Тень Гегемона - Кард Орсон Скотт - Страница 24

• Предыдущая
• 24/78
• Следующая

— Ты прекрасно понимаешь мое положение.

— Так кому же вы служите?

— России.

— А разве так не все говорят?

— Так не имеют права говорить те, кто отдал нашу внешнюю политику и военную доктрину в руки ребенка, человекоубийцы и маньяка.

— Все три обвинения равны по силе? — спросила Петра. — Потому что я тоже виновна в том, что я ребенок. И в человекоубийстве тоже — как многие считают.

— Уничтожение жукеров не есть человекоубийство.

— Все равно геноцид. Можете назвать его инсектицидом. Психиатр не понял. Очевидно, он недостаточно хорошо знал общий язык, чтобы понять игру слов, в которую так любили играть девятилетние дети в Боевой школе.

Фургон тронулся.

— Так куда же мы едем, если не домой?

— В убежище, где ты будешь вне досягаемости этого малолетнего чудовища до тех пор, пока не будет вскрыт весь заговор и не будут арестованы заговорщики.

— Или наоборот, — заметила Петра.

Психиатр снова не понял, но потом разобрался.

— Это тоже возможно. Но я — мелкая сошка. Кто догадается искать меня?

— Не такая уж мелкая, если вам подчиняются солдаты.

— Они подчиняются не мне, а другому лицу.

— И кто это?

— Если произойдет несчастный случай и ты попадешь в руки Ахилла и его спонсоров, ты не сможешь ответить на этот вопрос.

— К тому же до того, как меня захватят, вы все погибнете, и ваши имена не будут иметь значения. Я права?

Он посмотрел на нее изучающим взглядом.

— Не надо такого цинизма. Мы рискуем жизнью, спасая тебя.

— И моей жизнью тоже. Он медленно кивнул:

— Хочешь вернуться в свою тюрьму?

— Я только хочу, чтобы вы поняли: очередное похищение — это не то же самое, что освобождение. Вы уверены, что у вас хватит ума, а у ваших людей — верности, чтобы это осуществить. Но если вы ошибаетесь, меня могут убить. Так что да, вы действительно рискуете, но и я тоже — а меня никто не спрашивал.

— Я спрашиваю теперь.

— Выпустите меня из фургона прямо здесь, — предложила Петра. — Буду спасаться сама.

— Нет.

— Понимаю. Я по-прежнему в тюрьме.

— Ты под опекой и защитой.

— Я — признанный гений стратегии и тактики, — сказала Петра. — А вы нет. Так почему командуете вы, а не я?

На это у него ответа не было.

— Так я вам объясню почему. Потому что тут дело не в спасении детишек, похищенных малолетним чудовищем. Дело в том, чтобы избавить Россию от кучи осложнений. Для этого мало, чтобы я была вне опасности. Надо вернуть меня в Армению при благоприятных обстоятельствах, в нужный момент, чтобы с той фракции руководства России, которой служите вы, вина была снята.

— На нас нет вины.

— Я не говорю, что вы лжете, я только говорю, что это для вас важнее, чем спасти меня. Потому что, могу вас заверить, пока мы едем в этом фургоне, я на сто процентов уверена, что меня снова захватит Ахилл и его… как вы их назвали? Спонсоры.

— И почему ты в этом так уверена?

— А какая разница?

— Ты — гений, — сказал психиатр. — Наверное, ты видишь в нашем плане какой-то недосмотр?

— Он очевиден. Слишком много людей о нем знают. Ложные лимузины, солдаты, конвой. Вы точно знаете, что среди этих людей нет внедренных? Потому что если хоть кто-то из них известит спонсоров Ахилла, они уже точно узнают, в какой машине я сижу и куда она едет.

— Они не знают, куда она едет.

— Знают, если водитель — их человек.

— Водитель тоже не знает, куда мы едем.

— Он просто ездит по кругу?

— Он знает только точку первого рандеву. Петра покачала головой.

— Я знала, что вы дурак, потому что пошли в психотерапевты, а это вроде священника в религии, где Бог — это ты сам.

Психиатр побагровел. Это Петре понравилось. Он был дурак и не любил, когда ему это говорили, но ему определенно надо было это услышать, потому что он всю свою жизнь построил вокруг мысли, что он умный, а теперь он играл с настоящей боевой гранатой и думал, что ему хватит ума не погибнуть.

