Святослав - Каргалов Вадим Викторович - Страница 24

Надеялся магистр и на то, что часть войска князя Святослава, тяготясь бесполезным стоянием под стенами Аркадиополя, разойдется по окрестностям для грабежей и захвата пленников. Варваров станет меньше, и их будет легче разгромить в сражении.

Расчеты Варды Склира как будто оправдывались. Стража ежедневно уведомляла, что большие отряды конницы покидают стан князя Святослава.

Возле крепостных стен варвары вели себя беспечно. Ночью два сотника катафрактов пробрались в заросли, к местам будущих засад, и благополучно возвратились в крепость. И Варда Склир решил: "Пора!"

Перед рассветом два полка тяжелой конницы катафрактов вышли из ворот Аркадиополя, их поглотили заросли. Варда Склир с крепостной стены напряженно вглядывался в редеющую мглу, прислушивался, не поднимется ли тревога в стане руссов, не раздадутся ли крики и лязг оружия, но все было тихо. Руссы не заметили движения засадных полков. Если бы мог знать Склир, что в этот самый час в шатре князя Святослава собрались воеводы и князь удовлетворенно говорит:

— Змея выползла из норы. Греки по обычаю своему поставили засады. Не следует мешать им, иначе они опять спрячутся за стенами. Пусть будет тихо, совсем тихо…

О, если б знал об этом магистр Варда Склир!..

Князь Святослав торжествовал. Близилось решительное сражение. Ведь главное на войне не захват обширных областей, но разгром неприятельского войска. Нелегко было вынудить хитрого грека Склира покинуть свое каменное убежище. Ради этого стоило пренебречь даже опасностью ударов засадных полков. Греки должны глубоко увязнуть в сражении, иначе они опять отступят и придется штурмовать каменные стены, обороняемые многочисленным гарнизоном.

Но Святослав не подозревал, что в засадные полки магистр выделил добрую половину отборного войска, а потому их натиск окажется много опаснее, чем ожидалось.

Ворота Аркадиополя распахнулись, выпуская в поле византийское войско.

Магистр Склир спокойно смотрел с крепостной стены, как князь руссов выстраивает своих варваров. Он выдвинул вперед конницу: в середине — своих собственных всадников в доспехах, по краям — толпы легкоконных венгров и печенегов, которых легко увлечь притворным отступлением под удары засадных полков, а потом, сдавив с обеих сторон, опрокинуть на тяжелую конницу князя Святослава. Русской и болгарской пехоты пока не было видно, и Склир подумал, что она оставлена для охраны лагеря. Это непоправимая ошибка князя Святослава. Конница руссов будет разгромлена быстрее, чем пехота придет на помощь!

Магистр не знал, что русские и болгарские пехотинцы глубокой фалангой встали сразу за дружинной конницей и потому расчленить войско Святослава не удастся…

Сражение началось яростной атакой тяжеловооруженных всадников патриция Алакаса. Он ударил на печенегов, которые стояли на правом фланге князя Святослава. Навстречу катафрактам полетело множество стрел, но закованные в броню всадники и кони были неуязвимы. Печенеги начали заворачивать коней, спасаясь от длинных копий катафрактов. Однако печенежские вожди вовремя заметили, что нападавших немного, и прекратили отступление. Толпы печенегов начали окружать катафрактов Алакаса, и они медленно попятились, не нарушая строя и не позволяя приблизиться для сабельной рубки — беснующихся печенегов встречали острия копий. Так, медленно отступая и почти не неся потерь, Алакас уводил печенегов к зарослям, в которых укрылся засадный полк. Сначала из зарослей показался сплошной ряд длинных копий, затем, ломая ветки, вынеслись всадники.

Печенеги обратились в бегство. Часть кинулась назад, подальше от сечи, а остальные, подгоняемые копьями катафрактов, в беспорядке покатились к русской дружинной коннице, угрожая захлестнуть ее своей массой и нарушить боевой строй.

Наступал решающий момент битвы. Правое крыло Святослава разгромлено, нужно обрушиться на центр, где стоит русская конница. Но магистр не успел отдать приказ. Тяжелая конница руссов сама двинулась вперед, а слева, обгоняя ее, понеслись на византийцев легкоконные венгры.

