Святослав - Каргалов Вадим Викторович - Страница 29

Единственное, что мог противопоставить император дерзости руссов, — это многочисленные сторожевые заставы, бодрствовавшие теперь днем и ночью.

Недели тянулись, незаметно складываясь в месяцы… Прошел июнь, на вторую половину своей быстротекущей жизни покатился июль, а над воротными башнями Доростола по-прежнему развевались стяги князя Святослава…

Чтобы найти правильный путь, нужно остановиться и оглядеться.

Князь Святослав мысленно перебирал события последнего года, искал ошибочный поворот, который завел его в каменную ловушку Доростола, и не находил.

Все сделанное представлялось правильным и единственно возможным.

Необходимо было воевать Фракию и Македонию, чтобы показать императору Иоанну Цимисхию, избалованному победами над восточными народами, силу Руси. И мирный договор был необходим, потому что не штурмовать стены Царьграда шли русские рати, но лишь отвадить византийцев от Болгарии. И воеводу Сфенкела нельзя было не поставить в Преславе, ибо лишь под надежным присмотром царь Борис сохранял вассальную верность: глаза у царя, как у стрекозы, смотрели во все стороны.

Пожалуй, единственное, что надо было сделать, — еще зимой, не дожидаясь установления водного пути, позвать из Руси новые рати. Князь Святослав собирался это сделать. Но воеводы отговорили. Принялись доказывать, что подобного никогда не бывало, что зимой ратники не привыкли выходить в походы, и у Святослава не хватило тогда твердости, чтобы отмести их возражения. Может, успокоился прошлыми славными победами, уверовал в свой неизменно счастливый жребий?

Но кто мог знать, что Цимисхий вероломно нарушит свои клятвы?!

Князь Святослав понимал, что здесь, под Доростолом, император сильнее. У него больше воинов, и в кольце окружения не видно слабых мест.

Если бы Святослав был только полководцем, он бы давно завязал с греками мирные переговоры, чтобы не подвергать войско тяготам дальнейшей осады.

Но князь Святослав был не только полководцем, но и правителем огромной державы, вверившей ему свою судьбу и свое войско. Поля его сражений простирались далеко за пределы окрестностей Доростола и даже за пределы Болгарии, и общая картина войны представлялась Святославу несколько по-иному, чем можно было ее увидеть с крепостной стены.

У императора Иоанна Цимисхия был ненадежный тыл. Осаждая Доростол, император то и дело вынужден был оглядываться назад, тревожиться о том, что делается в покинутой им Византии. В ненадежном тыле — слабость Цимисхия, которая могла свести на нет все его военные успехи. Каждый лишний день осады увеличивал опасность мятежа внутренних врагов императора, а счет уже идет не на дни и даже не на недели, а на месяцы!

Вот почему князь Святослав отклонял советы воевод и упрямо повторял:

"Ждать! Ждать!"

А советов было много, и все они с военной точки зрения были разумными. Одни предлагали тайно, под покровом ночи или в непогоду, сесть на ладьи и уплыть к устью Дуная. Другие считали возможным силой прорвать кольцо блокады и уйти в леса и горы Болгарии, жители которой благожелательны к руссам и ненавидят греков. Третьи настаивали на немедленном мире с императором, чтобы потом, собрав новое войско, возобновить войну. Четвертые, самые отважные и безрассудные, призывали выйти в поле и погибнуть с оружием в руках, чтобы поддержать славу руссов, никогда не склонявших головы перед врагами. Но никто не говорил о продолжении обороны Доростола, потому что дружинники сварили в котлах последних коней и голодали…

Князь Святослав терпеливо выслушивал советы, но отвечал всем одинаково: "Ждать! Будем ждать!" Воеводы недоумевали. На что надеется князь?

