Седьмой сын - Кард Орсон Скотт - Страница 25
- Предыдущая
- 25/62
- Следующая
– Да никогда видения не обернутся правдой, – усмехался, бывало, старик Бен. – Пригодиться могут, не спорю. Твой ум может раскопать в них какую-нибудь связь. Но истина – дело иное. Истина возникает, когда ты обнаруживаешь некую связь, которая существует независимо от твоего мироощущения, которая существовала и будет существовать независимо от того, заметил ты ее или нет. Признаюсь, сам я никогда не находил ничего похожего. Временами я даже начинаю подумывать, что таких связей не существует, что все сочленения, узы, следствия и подобия суть плод человеческого вымысла и не имеют под собой реальной почвы.
– Тогда почему земля у нас под ногами не расступается? – спросил Сказитель.
– Потому что нам каким-то образом удалось убедить ее не пропускать наших тел. Может, в этом виноват сэр Исаак Ньютон. Уж очень упорный был человек. Люди могут сомневаться в его постулатах сколько угодно, но земля ему верит – вот и держит нас.
Высказав свою гипотезу, старик Бен расхохотался. Для него подобные беседы были не больше чем забавой. Он даже себя не мог заставить поверить в собственный скептицизм.
И вот сейчас, сидя с закрытыми глазами у подножия дерева. Сказитель вновь пустился на поиски связи, увязывая историю Ноя с жизнью старика Бена. Старик Бен был Хамом, увидевшим голую истину, неприкрыто безвольную и позорную. Он увидел ее и расхохотался, тогда как преданные сыны церкви и университетов, отворачивая лица, упорно заворачивают в одежды глупую правду. И мир продолжает считать, что правда непоколебима и горда – мир не видел ее в минуту слабости.
«Вот эта связь истинна, – подумал Сказитель. – Это и есть настоящее значение библейской истории. Исполнение пророчества. Истина, если к ней приглядеться, смешна, поэтому если мы желаем и дальше боготворить ее, то никогда не должны сдергивать с нее покровов».
Открытие было столь ново, что Сказитель вскочил на ноги. Он немедленно должен найти кого-нибудь, с кем можно было бы поделиться снизошедшим откровением, – надо поговорить с кем-нибудь, пока он еще верит собственным выводам. Ибо, как гласило написанное его рукой присловие: «Водоем содержит; источник источает». Если он не расскажет людям эту историю, она отсыреет и помутнеет, сожмется и спрячется внутри. Только рассказами можно сохранить свежесть и добродетель происходящего.
Но куда идти? Лесная дорога, что пролегала в десятке ярдов, вела к большой белой церкви с крышей, достигающей высоты самых старых дубов, – он заметил ее шпиль, когда забирался на иву. Таких огромных зданий Сказитель не видел со времен последнего посещения Филадельфии. Церковь подобных размеров, способная вместить множество людей, намекала, что здешние поселенцы с радостью привечают вновь прибывших и места хватит всем. Добрый знак для бродяжничающего рассказчика, поскольку жил он исключительно благодаря милости деревенских людей. Они впускали его в дома, кормили и поили, тогда как у него не было ничего, кроме рассказов, воспоминаний, двух крепких рук и порядком истоптанных ног, которые исходили уже более десятка тысяч миль и способны преодолеть как минимум еще пяток тысяч.
Дорога была изрядно побита колесами повозок и телег, а это означало, что по ней частенько ездят. В низких местах она была укреплена положенными на землю жердинами, чтобы проезжающие не вязли в вечной спутнице дождя – непролазной грязи. Ага, значит, поселение твердо вознамерилось превратиться в город. Большая церковь могла символизировать нечто иное, нежели открытость местных людей, – скорее она говорила о процветающих здесь амбициях. «Вот почему опасно судить за глаза, – упрекнул себя Сказитель. – У каждого явления имеется сотня возможных причин, и каждая причина может породить сотню возможных явлений». Он подумал было записать эту мысль, но потом решил, что не стоит. Она не несла на себе никаких особых отметин, за исключением отпечатка его собственной души, – ни Небеса, ни ад не удостоили ее внимания. Именно так он определял происхождение мысли. Это присловие выдумал он сам. Следовательно, оно не могло быть пророчеством и не могло оказаться истинным.
