Тень Гегемона - Кард Орсон Скотт - Страница 55

• Предыдущая
• 55/78
• Следующая

Самое смешное, что это уважение основывалось на недоразумении. Боб считал, будто Петра обращается с ним как с нормальным человеком, потому что она достаточно мудра и взросла, чтобы не считать его ребенком. На самом же деле она обращалась с ним именно так, как обращалась с детьми. Просто она с детьми обращалась, как со взрослыми. И потому Боб уважал ее за понимание, а на самом деле это было просто счастливое совпадение.

Когда война кончилась, это все уже было не важно. Все знали, что возвращаются домой, — кроме Эндера, как потом выяснилось, и на Земле они уже не рассчитывали видеться друг с другом. В предвкушении будущей свободы осторожность была отброшена. Можно было говорить что хочешь, ни на что не обижаться, потому что через пару месяцев это все не будет иметь значения. Впервые за все время можно было просто наслаждаться жизнью.

И больше всего Петре нравилось общаться с Бобом.

Динк, который одно время дружил с Петрой в Боевой школе, был несколько раздосадован тем, что Петра всегда с Бобом. Он даже обвинил ее — обиняком, чтобы она его окончательно не отшила, — что она к Бобу неровно дышит. Что ж, может быть, он так и думал — половое созревание у него уже началось, и он, как все мальчики этого возраста, считал, что прилив гормонов поменял мыслительные процессы у всех.

Нет, у Петры и Боба было что-то другое. Не как у брата с сестрой или у матери с сыном или еще как-нибудь, как могли бы придумать психоаналитики. Просто… просто Боб ей нравился. Ей столько времени приходилось доказывать задиристым, завистливым и перепуганным мальчишкам, что она умнее и лучше во всем, и абсолютной неожиданностью было общение с человеком настолько уверенным в себе, настолько не сомневающимся в собственном превосходстве, что он совершенно не ощущал Петру как угрозу. Если она знала что-нибудь, чего он не знал, он слушал, внимал, запоминал. Единственный другой человек, похожий на него в этом смысле, — это был Эндер.

Эндер. Вот кого ей иногда страшно не хватало. Она его обучала — и ей за это здорово тогда доставалось от Бонзо Мадрида, который тогда был командиром. А потом, когда стало ясно, кто такой Эндер, и Петра с радостью оказалась среди тех, кто пошел за ним, подчинился ему, отдал ему себя, она втайне помнила, что была другом Эндера еще тогда, когда ни у кого не хватало на это смелости. Она переменила свою жизнь, и хотя многие думали, что она Эндера когда-то предала, он сам никогда так не считал.

Она любила Эндера, и это было смешанное чувство поклонения и тяги, приведшее ее к глупым мечтам о невозможном будущем, о том, чтобы связать свои жизни до самой смерти. Она фантазировала, как они будут вместе воспитывать детей — самых талантливых детей в мире. И быть рядом с самым великим человеком в мире — именно таким она его считала, — и чтобы все знали, что это ее он выбрал своей спутницей до конца дней.

Мечты. После войны Эндер был сокрушен. Сломан. Знать, что именно он истребил муравьеподобных полностью, — это оказалось слишком тяжкой ношей. И она тоже сломалась во время этой войны, и стыд не давал ей подойти к нему, пока не стало слишком поздно, пока Эндера не отделили от всех остальных.

Вот почему Петра знала, что к Бобу испытывает совсем другие чувства. Без мечтаний и фантазий, просто чувство общности. Они с Бобом были одно — не как жена с мужем или, упаси Господь, любовница с любовником, — скорее как правая рука с левой. Они просто были половинками одного целого. Ничего в этом не было особо восхитительного, ничего такого, о чем стоит написать домой. Но на это можно было рассчитывать. Петра думала, что из всех ребят Боевой школы именно с Бобом они останутся дружны.