Князь Святослав дождался своего часа. Верный человек, пробравшийся ночью через византийские заставы, принес в Доростол вести о новом мятеже Льва Куропалата, брата убитого Цимисхием императора Никифора Фоки. Пришло время действовать. Пришло время доказать Цимисхию, что войско руссов еще достаточно сильно и может при желании оборонять Доростол бесконечно долго, а потому лишь заключение необременительного для руссов мира освободит императора от связавшей его по рукам и ногам осады. А чтобы императору легче было расстаться с честолюбивыми надеждами, нужно еще раз ударить его, и ударить покрепче…

Князь Святослав догадывался, что император Цимисхий по-прежнему возлагает большие надежды на метательные орудия, которые постепенно подтягивались все ближе к Доростолу и вот-вот должны были начать свою разрушительную работу. Нужно выбить из рук Цимисхия это опасное оружие!

В полдень 19 июля, когда византийская стража, отягощенная выпитым за обедом вином и разморенная зноем, утратила бдительность, руссы неожиданно выбежали из ворот. Метательные орудия оказались в их руках. Начальник стражи Иоанн Куркуас, родственник императора, успел вскочить на коня и кинулся со своими воинами на выручку. Но конь его споткнулся в рытвине, сбросил всадника. Руссы, привлеченные позолоченными доспехами Иоанна Куркуаса, приняли его за самого императора, яростно набросились на упавшего и изрубили на части вместе с доспехами. Жарким пламенем вспыхивали деревянные рамы катапульт и баллист. Рассеченные топорами, ремни и веревки из воловьих жил шевелились в огне, как паучьи ноги.

Подоспевшие катафракты сумели отбить раненых, которых руссы волоком подтащили к городу, но останки императорского родственника руссы унесли с собой. На позор византийцам они водрузили отрубленную голову Иоанна Куркуаса над воротной башней и с торжествующими криками указывали на нее подъехавшим к стенам катафрактам. Стратиоты шептались, что магистр Иоанн Куркуас понес наказание за безумные преступления против христианских храмов: он ограбил в Мизии многие церкви, а святые сосуды переплавил в слитки. Среди военачальников Цимисхия было немало людей, совершивших подобные подвиги, и страх небесного возмездия охватил грешников…

20 июля руссы под предводительством Икмора, знаменитого воина, занявшего место убитого Сфенкела, снова вышли из города. Густая фаланга руссов долго сражалась с катафрактами и нанесла им тяжелые потери. Все меньше в войске Цимисхия находилось храбрецов, желавших очертя голову бросаться на копья руссов. Только гибель Икмора от меча одного из телохранителей императора, Анемаса, сына предводителя критян, смутила руссов. Они неторопливо отошли.

Византийцы, осматривая убитых руссов, обнаружили среди воинов женщин, которые в доспехах и с копьями сражались так же храбро, как мужчины. И снова в страхе зашептались стратиоты: "Можно ли вообще победить народ, у которого мужчины и женщины одинаково мужественны?" Император Цимисхий велел объяснять, что женщин князь Святослав послал в поле только потому, что у него осталось совсем мало воинов. Но этим объяснениям мало кто поверил, потому что все видели своими глазами, как много руссов благополучно возвратилось в Доростол.

Ночью, когда взошла луна, руссы вышли на равнину, неторопливые и угрожающе безмолвные. Они собрали тела своих убитых товарищей и сожгли на кострах, разложенных у стены. Византийцы издали смотрели на это ужасное зрелище, не осмеливаясь помешать тризне. Волхвы резали черных петухов и бросали их в воды Дуная, чтобы боги проявили благосклонность к душам погибших воинов…

Князь Святослав готовился к новому сражению. Чтобы воодушевить войско, он собрал воевод и выборных от каждой сотни и произнес речь:

— Погибнет слава, спутница русского оружия, без труда побеждающего соседние народы и без пролития крови покоряющего целые страны, если мы теперь постыдно уступим грекам! С храбростью предков наших и с верой, что русская сила непобедима, сразимся мужественно за жизнь нашу! У нас один обычай — жить победителями или умереть со славой!

— Слава не погибнет! — сурово заверили воеводы и поклялись сложить головы, но не посрамить земли Русской. Следом за ними принесли клятву все воины, а волхвы скрепили клятвы новыми жертвоприношениями…