Искатель. 1965. Выпуск №2 - Жемайтис Сергей Георгиевич - Страница 12

• Предыдущая
• 12/45
• Следующая

В один не слишком погожий и не слишком хмурый, не слишком знойный и не слишком студеный день по пустынным горам с суматошной скоростью катил допотопный, потрепанный «форд». От лязга и скрежета его металлических частей взмывали вверх трясогузки в рассыпчатых облачках пыли. Уползали с дороги ядовитые ящерицы. С шумом и грохотом «форд» все глубже вторгался в дремучую глухомань.

Старина Уил Бентлин оглянулся назад с переднего сиденья и крикнул:

— Сворачивай!

Круто переложив руль, Боб Гринхилл бросил машину за рекламный щит. И тотчас оба повернулись. Они глядели на дорогу, выставив головы над гармошкой сложенного верха, и заклинали поднятую колесами пыль:

— Успокойся! Ложись! Ну, пожалуйста!

И пыль медленно осела.

Как раз вовремя.

— Пригнись!

Мимо них с таким видом, точно прорвался сквозь все девять кругов ада, прогремел мотоцикл. Над лоснящимся смазкой рулем в стремительном броске навстречу ветру сгорбилась фигура — человек с изборожденным складками, чрезвычайно неприятным лицом, в защитных очках, насквозь пропеченный солнцем. Рычащий мотоцикл и человек промчались по дороге.

Старики выпрямились в своей машине, перевели дух.

— Счастливого пути, Нед Хоппер, — сказал вслед мотоциклу Боб Гринхилл.

— Почему? — спросил Уилл Бентлин. — Почему он всегда хвостом тянется за нами?

— Уилли-Уильям, раскинь мозгами, — ответил Гринхилл. — Мы же его удача, его козлы отпущения. Зачем ему упускать нас, если погоня за нами делает его богатым и счастливым, а нас бедными и умудренными?

И они с невеселой улыбкой поглядели друг на друга. Чего не сделала с ними жизнь, сделали размышления о ней. Тридцать лет прожито вместе под знаком отказа от насилия, то бишь от труда. «Чувствую, жатва скоро», — говаривал Уилли, и они покидали город, не дожидаясь, когда созреет пшеница. Или: «Вот-вот яблоки начнут осыпаться!» И они удалялись миль этак на триста — чего доброго, в голову угодит.

Повинуясь руке Роберта Гринхилла, машина медленно, точно укрощенная лавина, сползла обратно на дорогу.

— Уилли, дружище, не падай духом.

— Я уже перестал давно падать духом, — сказал Уилл. — Теперь мной владеет дух примирения.

— Примирения с чем?

— Что мне сегодня попадется клад — сундук консервов и ни одного ключа для консервных банок. А завтра — тысяча ключей и ни одной банки бобов.

Боб Гринхилл слушал, как мотор беседует сам с собой под капотом: словно старик шамкает о бессонных ночах, дряхлых костях, истертых до дыр сновидениях.

— Невезение не может длиться бесконечно, Уилли.

— Ясное дело, однако оно старается изо всех сил. Мы с тобой продаем галстуки, а кто через улицу сбывает такой же товар на десять центов дешевле?

— Нед Хоппер.

— Мы находим золотую жилу в Тонопа, кто первым подает заявку?

— Старина Нед.

— Всю жизнь льем воду на его мельницу, не так, что ли? Теперь уже поздно замышлять что-нибудь для себя, что не пошло бы впрок ему.

— Самое время, — возразил Боб, уверенно ведя машину. — Только вся беда в том, что ни ты, ни я, ни Нед, никто из нас до сих пор точно не знает, что же нам, собственно, надо. Мы мотались по всем этим городам-химерам, высматривали, хватали. И Нед высматривает и хватает. А ведь ему это вовсе не нужно, он потому и старается загрести, что мы стремимся. Загребет, но только мы унесем ноги, как и он все бросает и тянется за нами, надеется еще какой-нибудь хлам раздобыть. Вот увидишь, в тот день, когда мы поймем то, что нам надо, Нед шарахнется от нас прочь раз и навсегда. А впрочем, черт с ним! — Боб Гринхилл вдохнул свежий, как утренняя роса, воздух, струившийся над ветровым стеклом. — Все равно здорово. Небо. Горы. Пустыня и…

Он осекся.

Уилл Бентлин взглянул на него.

— Что случилось?