Они вылезли из шаттла и разъехались по миру. И хотя Греция и Армения довольно близко друг от друга — если сравнить с Шеном в Японии или Горячим Супчиком в Китае, — Боб с Петрой даже не переписывались. Она знала, что Бобу предстоит знакомство с семьей, которой он никогда не знал, а ей надо было снова как-то войти в свою семью. Она не особо томилась по нему или он по ней. И вообще им не было нужды все время видеть друг друга или болтать, чтобы знать: они остаются вместе, как левая рука с правой. Что если ей понадобится чья-то помощь, то обратится она прежде всего к Бобу.

В мире, где не было Эндера Виггина, это значило, что Боб — тот человек, которого она больше всего любит. Что именно его ей будет больше всего не хватать, если с ним что-нибудь случится.

Вот почему она могла притвориться, что ей все равно, доберется ли Ахилл до Боба, хотя это было неправдой. Она все время об этом тревожилась. Конечно, о себе тоже — быть может, даже больше, чем о нем. Но одну любовь своей жизни она уже потеряла, и хотя Петра говорила себе, что детская дружба к двадцати годам уже ничего не значит, вторую она терять не хотела.

Терминал загудел, привлекая внимание.

На дисплее было сообщение:

С такой безапелляционной грубостью мог писать только Ахилл. Она не спала, она думала. Но спорить с ним на эту тему не стоило.

Петра вышла из системы и встала из-за стола.

Был вечер, на улице темнело. Петра действительно унеслась куда-то мыслями. Почти вся дневная смена отдела теории и планирования уже ушла, и группа ночных дежурных занимала места за терминалами. Но и из дневной смены еще кое-кто остался.

Петра перехватила взгляд Вирломи, тоже задержавшейся у терминала. У девушки был встревоженный вид. Значит, она, наверное, ответила на какую-то статью насчет Брисеиды и теперь боялась возмездия. Что ж, имеет право. Кто знает, как будет говорить, писать или действовать Ахилл, если собирается кого-то убить? Лично Петра считала, что он всегда собирается кого-нибудь убить, так что ничто в его поведении тебя не предупредит, если следующий — ты. Шла бы ты домой, Вирломи, и попыталась уснуть. Даже если Ахилл поймал тебя на попытке мне помочь и решил убить, ты ничего не сможешь сделать, так что спи сном младенца.

Петра вышла из огромного сарая-комнаты, где они все работали, и пошла по коридору, как в трансе. Действительно ли она спала, когда Ахилл прислал письмо? Какая разница!

Насколько Петре было известно, только она во всем отделе теории и планирования знала, где находится кабинет Ахилла. Она часто там бывала, но не очень гордилась этой привилегией. У нее была свобода невольницы или пленницы. Ахилл допускал ее в свой личный мир, потому что не считал человеком.

На стене кабинета висел двумерный компьютерный экран, на котором была карта пограничных районов Индии и Бирмы. По мере поступления донесений от войск и данных со спутников операторы обновляли изображение, и Ахилл мог в любой момент туда посмотреть и увидеть самые свежие сведения. В остальном обстановка комнаты была спартанской. Два стула — не мягких, стол, книжная полка и походная кровать. Петра подозревала, что где-то глубже есть уютные апартаменты с мягкой кроватью, абсолютно неиспользуемые. Каков бы ни был Ахилл, сибаритом он точно не был. Личный комфорт его не интересовал — насколько могла судить Петра.

Он не повернулся к ней от дисплея, когда она вошла, но к этому Петра привыкла. Когда он ее подчеркнуто не замечал, она считала это извращенным признаком внимания. Вот когда он смотрел прямо на нее и не видел, тогда она понимала, что ее не замечают.

— Кампания развивается отлично, — сказал Ахилл.

— Идиотский план, и тайцы его разнесут в клочья.

— У них там вроде переворота случилось пару минут назад, — сообщил Ахилл. — Тайский главнокомандующий взорвал юного Сурьявонга. Как видно, тяжелый случай профессиональной зависти.

Петра постаралась не показать сочувствия к бедняге Сурьявонгу и отвращения к Ахиллу.

— Ты хочешь, чтобы я поверила, будто ты не приложил к этому руку?

— Ну, они, конечно, все валят на индийских агентов. Но индийские агенты здесь ни при чем.

— Даже сам чакри?

• Предыдущая
• 55/78
• Следующая