Голубка - Знаменская Алина - Страница 55

• Предыдущая
• 55/61
• Следующая

Предложение Ирину обрадовало, ведь появится немного больше свободного времени для того, чтобы шить, а значит, зарабатывать. Появилось у Ирины одно меркантильное желание, о котором она никому не рассказывала. Однажды, заглянув случайно в ювелирный отдел военторга, она залюбовалась украшениями, среди которых выделила для себя серьги с цветками из белого золота, где по крошечным лепесткам, как роса, блестели и переливались крошечные песчинки бриллиантов.

Именно такие серьги она видела у Калерии Петровны, и ей они понравились, и тоже захотелось когда-нибудь, не сейчас, конечно…

Впрочем, что касается Калерии Петровны, тут Ирине нравилось все. Нравилось, как одевается эта женщина, как обращается с людьми. Одновременно просто и… непросто. Она ведет себя с людьми так, что ей никто не может грубо ответить или накричать, например. Даже отказать в ее просьбе никто не может. И на занятия самодеятельности все ходят, отложив домашние дела, потому что Калерия Петровна просит.

А какой она врач! А просто человек!.. Ах! Ах!

Именно так передразнивал жену лейтенант Топольков, когда та взахлеб начинала рассказывать о старшей подруге.

– Ах! Ах! – закатывал он глаза, а когда получал за это по макушке, принимался хохотать и кружить жену по комнате. А та, прижимая к груди очередное недошитое платье, возмущалась:

– Сережа! У меня же иголки!

– Сколько восторгов! – не унимался Топольков, осторожно опуская жену на табуретку. – Ты напоминаешь мне гимназистку.

– Ты просто мало общаешься с Калерией Петровной! – спорила жена. – А она такая… Она как будто не чужая, а… ну, в общем, я не знаю, что бы я без нее делала.

– Зато я много общаюсь с ее мужем, – уже серьезнее продолжал Сергей. – Мировой мужик. Справедливый.

– Я вот тебе не говорила, но когда ты был в плавании последний раз, у мальчиков поднялась температура…

Сергей испуганно уставился на нее.

– И я не знала, что делать, а Калерия Петровна пришла и все как надо сделала. И ходила каждый день, лечила.

– Что это было?

– Обыкновенная краснуха, но я же не знаю, могла быть и корь.

Лицо Сергея знакомо исказилось, и Ирина постаралась перевести разговор на другое, почувствовав всем нутром его тревогу. Ведь когда он далеко от них, то беспомощен в этом отношении. И где-то на донышке души всегда остается некоторое чувство вины перед семьей за такие длительные отлучки.

Впрочем, Сергей уже понял, что не ошибся. Ирина вопреки его опасениям не стала чужой в этом особом, сложном мире военного городка.

Напротив, она настолько органично влилась в новую жизнь, что результат, как говорится, превзошел все ожидания.

Кроме того, что жена зарабатывает неплохие деньги, практически не выходя из дома, она еще успевает участвовать в художественной самодеятельности!

В том, что Ирине хорошо здесь, конечно же, большая заслуга жены командира, Дробышевой.

Сергей, хоть и подшучивал над восторгами жены, все же осознавал ее правоту.

– Сережа, обедать! – позвала Ирина из кухни. Пацаны активно залопотали из своего манежа, отзываясь на зов матери.

– Это не вам, мужики, – развел руками Сергей и включил радио.

Радио в семье Топольковых служило няней. Дети не любили оставаться в комнате одни, а голос, идущий из черного ящичка, воспринимали как присутствие человека.

Бодрые советские марши их вполне устраивали.

– Нам обещали место в яслях, – делилась новостью Ирина. – Поставили на очередь.

– Здорово, – кивал Сергей, с удовольствием поглощая дымящийся борщ. – Тогда у тебя…

– Тихо! – вдруг перебила мужа Ирина и вся вытянулась в струнку. Он отложил ложку.

По радио передавали репортаж о первомайской демонстрации. Диктор торжественно читал лозунги.

– Что такое? – не понял Сергей.

Ирина приложила палец к губам и потянула мужа за собой. Они выглянули из кухни.

– Слява! Палтия! Налод! – притопывая ножкой, выкрикивал Захар.

– Слява! Палтия! Налед! – вторил ему брат.