— Почему-то… — Боб Гринхилл вытаращил глаза, а его дубленые руки сами медленно повернули баранку, — мы должны… свернуть… с дороги…

«Форд» содрогнулся, переваливая через обочину. Они плюхнулись в пыльную канаву, вынырнули и очутились на вздернутом над пустыней сухом мысу. Боб Гринхилл, будто в трансе, протянул руку и повернул ключ зажигания. Старик под капотом перестал сетовать на бессонницу и задремал.

— Объясни, зачем ты это сделал? — спросил Уилл Бентлин.

Боб Гринхилл недоверчиво смотрел на баранку, стиснутую его руками, которые вдруг обнаружили такую интуицию.

— Что-то заставило меня. Зачем? — Он поднял глаза. Он расслабился, и взгляд его перестал быть напряженным. — Вероятно, только затем, чтобы полюбоваться этим видом. Отличный вид. Все как миллиард лет назад.

— Не считая города, — сказал Уилл Бентлин.

— Города? — повторил Боб.

Он повернулся. Вот пустыня, и вдали горы цвета львиной шкуры, и совсем, совсем далеко, взвешенное в волнах горячего утреннего песка и света, плавало некое видение, смутный набросок города.

— Это не Феникс, — сказал Боб Гринхилл. — До Феникса девяносто миль. А других городов поблизости нет.

Уилл Бентлин зашуршал лежащей на коленях картой. Проверил.

— Верно… нет других городов.

— Сейчас лучше видно! — воскликнул вдруг Боб Гринхилл.

Они поднялись в полный рост над запыленным ветровым стеклом, глядя вперед, подставив ласковому ветру иссеченные лица.

— Постой, Боб. Знаешь, что это? Мираж! Ясное дело! Особенное сочетание света, атмосферы, неба, температуры. Город где-нибудь за горизонтом. Видишь, как он колышется и становится то темнее, то ярче? Он отражается в небе, как в зеркале, и возвращается вниз как раз тут, так что мы его видим. Мираж, чтоб мне лопнуть!

— Такой огромный?

Уилл Бентлин измерил взглядом город, который в этот самый миг из-за порыва ветра и песчаной зыби стал еще выше, отчетливее.

— Всем миражам мираж! Это не Феникс. И не Санта-Фе, и не Аламогордо. Погоди… И не Канзас-Сити…

— Еще бы, до него отсюда…

— Верно. Да ты погляди на эти дома. Высоченные! Самые высокие в мире. Во всем свете только в одном месте есть такие.

— Ты хочешь сказать… Нью-Йорк?

Уилл Бентлин медленно кивнул, и оба молча продолжали рассматривать мираж. Освещенный утренней зарей город, высокий, сверкающий, был виден как на ладони.

— Да, — сказал, наконец, Боб. — Здорово!

— Здорово, — подтвердил Уилл.

— Но, — чуть погодя добавил он шепотом, словно боясь, что город услышит, — что он тут делает, в Аризоне? В трех тысячах милях от дома, невесть где?

Боб Гринхилл смотрел и говорил:

— Уилли, дружище, никогда не задавай природе вопросов. Ей не до тебя, знай себе сидит, занята своим делом. Скажем, что радиоволны, радуги, северные сияния и все такое прочее — словом, какая-то чертовщина сделала этакий огромный снимок Нью-Йорка и проявила его тут, за три тысячи миль, только для нас и как раз в утро, когда мы нуждаемся в поднятии духа.

— Не только для нас. — Уилл повернул голову вправо. — Погляди-ка!

Немая лента странствий отпечаталась на крупитчатой пыли скрещенными черточками, углами и другими таинственными знаками.

— Следы шин, — сказал Боб Гринхилл. — Знать, немало машин сворачивает сюда.

— Ради чего, Боб? — Уилл Бентлин выпрыгнул из машины, опустился на землю, топнул по ней, повернулся, упал на колени и коснулся земли неожиданно и сильно задрожавшими пальцами. — Ради чего, ради чего? Чтобы посмотреть мираж? Так точно! Чтобы посмотреть мираж!

— Ну?

— Ты только представь себе! — Уилл выпрямился и загудел, как мотор. — Ррррррр! — Он повернул воображаемую баранку. Затрусил вдоль машинного следа. — Ррррррр! Ииии! Торможу! Роберт, Боб, понимаешь, на что мы напали?! Глянь на восток! Глянь на запад! Это же единственное на много миль место, где можно свернуть с шоссе и сидеть любоваться!

• Предыдущая
• 12/45
• Следующая