Люди на краю пустыни - Кард Орсон Скотт - Страница 53
- Предыдущая
- 53/79
- Следующая
— Послушай меня, идиот, — сказал Дивер. — Мне не нужно твое место. У меня есть возможность стать всадником Ройала, так какого черта ты решил, что я хочу сидеть за твоими дурацкими реостатами? Ведь ты сам захотел научить меня.
— Черт меня дернул.
— Черт тебя всегда дергает, Олли. Ты настолько глуп, что сам не знаешь, что делаешь. А теперь послушай-ка, что я тебе скажу. Мне не нужно твое идиотское место. Я не хочу жениться на Кэти и не намерен быть осветителем. И вообще, я распрощаюсь с твоей семьей, как только мы приедем в Моаб.
— Отпусти меня.
Левая рука Дивера еще сильнее сдавила промежность Олли. Тот, вытаращив глаза от боли, продолжал слушать.
— Если ты хочешь оставить свою семью, я ничего не имею против, но не делай это исподтишка и не пытайся переложить на меня свою работу. И не порти глупых малолеток, а то их родители отнимут у твоей семьи лицензию. То, что ты хочешь смыться, не дает тебе права угробить ради этой цели собственную семью. Ты должен уйти с чистой совестью, ты понял меня?
— Ты ничего не знаешь обо мне, Дивер Тиг!
— Так вот запомни, Олли. В течение следующей пары дней, пока мы не доберемся до Моаба, я буду следить за тобой так же внимательно, как муха следит за дерьмом. А ты не прикоснешься и даже не заговоришь ни с одной девушкой. Пока мы здесь, в Хэтчвилле, ты даже не посмотришь ни на одну девушку, а иначе я тебе все ребра переломаю, ты понял?
— Тебе-то что до всего этого, Тиг?
— Это твоя семья, тупой ублюдок. Даже собаки не гадят на собственных родичей.
Дивер ослабил хватку, и Олли сполз на землю. Больше он не пытался нападать, а лишь отошел на безопасное расстояние. «Олли! Олли!» — все еще кричала Кэти. Еще некоторое время он стоял и молча смотрел на Дивера, а потом, изобразив на лице свою кривую улыбочку, повернулся к нему спиной и стал выходить из сада. Он двинулся прямо к грузовику. Дивер остался на своем месте и провожал его взглядом.
Дивер чувствовал, что его мышцы все еще находятся в возбужденном состоянии, и он не знал, как их успокоить. Сейчас Дивер, как в детстве, готов был разорвать любого на куски. Он всегда умел обуздать свой гнев, но сейчас он испытывал какое-то удовлетворение оттого, что прижал Олли к дереву. В тот момент Диверу так хотелось врезать ему и не один раз, чтобы как следует проучить этого самодовольного дурака. Но только все это было зря, потому что он уже сожалел о том, что позволил себе зайти так далеко. Я вел себя как неразумное дитя, угрожая и запугивая Олли. Он был прав — какое мне дело до всего этого? Это совсем не мое дело.
Но теперь я сделал это своим делом. Сам того, не желая, я влез в проблемы этой семьи».
Дивер посмотрел в сторону импровизированной сцены, силуэт которой освещали последние лучи заходящего солнца. Заработал генератор, и один за другим зажглись различные прожекторы. Вокруг сцены появился ослепительный ореол. Все это было похоже на какое-то волшебство. Когда яркий свет упал на сцену, Дивер услышал, как зрители захлопали в ладоши.
За кулисами также включилось освещение, и теперь в свете прожекторов Дивер различил силуэты людей. Увидев эти серые тени, деловито снующие в разных направлениях, он ощутил какое-то приятное томление в груди и жар в голове. Это было предвкушение чего-то давно забытого. Утраченного настолько давно, что он даже не мог вспомнить, как это называется. Но это нечто настолько глубоко укоренилось в его памяти, что готово было в любой момент напомнить о себе. Оно заключалось в них, в этих мужчинах, женщинах и детях, которые бесшумно двигались за кулисами, выполняя свою работу. Это их силуэты мелькали в свете фонарей, сияющих во тьме. Это нечто заключалось в туго натянутых нервах, соединявших их всех воедино, в той плотной паутине, которая связывала их во время каждого представления. Каждый удар, нанесенный ими, каждая их нежная ласка, каждое объятие и каждая подножка, которую один из них подставлял другому, — все это оставалось невидимым, словно тонкая паучья нить. И так продолжалось, поскольку никто не мог воспринять их как ряд отдельных личностей. Самой по себе Кэти просто не существовало, зато была Кэти-и-Тули или Кэти-и-Скарлетт. Маршалла тоже не было, зато был Маршалл-и-Скарлетт или Маршалл-и-Тули или Маршалл-и-Олли или Маршалл-и-Парли, а главное, Маршалл-и-Рой. Но Рой разорвал эти тенеты, подумал Дивер. Рой вырвался из них и уже никогда не вернется, подумал он. Но сами тенеты все же остались, и каждый поступок Роя вызывает потрясение в жизни его брата, а через него оказывает влияние и на всех остальных, сотрясая все ячейки паутины.