Дорога выходила на принадлежащие деревеньке луга. Где-то неподалеку текла река – Сказитель сразу почуял запах бегущей воды, нюх у него был хоть куда. Вокруг лугов беспорядочно разместились несколько построек, однако взгляд привлекала лишь одна из них – большой, выкрашенный в белый цвет и обшитый досками дом с небольшой вывеской: «Семья Уиверов».
Вывеска на доме обычно означала, что владельцы хотят, чтобы люди с первого взгляда узнавали их жилище, хоть никогда его и не видели. А это все равно что объявить во всеуслышание: «Наши двери открыты для всех». Поэтому Сказитель не преминул подняться на крыльцо и постучаться.
– Минутку! – прокричал кто-то изнутри.
Сказитель стал ждать, осматривая тем временем веранду. С одной стороны висело несколько садовых корзиночек, из которых выпирали длинные листья всевозможных растений. Сказитель достаточно неплохо разбирался в травах, поэтому сразу узнал некоторые из них: они помогали в лечении болезней, в поисках потерявшейся вещи, в запечатывании дома от дурных намерений и в напоминании давно забытого. Кроме того, он заметил, что корзиночки развешены таким образом, чтобы человек, подошедший к дверям, подпадал под действие идеально сотворенного магического знака. По сути дела, знак был так умело замаскирован, что Сказитель даже опустился на корточки, чтобы рассмотреть его повнимательнее. В конце концов, он вообще лег, чтобы лучше видеть. Цвета, в которые были раскрашены корзиночки, сходились друг с другом под идеальным углом, отметая случайное совпадение. На входную дверь дома смотрел искусно созданный магический оберег.
Загадка оберега поставила Сказителя в тупик. Зачем создавать столь сильный магический знак – чтоб потом прятать от глаз людских? Сказитель, может, единственный в этих краях способен почувствовать волну силы, исходящую от магических знаков, которые по природе своей пассивны. Если б не могучая сила оберега, то даже Сказитель не заметил бы его. Лежа на досках крыльца и позабыв обо всем, он предавался размышлениям, когда дверь отворилась и из дома выглянул какой-то мужчина:
– Неужель, чужеземец, ты так притомился?
Сказитель мигом вскочил на ноги.
– Я просто восхищался вашим садиком трав. Прекрасный и очень необычный сад, сэр.
– Это все моя жена, – махнул рукой мужчина. – Постоянно возится с этой зеленью. Подстригает, пересаживает, поливает…
Зачем этот человек лжет ему? «Впрочем, нет, он не лжет, – понял Сказитель. – Он ведь не пытается скрыть, что корзиночки образуют знак, а переплетенные ветви связывают его воедино и наполняют силой. Он просто не знает. Кто-то – может быть, его жена, раз этот садик принадлежит ей, – начертил у дверей дома оберег, а он и не подозревает об этом».
– Не знаю, по-моему, лучше быть не может, – ответил Сказитель.
– Я все гадал, как это я умудрился проворонить гостей, ведь ни повозка вроде не подъезжала, ни лошадь. Но, глядя на вас, вижу, вы пришли пешком.
– Именно так оно и есть, – кивнул Сказитель.
– Да и котомка у вас не столь набита, чтоб вы могли что-то предложить взамен.
– Я меняюсь не вещами, – подчеркнул Сказитель.
– Чем же тогда? Что еще, кроме вещей, можно обменять?
– Ну, во-первых, работу, – пожал плечами Сказитель. – Я отрабатываю кров и обед собственными руками.
– Вы слишком стары для бродяги.
– Я родился в пятьдесят седьмом, и до старости еще далеко. Кроме того, у меня есть кое-какие способности, которые могут пригодиться.
Мужчина как будто отступил от него. Хотя на самом деле он и с места не тронулся. Просто глаза его стали далекими.
– Моя жена и я справляемся с работой по дому, пока наши дети не выросли, чтобы помогать. А помощь от посторонних нам не требуется.
Позади мужчины возникла женщина, не женщина даже, а девушка – лицо ее еще не затвердело и не обветрилось, хотя хранило печать торжественной серьезности. На руках она держала младенца.
- Предыдущая
- 25/62
- Следующая