После того памятного объяснения на стадионе в семье Дробышевых что-то изменилось. Внешне все шло как обычно. Стиль отношений, выработанный годами, не поменялся, конечно же, но будто бы зазвучал в этой песне дополнительный аккорд, что добавляло новизны в уже сложившееся, устоявшееся.

Оба чувствовали эту новизну и дорожили ею, стараясь как можно больше внимания уделять друг другу. Весна, очень красивая в этих краях, добавляла в жизнь ноту праздника. Но помимо этого, Калерия не могла избавиться от странных, щиплющих душу предчувствий. Что-то волновало ее больше, чем, например, волнует любого человека щебет птиц весной или солнце, вдруг ярко разлившееся после череды хмурых дней.

Она не могла понять, чем вызвано это странное состояние, которое ближе к ожиданию возвращения корабля, чем к его проводам. Но предстояло именно провожать мужа в очередной рейд, а от самой весны и от жизни вообще не предполагалось особо приятных сюрпризов.

Шли дни, которые Калерия Петровна проводила в обычных своих хлопотах – работа, занятия самодеятельностью, дела женсовета, вечерние прогулки с мужем. А внутреннее состояние не менялось – словно кто-то рядом настойчиво пел знакомую с детства песню.

У нее вдруг появилось желание навести блеск в квартире, и она мыла, терла, скребла, чистила. Как-то после дежурства в госпитале решила заглянуть к Топольковым. Она уже не представляла, что может не увидеть этих озорников больше трех дней. Всякий раз эти двое демонстрировали ей свои новые достижения. Они начинали говорить, и их лепет приводил взрослых в неописуемый восторг.

Комната Топольковых преобразилась, превратилась в уютное гнездышко.

На месте железных коек теперь стоял диван с круглыми валиками, у окна стол со стульями и дальше – две детские кроватки с высокими перекладинами.

Два щекастых бутуза протянули руки к знакомой тетеньке.

Ирина сидела у окна с пяльцами и что-то сосредоточенно вышивала. Калерия не стала мешать, сразу окунулась в возню с малышами.

Женщины обменялись гарнизонными новостями, даже слегка посплетничали.

Калерия Петровна накормила детей яблочным пюре, почитала им «Тараканище». Ирина все не могла оторваться от своего занятия, и Калерии стало интересно, что она там вышивает.

– Я тоже одно время увлекалась вышивкой, но теперь это становится редкостью, – заметила она. – Не знала, что ты еще и вышиваешь.

– А я собираю Захара с Ваней в ясли. Хочу, чтобы они у меня были красавчиками. Вышила им по якорю на костюмчиках, а теперь вот платочки украшаю.

Калерия Петровна подошла. Ирина склонилась над пяльцами, поэтому не заметила перемену в лице своей старшей подруги.

Калерия дрогнувшей рукой взяла готовый платочек. Все четыре стороны были аккуратно обшиты голубой каймой, а в верхнем уголке сидели два голубка, держа в клювах розовый бант.

Рой ассоциаций взметнулся в душе. Как будто таинственная машина времени, о которой она читала в каком-то научно-фантастическом романе, раскручивала дни назад. С ускорением, все быстрее и быстрее, и от этого ускорения невозможно кружилась голова и сжимало сердце.

– Какой интересный рисунок… Ты сама придумала?

– Нет, срисовала. Вот, посмотрите. Нравится?

И девушка вытащила из шкатулки пожелтевший от времени платочек.

Когда Калерия взяла его в руки, Ирина заметила, как мелко дрожат пальцы у гостьи.

– Что с вами, Калерия Петровна? Вам плохо?

– Где ты его взяла?

– Няня в Доме ребенка отдала. Это моя мама вышивала. А что?

– Твоя… мама?

– Ну да. Эти платочки были в моих вещах, когда меня принесли в Дом ребенка. Потом, когда нас отправляли по детским домам, нянька мне отдала.

– Ира… в каком месяце ты родилась? В каком городе?!

– В апреле, в Курске. А что?

Ирина с тревогой наблюдала за происходящей с женщиной переменой. Зажав рукой рот, та, совершенно бледная, отступала в коридор, натыкаясь на раскиданные детьми игрушки. В прихожей столкнулась с вернувшимся со службы Топольковым, молча выскользнула на лестничную площадку, не ответив на его приветствие…

• Предыдущая
• 55/61
• Следующая