«Я тоже влез в эту паутину и ощущаю на себе каждое ее колебание».
Из громкоговорителей хлынули звуки бравурной музыки. Скользнув под ветвь яблони, Дивер направился через поле к грузовику.
Музыка была громкой и даже несколько резала слух. Это был гимн, который исполняли на горнах и барабанах. Обойдя почти всю неосвещенную часть грузовика, Дивер вдруг увидел на сцене Кэти. Она шила, делая такие размашистые движения руками, чтобы даже зритель, сидевший в самом дальнем ряду, понял, что она шьет. Кэти шила флаг.
Внезапно музыка стала звучать тише. Со своего места Диверу не все было видно, но, услышав голос, он сразу же его узнал. Это был голос Дасти, который говорил:
— Генерал Вашингтон желает знать, готов ли флаг, миссис Росс?
— Скажите генералу, что мои пальцы не проворнее его солдат, — ответила Кэти.
Шагнув вперед, Дасти встал лицом к публике. Теперь, когда мальчик оказался в передней части грузовика, Дивер наконец его увидел.
— У нас должен быть флаг, Бетси Росс! Чтобы каждый человек мог увидеть, как высоко он реет, чтобы каждый понял, что нация — это не Пенсильвания, не Каролина, не Нью-Йорк или Массачусетс, а Америка!
Дивер вдруг понял, что эту речь явно должен был произносить Вашингтон, то есть Парли. Но поскольку у Парли были нелады с памятью, ее поручили Дасти, который играл юного солдата. Это был компромисс. Но поняла ли это публика?
— Это флаг останется навсегда, и то, как мы поведем себя в этой подлой войне, решит, что будет стоять за этим флагом, а деяния новых поколений американцев добавят чести и славы этому флагу. Так где же этот флаг, Бетси Росс?!
Плавным, мягким движением Кэти встала на ноги и шагнула вперед. Красно-бело-синий полосатый флаг был обмотан вокруг ее тела. Это была захватывающая сцена, и на какое-то мгновение Дивера охватили переполнившие его чувства, но они были вызваны не самой Кэти, а Бетси Росс и пылким юношеским голосом Дасти, и сценой, которую они играли с горьким пониманием того, что Америки, о которой они говорят, больше не существует.
Потом он вспомнил, что его попросили быть за кулисами и поднять флаг именно в тот момент, когда Кэти закончит свою речь. Он понял, что уже опаздывает и побежал на свое место.
У рычага была Дженни. Недалеко от нее, за пирамидой стоял Парли. Он был в полном облачении Джорджа Вашингтона и вот-вот должен был выйти на сцену и обратиться со своей речью к солдатам. Тем временем на сцене Кэти уже произносила свои последние слова: «Если вашим людям хватит отваги, то этот флаг всегда будет реять...».
Подбежав к рычагу, Дивер положил на него свою руку. Даже не взглянув на него, Дженни тотчас убрала свою руку, схватила текст и взлетела вверх по лестнице, приставленной к задней части пирамиды, преодолев примерно половину ее высоты.
«...над землей свободных!» — крикнула Кэти, заканчивая фразу.
Дивер потянул за рычаг. Груз, установленный на самой верхушке флагштока, упал вниз, а флаг стремительно взлетел вверх. Дивер тотчас схватился за туго натянутый провод, который был незаметно прикреплен к боковой стороне полотнища флага. Натягивая и отпуская этот провод, Дивер заставил флаг трепетать. Музыка достигла своей кульминации, а затем все стихло. Со своего места Дивер не мог видеть флаг, но, вспомнив сценарий, решил, что он уже не подсвечивается прожекторами, и поэтому перестал дергать провод.
Дивер заметил, что Дженни совершенно не помогает Дасти с переодеванием костюма, хотя именно это было формальной причиной того, что они попросили Дивера взять на себя управление флагом. Дасти убежал в палатку, аДженни, стоявшая на лестнице, прислоненной к пирамиде, суфлировала Парли, который декламировал обращение Джорджа Вашингтона к солдатам. Она хорошо справлялась со своей работой, и невнятное бормотание Парли, казалось, было вызвано задумчивостью Вашингтона, который подыскивал единственно верное в данный момент слово. Но Дивер понимал, что Парли плохо справляется со своей ролью, так как, несмотря на подсказки Дженни, пропускает целые куски речи Вашингтона.
- Предыдущая
- 53/79
- Следующая
