаг за шагом приближающуюся в течение дней, месяцев и лет?
Эндер покинул отцовские деревья и направился по протоптанной тропинке в сторону людской колонии, через ворота, через двери – в ксенобиологическую лабораторию. Доверенный ассистент Элы, свинкс по имени Глухарь, хотя у него наверняка не было ни малейших проблем со слухом, немедленно провел его в кабинет Новиньи. Здесь его уже ожидали она сама, Эла, Квара и Грего. Эндер поднял пакет с кусочком картофельного стебля.
Эла покачала головой, Новинья вздохнула. Но они не были разочарованы даже наполовину, как Эндер того ожидал. Все явно думали о чем-то другом.
– По-видимому, чего-то такого мы и ожидали, – подтвердила его мысли Новинья.
– Тем не менее, попробовать было надо, – прибавила Эла. – Зачем? – спросил Грего. Младшему сыну Новиньи, а с этим и пасынку Эндера, уже давно исполнилось двадцать лет, и он был блестящим ученым. В семейных дискуссиях охотнее всего он брал на себя роль адвоката дьявола, и неважно, о чем шел разговор – о ксенобиологии или подборе краски для стен. – Вводя новые виды, мы только лишь обучаем десколаду, как справиться с любой нашей стратегией. Если мы не уничтожим ее как можно скорее, то она уничтожит нас. А без десколады мы могли бы выращивать нормальную картошку без всяческих дурацких добавок.
– Мы не можем этого делать! – крикнула Квара. Эндер был изумлен. Квара всегда очень неохотно вступала в дискуссию. Подобный взрыв эмоций был ей совершенно несвойственнен. – Я говорю вам, что десколада живая.
– А я говорю, что это всего лишь вирус, – возразил ей Грего.
Эндер уж было обеспокоился, что Грего уговаривает всех уничтожить десколаду – это на него не похоже: призывать к чему-либо, способному уничтожить свинксов. Грего практически рос среди них, знал их и разговаривал на их языке лучше, чем кто-либо другой.
– Дети, ведите себя тихо и позвольте мне объяснить, – перебила их Новинья. – Мы дискутировали с Элой, что делать, если картофель начнет погибать. Эла сказала… Нет, Эла, объясни ему сама.
– Идея довольно-таки простая. Вместо того, чтобы создавать растения, тормозящие развитие вируса десколады, мы должны атаковать сам вирус.
– Правильно, – похвалил ее Грего.
– Заткнись, – рявкнула Квара.
– Будь добр, Грего, окажи уж всем такую любезность и сделай так, о чем так вежливо попросила тебя твоя сестра, – сказала Новинья.
Эла вздохнула.
– Мы не можем его убить, поскольку тогда погибнет вся туземная жизнь Лузитании, – продолжила она. – Именно потому я и хотела создать новый вид десколады. Он должен исполнять роль нынешнего вируса в репродукционных цикла всех лузитанских форм жизни, но должен быть лишен способности адаптироваться к новым видам.
– И ты можешь выделить эту часть вируса? – спросил у нее Эндер. – Тебе удастся ее обнаружить?
– Это маловероятно. Но мне кажется, что смогу отыскать те фрагменты, которые активны в свинксах и во всех остальных растительно-животных парах. Эти мы оставим, а все остальные отбросим. Прибавим рудиментарную способность к воспроизводству и вставим несколько рецепторов, чтобы вирус соответствующим образом реагировал на изменения в организмах носителей. Все это хозяйство помещаем в небольшой органелле – и замена десколады готова. Свинксы и остальные местные виды остаются в безопасности, а наши неприятности заканчиваются.
- Предыдущая
- 26/131
- Следующая