— Да, ты права, водитель знает первый пункт назначения, хотя и не знает, куда мы поедем оттуда. — Психиатр деланно пожал плечами. — Но тут ничего не поделаешь, кому-то надо довериться.

— И вы решили довериться этому водителю, потому что… Психиатр отвернулся.

Петра посмотрела на его спутника.

— А ты что такой разговорчивый?

— Я понимал, — произнес этот человек, запинаясь и подыскивая слова, — что ты был бесить учитель в твоя Боевая школа.

— Ага! — сообразила Петра. — Так ты и есть мозг команды? Человек не понял, но обиделся. Выражение «мозг команды» было ему не знакомо, но он понимал, что Петра хотела его оскорбить.

— Петра Арканян! — сказал психиатр. — Поскольку ты права и я недостаточно хорошо знаю водителя, скажи мне, что я должен был сделать. У тебя есть план получше?

— Конечно, — пожала плечами Петра. — Называете ему точку рандеву и тщательно объясняете маршрут,

— Я так и сделал.

— Это я знаю, — отмахнулась Петра. — В последнюю секунду, загружая меня в фургон, берете руль сами, а водителя пересаживаете в лимузин. А потом едете совсем в другое место. Или того лучше — сворачиваете в ближайший город и выпускаете меня на волю.

Психиатр снова отвернулся. Петра поразилась, как красноречив язык жестов. Никогда бы не подумала, что психиатры не умеют скрывать своих мыслей.

— Люди, которые вас похитили, — начал психиатр, — это ничтожное меньшинство, даже в той тайной организации, на которую они работают. Они не могут быть всюду.

Петра грустно покачала головой:

— Вы русский, вас учили русской истории, и вы всерьез думаете, что тайная служба не может быть повсюду и слышать все? Вы все свое детство только и делали, что смотрели американские фильмы?

Это уже было слишком. Психиатр принял самый авторитетный медицинский вид и выложил свой последний и решающий аргумент:

— А ты — ребенок, совершенно не обученный уважению к старшим. Пусть у тебя блестящие способности, но это не значит, что ты разбираешься в политическом положении, о котором ничего не знаешь.

— Ага, — удовлетворенно заметила Петра. — Аргумент типа: «ты ребенок и жизни не знаешь».

— Как правду ни назови, она правдой быть не перестанет.

— Вы наверняка разбираетесь в нюансах политических речей и маневров. Но это военная операция.

— Это операция политическая, — поправил ее психиатр. — Без стрельбы.

И снова Петру поразило его невежество.

— Стрельба начинается, когда успеха в военной операции не удается достигнуть маневром. Любая операция, направленная на лишение противника ценного имущества, является военной.

— Эта операция направлена на спасение неблагодарной девчонки, чтобы отправить ее к маме и папе.

— Хотите, чтобы я была благодарной? Откройте дверь.

— Дискуссия окончена, — объявил психиатр. — Можешь заткнуться.

— Так вы заканчиваете сеансы с пациентами?

— Я тебе не говорил, что я психиатр.

— Вы учились на психиатра, — сказала Петра. — И потом какое-то время работали, потому что нормальные люди не говорят как психиатры, пытаясь успокоить перепуганного ребенка. А то, что вы полезли в политику и сменили профессию, не значит, что вы вышли из числа тех твердолобых, что ходят в школу шарлатанов и думают, что они ученые.

Этот человек еле сдерживал ярость. Петра даже сладко задрожала от пробежавшего страха. Он сейчас даст ей пощечину? Вряд ли. Скорее он прибегнет к единственному своему неисчерпаемому ресурсу — профессиональной надменности.

— Профаны обычно смеются над науками, которых не понимают, — сказал психиатр,

— Именно это, — согласилась Петра, — я и хочу сказать. Там, где дело идет о военной операции, вы полный новичок. Профан. Дубина. А я — специалист. А вы слишком глупы, чтобы хоть сейчас меня послушать.

— Все идет гладко, — сказал психиатр. — А тебе будет очень неловко, когда будешь извиняться и благодарить меня, садясь на самолет в Армению.

Петра напряженно улыбнулась:

• Предыдущая
• 24/78
• Следующая