Нападение венгров было яростным, но не очень опасным. Железные ряды катафрактов только слегка подались назад и тут же, получив подкрепление, вернули потерянное пространство. Однако отважные венгры сделали свое дело.

Русские дружинники пропустили сквозь свои ряды бегущих печенегов и снова сомкнули строй.

Началось самое страшное, что вообще возможно на войне, — смертельная рубка закованных в броню всадников, одинаково сильных и умелых.

Военное счастье попеременно склонялось то на одну, то на другую сторону, в зависимости от того, руссы или греки получали подкрепления.

Подоспела русская и болгарская пехота, и Варде Склиру тоже пришлось ввести в дело пехотные полки.

Варда Склир вдруг с ужасом понял, что вопреки его намерениям в сражение втянулось почти все византийское войско и что, если не переломить хода битвы, он останется полководцем без армии. Византийцам приходилось платить жизнью за жизнь, а не одной жизнью катафракта за десятки одетых в шкуры варваров, как они привыкли, и это было страшно…

Варда Склир запоздало подумал, что, может быть, именно к такому исходу стремился князь руссов — истребить в полевом сражении отборное императорское войско, чтобы потом идти к беззащитному Константинополю…

Но еще не все потеряно! Магистр приказал трубить в трубы и стучать в барабаны. Еще один засадный полк выехал из зарослей и обрушился на левый фланг руссов. Весы победы качнулись в сторону Варды Склира, русские дружинники начали медленно отходить. Но боевой порыв засадного полка уже иссякал. Вместо ошеломленных неожиданностью, утомленных битвой русских всадников он натолкнулся на глубокую фалангу русской и болгарской пехоты, пробиться через которую оказалось невозможно. Погибали катафракты в бесплодных атаках, а русские и болгары стояли, прикрываясь своими большими щитами, а в их рядах не видно было брешей.

"Напрасно! Все напрасно!" — в отчаянии шептал Варда Склир, в очередной раз бросая вперед катафрактов. Обреченно и устало накатывались валы катафракторной конницы на строй руссов, оставляли на пыльной вытоптанной траве всадников и коней.

А позади фаланги в полной безопасности перестраивалась и приводила себя в порядок тяжелая русская конница, возвратившиеся после бегства печенеги накапливались на флангах.

Сражение было проиграно. Это стало ясно Варде Склиру, когда предводители катафрактов сообщили о потерях. Нужно отступать, чтобы спасти уцелевших воинов, чтобы неудачная битва не превратилась в непоправимую трагедию!

Искусными маневрами Варда Склир вывел войско из-под ударов, еще раз подтвердив свое полководческое дарование. Об этом отступлении, почти безнадежном, будут с восхищением писать историки и знатоки военного дела.

Но магистр не испытывал удовлетворения. Трагедия все-таки произошла: в Аркадиополь вернулась с поля битвы лишь малая часть воинов.

Константинополь попросту некому было защищать!

В то лето многие заботы обрушились на императора Иоанна Цимисхия. С запада приближались страшные своей многочисленностью и варварской отчаянной храбростью полчища князя руссов Святослава. Вопреки ожиданиям Святославу удалось не только собрать, но и удержать под своими знаменами разноязыкие варварские народы. В его полках стояли плечом к плечу руссы и болгары, печенеги и венгры. Произошло самое ужасное из того, что могло произойти: объединение варваров против империи!

Кто же он такой, князь руссов Святослав, если невозможное сделал возможным и существующим? Какие злые варварские боги подняли его на вершину полководческого искусства?

Магистр Варда Склир, на которого возлагалось столько надежд, позволил обескровить свое войско в ненужном сражении под Аркадиополем и теперь сидит как суслик в каменной норе. Остальные войска увязли в сражениях с арабами на просторах Малой Азии. Смятение и растерянность царили в столице. Племянник убитого императора, полководец Варда Фока, поднял опасный мятеж в Малой Азии, а Лев Фока бежал из ссылки и принялся подбивать на восстание стратиотов Фракии, обещая им титулы, чины и земельные владения. У мятежников оказались сторонники даже в Константинополе. Люди шептались, что хоть прошлый император не очень заботился о народе, но таких бедствий при нем не было, и, может быть, он не допустил бы варваров до порога Константинополя. На могиле Никифора Фоки кто-то высек ночью стихотворную надпись, взывавшую к нему как к спасителю империи: